Она замерла. Костя. Одноклассник. Первый парень, который подарил ей шоколадку. Потом уехал в Москву, стали врачом. Один раз переписывались, потом потерялись. Последний раз виделись на похоронах бабушки. И всё. Она даже не знала, что он запомнил её.
На следующий день пришёл Игорь. Без цветов, без пакета. Просто в кроссовках и майке с вытянутыми локтями.
— Алина, ты серьёзно?
Она молча кивнула.
— Ты понимаешь, что я тебя люблю?
— Нет, Игорь, не понимаю.
— Но мы же были семьёй!
— Нет, мы были чем-то вроде мини-филиала твоей мамы. У нас даже почта приходила на её имя.
— Ты изменилась, — буркнул он, сжав кулаки.
— Нет. Я стала собой. Ты просто впервые это видишь.
Он долго стоял, потом сжал губы и ушёл. Не хлопнул дверью. Просто закрыл. Как страницу в книге, которую никогда не дочитает.
Алина вернулась на кухню и достала ту самую конфетницу в виде лебедя. Положила в неё шоколадку. И вдруг поняла: ей больше не нужно ничего делить. Ни квартиру. Ни себя.
Прошла неделя.
Алина снова начала спать. Не тревожно, не с подскакиваниями, не вцепившись в одеяло, как в последнюю соломинку. А по-настоящему — с расслабленными плечами, без мыслей, кто чем недоволен и кто чего «ждёт от женщины».
Она записалась к врачу, купила новый матрас (старый был как спина Саши — мягкий и бесполезный), наконец-то сделала себе стрижку, которую давно хотела, — каре. Сама себе напомнила девочку из университета: ту самую, которая ещё верила, что любовь — это союз, а не сделка между уставшей женой и безвольным сыном своей мамы.
Костя, между тем, писал ей каждый день. Не навязчиво. Просто как человек, который знает: торопить того, кто только вышел из пожара, глупо. Он прислал фото из своего кабинета:
Скучно без тебя тут. Бабки спорят, кто первый. Приходи — разрулишь. Всё по справедливости у тебя получается.
Алина улыбалась. Впервые за долгое время не потому, что «надо быть вежливой». А потому что — хочется.
Но в пятницу всё опять пошло наперекосяк.
Дверь позвонили так, будто вызывали пожарных. Она открыла — на пороге стояла Тамара Сергеевна. В руках — папка с документами, на лице — кислота, мощнее уксуса.
— Нам нужно поговорить, — без приветствия.
— Нам? — Алина облокотилась на дверной косяк. — Вы не ошиблись дверью? Приёмная бывших свекров на два этажа ниже.
— Хватит шуток, — прошипела та. — Саша подал на банкротство. А квартира — совместно нажитое имущество.
— Простите, что?
— Ты же жила с Игорем, значит, квартира — общее имущество!
— Так, стоп. Квартира оформлена на меня ДО брака. Она унаследована. Это чётко прописано в законе. Вы что, думаете, я идиотка?
— Ты жила с ним. Он платил за продукты, за коммуналку.
— За коммуналку?! — Алина захохотала. — Вы в суде это скажете? Он мне носки свои по квартире разбрасывал — тоже “вклад в быт”?
— Мы всё равно подадим. Игорь страдает. Я мать. Я его защищаю.
— Вы его душите, Тамара Сергеевна, — сказала Алина спокойно. — И он даже этого не понимает. Или делает вид. А теперь — до свидания. И больше не приходите. Если что — мой юрист с вами свяжется.
— Ты испортила ему жизнь! — взвизгнула она. — Мужика сломала! Из-за квадратных метров!
Алина шагнула ближе:
— Нет. Его жизнь испортила вы. А я просто спасаю свою.
Она закрыла дверь. Медленно, с достоинством. Но внутри — всё дрожало. Как в суде быть? Что они ещё придумают? И в этот момент — снова звонок. Не в дверь, а в телефон.
Костя.
— Ну как ты?
— Приходила… твоя любимая.
— Жива осталась?
— Еле.
— Тогда встречай меня через пятнадцать минут. Сюрприз.
— Костя, мне не до сюрпризов. Я тут, возможно, в суд по недвижимости иду.
— Поверь, тебе очень пригодится мой сюрприз. Всё. До встречи.
Через пятнадцать минут Костя стоял в коридоре с… мужиком. Строгий костюм, папка, очки. Внешность — как у человека, который может объяснить Конституцию на пальцах.
— Знакомься. Николай Викторович. Юрист по семейному и наследственному. Он тебе всё расскажет.
— Простите, а вы что — мой телохранитель? — прищурилась Алина.
— Почти, — кивнул Николай. — Я уже ознакомился с вашей ситуацией. С заявлением, которое готовит ваш бывший. Сразу скажу — шансов у него, как у чайной ложки стать аквалангом.
— Что?
— Ноль. Всё, что оформлено ДО брака, и получено по наследству — ваше личное имущество. Ни он, ни его “семейка” не имеют права даже смотреть на эту квартиру.
— Но они хотят…
— Пусть хотят. Хотеть — не значит иметь право. А вот вы имеете полное право на иск о моральной компенсации, если они продолжат вас тревожить.
Алина села. Сердце колотилось, как сумасшедшее. То ли от облегчения, то ли от того, что впервые за долгое время она была не одна.
— Костя… — прошептала она. — Ты это всё… зачем?
Он присел рядом. Улыбнулся.
— Потому что хочу, чтобы у тебя была не просто свобода, а защита. Не просто квартира, а дом. Я всегда… я тебя не забыл, Алина. Я просто ждал, пока ты сама выйдешь. Из той… клетки. Теперь ты вышла. А я — рядом.
Она смотрела в его глаза. Без слов. Потому что иногда — слова мешают.
Через неделю пришло официальное уведомление: суд отказал Игорю и его маме в признании имущества совместным. Алина распечатала бумагу, повесила на холодильник и впервые за долгое время закричала от радости.
Вечером Костя снова был у неё.
— Ну что, хозяйка, пустишь?
— Только если с пирожками.
— Пирожки будут. Главное — ты.
Она открыла ему дверь. Но уже не как «бывшая жена кого-то», а как женщина, которая снова себе принадлежит. И которую — впервые — не делят, не покупают, не ломают.
А просто любят.
Финал.