— Привет, — сказала Ирина, даже не глянув на неё. — Чайник был тёплый, я себе налила. Ты же не против?
Полина скинула пальто.
— Анатолий где?
— В ванной. — Ирина пожала плечами. — Ты чего такая мрачная? Работа, да? Ужасно, наверное, целый день цифры.
Она говорила с тем тоном, который Полина ненавидела: вежливость на грани издёвки.
— Что за бумаги? — Полина подошла ближе.
Ирина ухмыльнулась:
— Да так… маме помогают. Она хочет узнать, как лучше оформить дарственную на дом.
Полина застыла.
— На какой дом?
— Ну… на наш, естественно. — Ирина будто удивилась. — А что?
Полина почувствовала, как в животе сжался ледяной ком.
— Подожди. Дом у твоей мамы. Ей и решать.
— Конечно, ей. — Ирина отпила чай. — Только она хочет, чтобы мы всё заранее обсудили. Толик вот говорит, что на него оформим. Ну а я… я же тоже часть семьи.
«Толик говорит?» — в голове зазвенело. Значит, они уже это обсуждали. Без неё.
В этот момент вышел Анатолий, вытирая руки полотенцем.
— Полин, привет. Чего ты так смотришь?
Она прижала руки к груди, чтобы не сорваться.
— Обсуждаете наследство без меня?
Он нахмурился.
— Ну а что такого? Мамин дом.
— И что? — её голос дрожал. — Почему я узнаю об этом последней?
— Потому что ты не любишь такие разговоры, — вставила Ирина, склонив голову набок. — Мы же не про твои деньги говорим.
Полина резко повернулась к ней.
— Не твое дело, что я люблю. Это мой муж. И я хочу знать, что он обсуждает за моей спиной.
Ирина подняла руки, будто сдаётся:
— Господи, какая ты нервная. Полин, успокойся.
Анатолий подошёл ближе, пытаясь сгладить:
— Ну чего ты? Мы просто так… прикидываем.
— Прикидываете?! — вырвалось у Полины. — А ничего, что вы мне два дня назад говорили, что денег нет даже на кран? А теперь у вас наследственные дела!
В горле встал ком. Хотелось кричать, бить посуду. Но она проглотила крик, вдохнула, выдохнула.
— Слушайте, — сказала она тихо, но так, что Ирина наконец оторвала взгляд от кружки. — Если ещё раз в моей квартире будут обсуждать, что кому достанется, я выкину эти бумаги в мусоропровод. Поняли?
Ирина подняла брови.
— Ой, какие мы грозные. Толик, ты слышал?
Анатолий нахмурился.
— Поля, хватит. Зачем так резко?
— Потому что я устала быть для вас… — она запнулась, подбирая слово, — дойной коровой.
Тишина. Даже телевизор, казалось, притих.
Ирина фыркнула:
— Ну да, конечно. Ты же богатая. А мы так… нищие родственники.
Полина посмотрела на неё и вдруг почувствовала: если сейчас не уйдёт, она сорвётся. Она пошла на кухню, налила стакан воды. Руки дрожали.
В голове шумело: «Они сговорились. Они делят, что им достанется, а я… я вообще кто?»
Она выпила воду залпом и вернулась в комнату.
— Ирина, собирай свои бумаги и иди домой.
— Что? — та даже рассмеялась. — Ты серьёзно?
— Более чем.
Анатолий вмешался:
— Поля, ты перегибаешь. Это моя сестра.
— Пусть будет хоть королева Англии. В моей квартире не будет таких разговоров.
Ирина закатила глаза:
— Мамке расскажу, какая ты у нас добрая.
— Расскажи. — Полина вдруг почувствовала странное спокойствие. — Только дверь за собой закрой.
Ирина с шумом собрала бумаги, натянула куртку и ушла, громко хлопнув дверью.
Полина повернулась к мужу.
— Ну? Может, ты объяснишь, что происходит?
Анатолий почесал затылок:
— Полин, ну ты сама всё усложняешь. Это мамин дом. Она хочет, чтобы мы его не потеряли.
— «Мы»? — переспросила она. — Или «ты с сестрой»?
Он замялся. И это молчание было хуже любого ответа.
Полина прошла мимо него, закрылась в спальне и села на край кровати. Голова гудела.
Вечером, когда Анатолий зашёл, она сделала вид, что спит. Потому что знала: разговор будет пустой. Он снова скажет «не накручивай», «всё нормально». Но ничего нормально уже не было.
На следующий день она пришла с работы пораньше. Решила приготовить ужин, чтобы хоть немного отвлечься. Но, открыв дверь, застыла. В прихожей стояла Людмила Ивановна. С ключом.
— А ты чего так рано? — спросила она, будто Полина — гость. — Я тут полку тебе поправляю, она шатается.
Полина медленно сняла куртку.
— С ключом?
— Ну а как? — свекровь пожала плечами. — Я ж мать твоего мужа. У меня должен быть доступ. Мало ли что случится.
В груди у Полины что-то оборвалось.
— Анатолий тебе дал ключ?
— Конечно. А что такого?
Она пошла на кухню, потому что иначе закричала бы. На столе — её кошелёк. Раскрытый.
— Это что? — голос сорвался.
Людмила Ивановна обернулась.
— Да я только мелочь взяла. На хлеб. Там же копейки.
Полина медленно подошла.
— Ты открыла мой кошелёк.
— Господи, Полин, не начинай. Ты чего такая жадная? Раньше мы как-то жили дружно.
В этот момент в дверь вошёл Анатолий. Увидел сцену, застыл.
— Что тут происходит?
Полина повернулась к нему. Голос был ледяной:
— Твоя мать лезет в мой кошелёк.
Людмила Ивановна всплеснула руками:
— Толик, скажи ей! Я ж не украла. Я взяла двадцать рублей. Двадцать! Ты посмотри на неё!
Полина смотрела на мужа и ждала. Хоть раз — чтобы он встал на её сторону. Но он опустил глаза.
— Мам, ну ты могла спросить…
И всё. Ни злости, ни защиты. Просто вялое «могла спросить».
Полина почувствовала, как мир качнулся. Внутри что-то сломалось. Это не был гнев. Это было прозрение.
Она спокойно сказала:
— Знаете что? Вон. Обе.
Людмила Ивановна ахнула:
— Ты с ума сошла?
— Нет. Я наконец-то пришла в себя.
Когда дверь за ними закрылась, Полина села на кухне, уставилась на раскрытый кошелёк. Руки дрожали. В голове было пусто. Только одна мысль: «Хватит».
Она достала чемодан из шкафа и поставила у стены. Просто поставила. Ещё ничего не складывала, но знала: скоро.
Чемодан стоял у стены третий день. Полина смотрела на него по утрам, проходя на работу, и по вечерам — когда возвращалась домой. Каждый раз казалось: он живой, он дышит. Как напоминание: решение уже принято, даже если она сама боится в этом признаться.
Вчера была тишина. Анатолий молчал, избегал разговоров. Её это устраивало. Но сегодня всё изменилось.
Она только сняла пальто, как услышала звонок. Сердце упало — предчувствие не подвело.
На пороге — Людмила Ивановна. С тем же полиэтиленовым пакетом, как символ её вечного вторжения. А за ней — Ирина, с наглым видом и новой сумкой.
— Привет, Полин! — свекровь натянула улыбку. — Мы тут на чай.
— Без звонка, как всегда, — сухо ответила Полина, не двигаясь.
— Ну мы же семья, — сладко произнесла Людмила Ивановна, протискиваясь в коридор.
Полина шагнула в сторону, но дверь не закрыла. Стояла, смотрела на них. Внутри было странное спокойствие — как перед бурей.
Анатолий вышел из комнаты, натянуто улыбаясь:
— Мам, Иришка! Ну проходите.
— Толик, — тихо сказала Полина, — на кухню. Сейчас.
Он удивился:
— А что?
— На кухню, говорю.
Голос был таким, что он подчинился. Они прошли, Полина закрыла дверь на засов.
Людмила Ивановна между тем поставила пакет на стол.
— Вот, тортик принесла. К чаю. Полин, ты же любишь сладкое.
Полина смотрела на этот торт, и у неё было ощущение, что это подношение врага.
— Людмила Ивановна, — сказала она ровно, — уберите пакет и выйдите.
Та замерла.
— Что?
— Выйдите. Вы и ваша дочь.
Ирина хохотнула:
— Господи, началось. Полина, ты что, с ума сошла?
— Нет, — всё так же спокойно сказала она. — Я просто устала от вашего цирка.
Людмила Ивановна возмущённо всплеснула руками:
— Толик! Ты слышишь? Скажи ей, что так нельзя!
Анатолий смотрел то на мать, то на жену.
— Поля, может, не надо…
— Надо. — Она повернулась к нему. — Выбирай, Толик. Сейчас.
Он отшатнулся, как от удара.
— Что значит «выбирай»?
— То и значит. Либо я, либо они.
Тишина упала, как камень. Часы на стене тикали громко-громко.
Людмила Ивановна зашипела:
— Ты посмотри на неё! Угрожает! Толик, ты что, позволишь? Мы тебе родные люди!
— Родные? — Полина усмехнулась. — Родные деньги сосут, Толик. Родные в кошельки лезут. Родные решают, как делить имущество, пока я в этой квартире котлеты жарю.
Ирина хлопнула ладонью по столу:
— Ты вообще кто такая, чтобы тут правила устанавливать? Это квартира Толика!
Полина холодно посмотрела на неё:
— Половина моя.
Ирина фыркнула:
— Ой, спасибо банку, да?
Полина шагнула к чемодану, который стоял в углу кухни, — да, она его поставила туда заранее. Развернула, подняла крышку. И начала молча складывать вещи: паспорта, документы, пару свитеров.
Анатолий ошарашенно:
— Ты что делаешь?
— То, что надо было сделать давно, — сказала она ровно. — Я ухожу.
Людмила Ивановна завизжала:
— Да иди, иди! Толик без тебя только вздохнёт!
Полина подняла взгляд. Голос был тихим, но ледяным:
— Я знаю. И пусть вздыхает. Только ключи оставь на столе, когда мать из квартиры выйдет.
Анатолий опустил плечи. Он не спорил. Не пытался удержать. И это было самое страшное — не крик, не драка, а вот это молчаливое согласие.
Полина застегнула чемодан. Подошла к двери.
— Последний раз говорю: из моей квартиры — ВОН.
И ушла.
Она стояла на лестничной площадке, держа чемодан. Лестничная клетка пахла сыростью и кошачьим кормом. А в голове было тихо. Очень тихо.
Она спустилась на первый этаж, вышла на улицу. Морозный воздух ударил в лицо. И вдруг стало легко. Почти радостно.
Это была свобода. С болью, с потерями — но свобода.
Она вдохнула полной грудью. И впервые за много лет почувствовала: живёт.
Финал.