Свекровь ЛГАЛА О БОЛЕЗНИ, и я это ЗНАЛА. Почему я приняла решение МОЛЧАТЬ?

Часть 1. НА КРАЮ ПРОПАСТИ
Две полоски. Марина прижала ладонь к пока еще плоскому животу, и по щекам у нее потекли слезы — тихие, счастливые.
«Андрей будет так рад», — думала она, представляя, как вечером преподнесет ему эту новость как самый дорогой подарок.
Вечер, однако, пошел не по плану.
— Дорогие мои, — голос свекрови, Анны Викторовны, дрожал с самой что ни на есть театральной проникновенностью. Она сидела на их бирюзовом диване, сжимая в руках платок, и казалась внезапно постаревшей и хрупкой. — У меня обнаружили опухоль.

Воздух в гостиной сгустился, стал вязким и тяжелым. Андрей, только что сияющий от предвкушения ужина, побледнел.
— Мама, что ты говоришь? Какая опухоль? — его голос сорвался.
— В груди, — прошептала Анна Викторовна, опуская глаза. — Нужна срочная операция. Врач сказал, что счет идет на недели.
Марина онемела. Ее радость, такая хрупкая и новая, будто треснула и рассыпалась в прах. Она машинально встала, обняла свекровь, чувствуя, как та мелко дрожит.
— Все будет хорошо, мама, — сказал Андрей, уже собранный и решительный. — Мы сделаем все, что нужно. Лучшие врачи, лучшая клиника. Марина, ты же не против, если мама поживет у нас какое-то время? Ей сейчас лучше не оставаться одной.
«А я? А наша новость?» — кричало внутри Марины. Но она лишь кивнула: «Конечно, пусть остается».

Ее беременность, о которой она так мечтала три долгих года, была отодвинута на второй план в одно мгновение. Весь мир семьи сузился до диагноза Анны Викторовны. Андрей ночевал на работе, добывая деньги на «чудо-специалиста» из частной клиники. Марина стала сиделкой, кухаркой и психологом.
Она варила куриный бульон, разговаривала со врачами по телефону, выслушивала бесконечные жалобы свекрови на судьбу. А по ночам, прижимая руки к животу, шептала: «Держись, малыш. Все наладится». Но не налаживалось. Стресс сжимал ее тисками, по утрам мутило от усталости, а не от токсикоза.
Однажды утром, выйдя на балкон подышать, она услышала приглушенный смех из сада. Анна Викторовна, закутанная в дорогой кашемировый плед, расхаживала по дорожке, оживленно болтая по телефону.

— …Представляешь, Лерка, как я вжилась в роль! — звенел ее голос, полный жизни и насмешки. — Невестка моя, бедная, носит мне бульоны, а сама зеленеет, бедолага. Андрей чуть ли не ночует в офисе, лишь бы маму спасти. Операция? Да какая операция! Я вчера у косметолога была, ботокс колола. Врач мой, старый друг, бумажку о диагнозе за бутылочку крепкого написал.

Марина застыла, вцепившись пальцами в холодные перила балкона. Мир перевернулся. Не было никакой болезни. Не было страданий. Была лишь холодная, выверенная инсценировка, чтобы отнять у нее и Андрея их счастье. Чтобы снова стать центром вселенной своего сына.
Гнев был таким сильным, что она едва не закричала. Войти сейчас и выложить все, устроить сцену. Показать этому эгоистичному монстру, на что она способна.
Но тут дверь в гостиную открылась.
— Марин, ты где? — позвал Андрей. Он выглядел измотанным, под глазами — синяки усталости. — Мама говорит, что голова болит, можешь поискать те таблетки? И… знаешь, я тебя очень ценю. Спасибо, что ты есть. Без тебя я бы не справился.

Он обнял ее, и в его объятиях она почувствовала всю его любовь и доверие. Тот самый монстр, которым она могла стать, вдруг отступил. Если она сейчас все расскажет, он не поверит. Или поверит, но это будет взрыв, который разнесет их семью в щепки. Он будет разрываться между любовью к жене и чувством долга к матери, и в конце концов возненавидит обеих.
Но и молчать она больше не могла. Постоянный стресс сказывался на ней, похудела, стала бледной. Врач на осмотре уже хмурился, говоря о тонусе.
Она стояла на краю пропасти. С одной стороны — правда, которая сделает ее монстром в глазах любимого человека. С другой — молчание, которое медленно, но верно губит ее и ее ребенка.

Часть 2. Я СПАСАЮ СВОЮ СЕМЬЮ
Войдя в дом, она прошла в комнату свекрови. Андрей был на кухне, заказывал продукты.
Анна Викторовна лежала на кровати, с трагическим выражением лица листая глянцевый журнал.
— Анна Викторовна, — тихо начала Марина, закрывая за собой дверь. — Я была на балконе.
Лицо свекрови на мгновение застыло, в глазах мелькнула паника, но тут же сменилась привычной маской страдания.
— Что ты хочешь сказать, милая? Голова у меня раскалывается…

— Я слышала ваш разговор с Валерией, — Марина говорила спокойно, глядя ей прямо в глаза. — Про ваше притворство, про врача, который написал вам справку.
Анна Викторовна побледнела, ее губы задрожали.
— Ты все неправильно поняла! Я просто…
— Не надо, — отрезала Марина. Ее голос был стальным. — У меня есть два варианта. Первый — пойти сейчас к Андрею и все ему рассказать. Вы представляете, что будет? Он будет раздавлен. Он вам никогда этого не простит.
Она сделала паузу.

— Второй вариант — вы сегодня же собираете вещи и под благовидным предлогом — скажем, что нашелся супер-специалист в другом городе, к которому вы срочно уезжаете — возвращаетесь к себе. Вы «выздоравливаете» через месяц, благодаря «чудо-лекарству», которое вам там подобрали. И мы обе делаем вид, что ничего не было.
— Ты шантажируешь меня? — прошипела свекровь.
— Я спасаю свою семью, — поправила ее Марина. — И ваши отношения с сыном. Выбирайте.
Она развернулась и вышла из комнаты, не дожидаясь ответа. Руки у нее тряслись, но на душе было странно спокойно. Она не стала монстром. Она стала защитницей своего ребенка, своего мужа и даже, как это ни парадоксально, его матери от нее самой.

Через два часа Анна Викторовна, ссылаясь на срочный звонок от подруги-врача из Санкт-Петербурга, собрала чемодан. Андрей был в легкой панике, но Марина мягко успокоила его: «Если ей там смогут помочь, это прекрасно, дорогой».
Дверь закрылась. В квартире воцарилась тишина. Андрей сел на диван и закрыл лицо руками.
— Боже, какой кошмар… Я так за нее боюсь.
Марина подошла к нему, взяла его руки и приложила к своему животу.
— Теперь можешь бояться за нас, — тихо сказала она. — Мы ждем ребенка. А твоя мама обязательно поправится. Я это точно знаю.
Он смотрел на нее с широко раскрытыми глазами, в которых смешались шок, невыразимая радость и облегчение. И в этой тишине, полной недосказанности, уже зрела новая, настоящая история их семьи.