А ему хотелось, но не с чем было приезжать к Веньке. Рассказывать ему о судимостях, о сроках, которые он мотал? А ведь Зуб примером ему был в детстве и юности, Венька во всем подражал ему, пытался быть таким же – сильным, уверенным и независимым.
И нахлынули воспоминания так осязаемо: запах сена, плеск рыбы на ночной реке, облака, на которые смотрели они, лёжа в высокой траве, мечтая о будущем, о светлом будущем для себя.
Это Венька однажды пришел пешком к нему в больницу за десять километров, когда вырезали Зубу, тогда ещё Сергею, аппендицит. Принес друг жареную картошку с грибами. Картошку тогда отправили с ним обратно, оставить не разрешили. Венька сидел, озирался в его палате, стесняясь и глупо улыбаясь, а потом махал и махал стоящему в окне другу. Картошку он съел сам по дороге назад, но все равно Зуб помнил поступок друга всю жизнь.
Никто никогда больше Зубу вот так картошку не приносил.
Друг! Его настоящий друг Венька. Единственный настоящий друг за всю долгую и непутевую его жизнь! И теперь перед ним – его сын…
Гость его лежал тихо. Может спал? За стенами все ещё бушевала пурга. Надо было встать, откопать снег, иначе занесет сильно.
Зуб злился на себя за то, что так и не принял решения. Он поднялся, взял лопату, открыл дверь, начал отбрасывать снег.
Нет, его гость не спал, он зашевелился в углу, предложил помощь, но Зуб отказался.
– Вот скажи – что будет если деньги эти ты потеряешь? – спросил раздраженный сам на себя Зуб, когда опустился на скамью.
– Не потеряю. Умереть могу, а потерять – нет.
– Ну, а умереть… Вот не нашел бы ты зимовья этого, замёрз бы. И что тогда?
.– Со мной?
– Да не с тобой, а с деньгами этими. Ну, не получили б люди пенсию месяц. Чтоб изменилось? Да ничего. Как были нищими, так и остались бы.
– Замёрз бы, так нашли б по весне. Может и уцелели б деньги.
– Дубина ты! Не о том я. Бери мешок, жену, дочку, да уезжай. Жить будешь, как царь. Дом купишь у моря. Документы сейчас – не проблема. Думай головой! Чокнутый!
Парень пожал плечами, пошевелил дрова в печи.
– Не мои это деньги. Нельзя так, – сказал тихо, но уверенно.
– Знаешь, что думаю я? Идиотами вы тут родились, идиотами и остались. Жизни не знаете! Не видели. Вам деньги вообще не нужны. Зачем они вам? Комбикорма коровам купить, да калоши в автолавке? Ну, так это копейки. А если большие деньги в руки сами приплывут, вы ведь не поймёте. Вы телевизор купите, и будете думать – куда эту остальную кучу девать? А некуда, потому что ограниченные совсем.
– Не понимаю, почему Вы злой такой, – Сергей глубоко вздохнул, – Зачем народ оскорбляете? Нормальный у нас народ. И на море ездят, и дома строят.
– Идиоты, говорю же…
– Я зря к Вам попал. Думал, с человеком вьюгу пережду, а Вы как волк. Нельзя же так!
Зуб злился.
– Послушай, недоносок. Я ведь не просто так сижу тут в лесу. Не от жизни хорошей. Предложение есть у меня – давай деньги поделим, а я помогу тебе устроиться и семью забрать. С документами помогу. Есть у меня связи. В городе будешь жить, а хошь, так и у моря. Ну, решайся! Наконец, как человек заживешь, а не как шавка. Ну!? И отец твой мечтал, чтоб ты человеком стал…
Парень подкладывал поленцы в печь. Не оборачиваясь, заговорил.
– Отец мой такого б никогда не простил. Разве прощают такое? Это позор и вина на все поколения вперёд. Вы просто отца моего не представляете совсем. Он нормальный мужик был, настоящий.
– Да что ты понимаешь! Что! – психовал Зуб, –Сученыш позорный!
– Вы убить меня хотите? – обернулся гость.
И сейчас Зуб разглядел его лицо. Венька! Одно лицо… Только старше, серьёзней, темнее…
– А если и так? – он вскочил со скамьи, – Я знаешь кто? Я – рецидивист, вор. Я прячусь тут, и мне очень нужны деньги. Позарез, – он чиркнул себе рукой по горлу.
– Так а чего тогда не убиваете?
– Пытаюсь до ума твоего достучаться, дубина ты стоеросовая! У тебя деньги в руках…
– Я их не отдам. Можете убивать. Не мои они, – перебил парень.
– Да я ж тебя, как осину молодую перешибу голыми руками. Не боишься?
– Не боюсь. Умирать не страшно. Жить Вам страшнее останется. Боязно за Вас…
– Чего-о? За меня? Да я с такими деньжищами так заживу, что и не снилось никому. Меня-то чего жалеть? Себя жалей лучше…, – сбавил он тон в конце. Расхотелось спорить.
Оба замолчали.
Волны совести и разума бродили в душе у Зуба. Так ему все было неясно сейчас. Замахнуться на сына Веньки, все равно, что замахнуться на него самого. Но деньги…деньги … Вот они, руку протяни. А Венька. Его уж нет давно, да и был ли он? Столько в жизни всего произошло, что уж и не верится, что детство было.
Первым заговорил Сергей.
– Я вот думаю – не убьете Вы меня. Хотели б убить, убили бы. А раз признались, значит сами мучаетесь совестью.
– Да пошел ты …., – процедил сквозь остатки зубов Зуб.
– Я вот что скажу Вам. У нас в Игольцеве участковым – Пал Саныч. Пенсионер уж. Понятливый он. Шли б Вы к нему. Тут километров семь всего. А я вам снегоступы свяжу, дорогу расскажу, тут не заплутаешь. Вот пурга утихнет… А я не смогу с Вами – люди деньги ждут в Григорцеве.
– Спятил? Мне ещё пяток лет чалиться, а теперь и за побег добавят.
– Так ведь сами сдадитесь. Больше трёх на добавят. А мы вас ждать будем.
– Чего-о? Кто это?
– Мы. Я, Люда моя, Наташка-дочка. А еще… В общем… ребенка мы ждем… Приезжайте. У нас места хорошие, жить есть где, найдем. И работа в совхозе есть всегда. Вы просто не знаете, как красиво тут летом. А мы писать вам будем. А Вы просто пишите на Игольцево Северский район – Курилову Сергею. Меня там каждая собака знает.
Зуб сам себе был удивлен. Он слушал этот бред и будто б осознавал, что гость его прав. Потом, как назойливую муху, отгонял от себя эти мысли и старался сделать свой исключительно правильный и выгодный расклад.
Но ничего не выходило. Не выходило! Не выходило!
Он даже ударил кулаком в стену, сбив костяшки до крови.
А вьюга не унималась. Лежали они, плотно прижавшись друг к другу спинами. Сергей спал, а Зуб все ворочался. На черной, как земля, сухой его душе, вдруг вырос росток надежды. Он мешал, этот росток, щекотал нервы, раздражал, был непривычен и нов. Но был таким манящим и гипнотическим.
Его некому было ждать. Никогда … Ему некуда было возвращаться…
Утром вьюга утихла. Зуб так и не уснул. Он мог взять мешок и исчезнуть, но …
– Твой хоть участковый-то курит? – спросил он утром.
Больше всего на свете Зубу хотелось покурить.
– Дымит…, – вспомнил Сергей.
– Плети, – кивнул Зуб обречённо.
И вскоре снегоступы были готовы. Они перекусили, выпили чаю. Сергей было начал объяснять дорогу, но зек махнул рукой:
– Найду.
А когда вышли на белый свет, разглядел Сергей, что собеседник его совсем ещё не старик. Отцовых, примерно, лет.
– А я ведь тебя убить хотел, – сказал Зуб, глядя на сидящего у его ног Сергея. Тот привязывал снегоступы к его валенкам.
– Знаю, – поднял глаза и улыбнулся Сергей, – Я Ваш портрет в районе видел. Возле почты. Разыскивается… А дальше вот не читал. Как звать Вас не запомнил.
– Тёзки мы.
– Правда? Здорово! Ну, вот и все, – он поднялся, – Ступайте с Богом. Верхом держитесь, там снега меньше, и не падайте. Я Люде расскажу все, мы письма будем ждать.
Зуб развернулся и, неловко переставляя снегоступы, направился в сторону Игольцева.
Он обернулся:
– Ладно, напишу, – опустил глаза, – Прощевай, Сергей Веньяминыч.
В рюкзаке за согнутой спиной его лежали продукты и спички.
А Серёга выдохнул. Чего уж говорить – струхнул. Как перешагнул порог сруба, так сразу и узнал – зрительная память на лица была у него хорошая. Рецидивист, вор… И слышал, говорили о поиске сбежавшего из тюрьмы зека, остерегали всех. Решил открыть карты сразу – о деньгах сказал сам, скрывать только хуже.
Слава Богу, обошлось. И есть надежда, что удалось его убедить сдаться властям. Ведь деньги он не украл, и его не тронул.
Хотя в то, что направился тезка его в Игольцево, Сергей верил слабо. Столько времени скрывался и вдруг – опять в тюрьму? Не такой уж он мастер перевоспитания. Где ему!
Он быстро собрался, оставив зимовье с запасами, выпустил Счастливчика, встал на лыжи, водрузил на санки свою поклажу, и направился в путь.
Что-то не сходилось во всей этой истории…
И вдруг он встал столбом, санки въехали ему в ноги. Пёс озадаченно оглянулся.
Как он его назвал? Сергей Веньяминыч?
Так ведь он… Он не называл имя отца ни разу!
Нет, не называл.
Сергей оглянулся: по верху холма в белизне снега и неба двигалась серая фигура мужчины. Того самого друга, о котором столько лет вспоминал отец.
Того, кого ждал он всю жизнь.
Теперь всё встало на свои места. Сергей точно знал, что идёт друг отца к участковому, и точно знал, что они с Людой его домой дождутся.
***
