Павел смотрел на неё широко раскрытыми глазами, в которых растерянность смешивалась с зарождающимся страхом. Он понял, что привычный мир, где он мог прийти домой и вывалить на жену порцию материнского яда, только что рухнул. Алина, не сказав больше ни слова, развернулась. Её движение было окончательным и не подлежащим обсуждению. Она обошла его и направилась к журнальному столику, где на стеклянной поверхности, рядом с парой глянцевых журналов, лежал его смартфон.
Павел не сдвинулся с места, словно его ноги вросли в паркет. Он следил за ней, за каждым её выверенным шагом, пытаясь предугадать следующий ход в этой непонятной, страшной игре. В его голове роились привычные сценарии семейных ссор. Может, она хочет позвонить его матери? Высказать ей всё в лицо? Или, может, проверить его переписки, найти ещё один повод для упрёка? Эти мысли были мелкими и суетливыми, они принадлежали старому миру, который рушился на его глазах с каждой секундой. Он всё ещё думал категориями скандала, а Алина уже вела войну.
Она взяла его смартфон со столика. Её пальцы не дрогнули. Она держала его так, как держат инструмент — уверенно и по-деловому. Павел смотрел на её руки, на тонкие, изящные пальцы, которые сейчас казались ему чужими и опасными. Он увидел, как её большой палец привычно скользнул по тёмному экрану, выводя знакомый графический ключ. Она знала его пароль. Эта простая мысль, которая раньше казалась ему проявлением близости и доверия, теперь обожгла его холодом. Она знала все его уязвимости.
Экран вспыхнул, осветив её сосредоточенное лицо. Её пальцы летали над иконками приложений, не останавливаясь, не раздумывая. Она не искала компромат в его мессенджерах. Ей было нужно другое. Вот она открыла папку «Финансы», и её палец без промедления нажал на знакомый сине-зелёный логотип его банка. Павел почувствовал, как внутри у него всё сжалось в тугой, ледяной комок. Это было уже не про обиду. Это было про что-то другое.
Приложение открылось мгновенно. На экране высветилась круглая, обнадёживающая сумма — вся его месячная зарплата, поступившая только вчера. Деньги, на которые он рассчитывал, которые давали ему ощущение веса, значимости, правоты. Он смотрел, как её палец касается строки с балансом, а затем нажимает на кнопку «Перевести». Дальше всё происходило с бездушной скоростью цифровой операции. Выбрать счёт. Ввести сумму. Её пальцы отчеканили цифры до последней копейки. Ни больше, ни меньше. Вся его финансовая независимость за последний месяц.
Он хотел крикнуть, остановить её, вырвать телефон из рук. Но не мог. Его тело будто парализовало. Он был зрителем в первом ряду на представлении, где его показательно лишали всего. Он видел, как она поднесла телефон к своему лицу, камера считала её биометрию для подтверждения операции. Его банк знал её лицо. Ещё одна деталь, ещё один гвоздь в крышку его гроба.
На экране на долю секунды появилось зелёное окно с галочкой: «ПЕРЕВОД ВЫПОЛНЕН». И тут же телефон в её руке коротко звякнул, принимая уведомление о зачислении средств. Его деньги теперь были у неё.
Алина вышла из приложения так же спокойно, как и вошла. Она не смотрела на него. Она положила смартфон обратно на журнальный столик, но теперь уже экраном вверх. На заблокированном дисплее горело последнее уведомление от банка. Чёрным по белому. «Списание средств. Сумма: ***. руб. Доступный баланс: 0.00 руб.».
Ноль. Абсолютный, совершенный, издевательский ноль.
Только теперь до него начал доходить весь масштаб произошедшего. Это был не просто перевод денег. Это была ампутация. Ему без наркоза отрезали то, что, как он думал, принадлежало ему по праву. Его труд. Его зарплата. Его право голоса, подкреплённое этой суммой. Она сделала свой ход. Ход, который нельзя было взять обратно. И теперь ждала его ответа.
Она смотрела на него так, как смотрят на решённую задачу. Ни злорадства, ни удовлетворения, ни жалости. Просто констатация факта. Павел всё ещё стоял посреди комнаты, превратившись в живую статую, олицетворяющую растерянность. Тишина в квартире стала плотной, осязаемой, она давила на уши, и в ней единственным звуком было его собственное сбивчивое дыхание.
Лёгким, почти невесомым движением она толкнула смартфон по гладкой поверхности стола в его сторону. Чёрный прямоугольник проехал сантиметров тридцать и остановился ровно на краю, прямо перед ним. Жест был полон окончательного, холодного презрения. Она возвращала ему его вещь, теперь уже бесполезную для неё.
— Ты же этого хотел, Паша? Свободы. Чтобы твоё мнение уважали, чтобы с тобой считались. Ты её получил. Прямо сейчас. Ты теперь абсолютно свободен.
Её голос не изменился ни на тон. Он был ровным и спокойным, как у диктора, зачитывающего прогноз погоды. Этот ледяной штиль был страшнее любого крика. Павел медленно перевёл взгляд с её лица на телефон, на котором всё ещё горело уведомление о нулевом балансе.
— Ты теперь свободен от моего гнёта, от моего дурного характера и, что самое главное, от моих денег. От всего, что тебя так тяготило. Больше не нужно терпеть меня, мой дом, мою еду. Не нужно выслушивать мои претензии. Ты можешь делать всё, что захочешь. Ну, почти всё.
Она сделала шаг назад, к двери в спальню, словно обозначая свою территорию, на которую ему вход был уже заказан. Она не отступала, а занимала последнюю, самую важную позицию.
— А теперь звони маме, — продолжила она тем же бесстрастным тоном. — Телефон у тебя в руках. Скажи ей, что её советы сработали на сто процентов. Ты больше не подкаблучник. Расскажи, как ты отстоял свою мужскую честь и поставил на место зарвавшуюся жену. Она будет тобой гордиться. Попроси её приехать за тобой. Или вызови такси. Хотя нет, такси ты вызвать не сможешь. У тебя же нет денег.
Последнее предложение она произнесла не как укол, а как простое уточнение, словно помогала ему составить план действий. Эта деловитость унижала сильнее любой пощёчины. Он наконец оторвал взгляд от телефона и посмотрел на неё. В его глазах была пустота. Вся его напускная, принесённая извне ярость испарилась, оставив после себя лишь выжженное поле недоумения и липкого, животного страха.
— Ты… ты пожалеешь об этом, — выдавил он. Слова прозвучали глухо и неубедительно даже для него самого. Это была последняя жалкая попытка сохранить лицо, но лицо уже было потеряно.
Алина посмотрела на него так, будто его уже не было в комнате. Словно она обращалась к пустому месту.
— Иди живи с ней. Там и будешь хозяином. Будете вместе решать, что приготовить на ужин и как правильно расставлять фиалки. Ты получил то, чего заслуживал. Абсолютную свободу в её квартире.
Она развернулась, вошла в спальню и прикрыла за собой дверь. Не хлопнула, не заперла на замок. Просто прикрыла. Раздался тихий, мягкий щелчок механизма. И всё.
Павел остался один посреди гостиной. Один в чужой, холодной, идеально чистой квартире, которая больше никогда не будет его домом. Он медленно протянул руку и взял телефон. Экран погас, но он знал, что там, под тёмным стеклом, его ждёт всё тот же ноль. И тишина. Оглушающая тишина его полной и безоговорочной капитуляции…