— Ой, я надеюсь, вы тут не ругаетесь? — спросила она, поставив в прихожей хозяйственную сумку с надписью “Любимая мама — лучший друг”.
— Мама, она опять начинает, — наябедничал Алексей, как пятилетний мальчик.
— Вот только не начинай, Лена, — сдержанно бросила Анна. — Ты приехала без предупреждения. Снова.
— Ну я же не чужая, правильно? — лукаво улыбнулась свекровь. — Дом-то сыну родной. Или тебе жалко лишний раз на сына глянуть?
Анна смотрела на эту парочку, как на театр абсурда. Только вот смешного в этом театре не было.
— Этот дом, Лена, я купила до брака. На свои. Работая на двух работах, между прочим. А твой сын даже пыль не умеет вытереть.
— Ну не всем же быть вот этими, как их… женщинами с гонором. У некоторых, между прочим, душа есть! — язвительно заметила свекровь.
— У некоторых есть совесть, — парировала Анна. — А у кого-то только советы и комментарии, когда их никто не просит.
Алексей молча сел обратно за комп. Его вклад в дискуссию закончился на фразе “Ань, ну хватит уже…”
— Я вот не понимаю, — продолжила Елена Петровна, снимая пальто, — зачем тогда замуж шла? Знала же, какой он. Добрый, спокойный, не карьерист. А теперь его упрекаешь.
— Я шла замуж за человека, а не за рюкзак с мамой в комплекте.
Свекровь нахмурилась:
— Не нравится — разводись. Только сын всё равно останется здесь. Я это так не оставлю. У него тоже есть права.
— Права? — Анна подошла ближе. — Лена, ты что, законы читала по телепередачам? Всё, что здесь есть — моя собственность. У него нет доли, нет прописки, даже твои тапки здесь временно. Так что не строй из себя юриста.
Елена Петровна замолчала. На секунду. А потом с вызовом сказала:
— Мы ещё посмотрим, кто здесь останется.
Анна только усмехнулась. В глазах — усталость, в голосе — холод.
— Посмотрим, Лена. Обязательно посмотрим.
Она развернулась и ушла в ванную. Только закрыв за собой дверь, позволила себе вдохнуть. Глубоко. До дна. Там, где копится вся та злость, обида и разочарование, которые не выбрасывают даже вместе с мусором. Потому что мусор, в отличие от некоторых, уходит.
На следующий день Анна проснулась в шесть утра. Нет, не потому что хотела. А потому что в зале уже вовсю гремели кастрюли — Елена Петровна решила «немного прибраться». Видимо, звук падающей крышки от казана — это новое доброе утро.
Анна вышла на кухню в халате, с кофейной чашкой и выражением лица «я сдерживаюсь из уважения к своей карме».
— У нас что, теперь воскресный концерт кухонной посуды? — спокойно, но с леденящим сарказмом в голосе спросила она.
— Я наводила порядок, — парировала свекровь, не оборачиваясь. — Тут давно никто ничего не чистил.
— О, да ты ещё и археолог, выходит? — хмыкнула Анна. — Главное, не откопай тут моё терпение. Оно глубоко.
Алексей сидел на диване, как плюшевый судья: в одной руке — чай, в другой — пульт от телевизора.
— Ань, ну хватит. Ты с утра уже начинаешь.
— Я? Начинаю? — она поставила чашку и повернулась к нему. — Дорогой, я не заканчивала.
Она уселась за стол, посмотрела на свекровь и выдала:
— Лена, скажите честно. Вы зачем сюда приехали? Поддержать сына в его великом безделье или посмотреть, как я с ума схожу?
— Я приехала, чтобы немного навести в этом доме порядок, — сказала та, вытирая стол. — А ты, Анечка, ведёшь себя, как невестка из дешёвого ток-шоу. Постоянно орёшь, командуешь, бегаешь с утра до ночи… Кто ж так семью строит?
— А кто ж её, прости господи, разрушает? — Анна подняла брови. — Может, сынок ваш, который с работы уволился, потому что ему там «вибрации не подходили»? Или вы, которая ходите по моей квартире как у себя дома?
Елена Петровна резко повернулась:
— Ты, может, забыла, но он мой сын! И я не позволю тебе с ним так разговаривать!
— А я, может, напомню, что он — мой муж. Или хотя бы был им, пока не превратился в комнатного паразита с гарнитурой.
Алексей поднялся:
— Всё, хватит! Устали уже! Я тут между двух огней, а вы обе орёте!
Анна подошла к нему вплотную. Говорила спокойно, но холодно, как нож по стеклу:
— Алексей, ты не между двух огней. Ты давно на её стороне. Ты давно не мой муж. Ты даже не партнёр. Ты — прицеп, который я тяну шесть месяцев. Без колёс и пользы.
— О, началось, — скривился он. — Всё у тебя через деньги. Дом твой, машина твоя… А я, значит, вообще никто?
— А ты кто, Алексей? — с усмешкой спросила она. — Мужик, который за шесть месяцев ни одной вакансии не просмотрел? Который до сих пор живёт за счёт жены, но при этом считает себя опорой?
Он открыл рот, но слов не нашёл. Зато нашла свекровь:
— Это ты отдалила моего сына от себя! Своей грубостью, холодом и бесконечными придирками! А раньше он был другой. Весёлый, заботливый…
— Раньше он был трезвый и работал, — отрезала Анна. — А теперь он живёт, как пятнадцатилетний школьник на летних каникулах. И всё, что вы делаете — оправдываете его.
Она прошла в спальню, вернулась с папкой и коробкой.
— Что это? — подозрительно спросил Алексей.
— Документы на квартиру, Алексей. Оригиналы. Свидетельство о собственности. Вот тут написано, кто хозяин. И кто — нет. А вот это — коробка. Для твоих вещей.
— Ты выгоняешь меня? — он даже отступил на шаг.
— Я не выгоняю. Я возвращаю тебе свободу, которую ты так ценишь. Без обязательств, без работы, без ответственности. И да, Лена, — обратилась она к свекрови, — вас это тоже касается. Мне не нужен набор из «лентяй плюс лекторша». У меня достаточно проблем и без этого дуэта.
— Я в суд подам! — выкрикнула Елена Петровна. — Сын имеет право на долю! На проживание! У него тут вещи! Прописка!
— Прописки нет, Лена, — спокойно ответила Анна. — Имущество нажито до брака. Всё, что у него тут — пара футболок и коллекция пустых банок из-под колы. Вещи упакую, вызову такси. А если будете сильно шуметь — вызову участкового.
Алексей сел на диван. В глазах — пустота. В руке дрожит пульт.
— Ань, ну может, не надо так резко…
— Надо, Лёш. Надо было ещё три месяца назад. Но тогда я ещё верила, что ты проснёшься. А теперь понимаю — тебе удобнее спать.
Она пошла собирать его вещи в коробку. На ходу мимоходом бросила:
— Только мышку не забудь. Я-то тебе больше не джойстик.
Через два часа дверь захлопнулась. Без лишних слов, без театра. В прихожей осталась только коробка с пыльным пультом — как памятник тому, как человек может убить любовь не изменой, а бездействием.
Анна включила чайник. На душе — странное ощущение. Не свободы. А места. Появилось место. В квартире, в жизни, в голове.
Пора заполнять его чем-то живым. Например, собой.
