— Ты вообще с ума сошла? — тихо, но очень резко сказала Алина, глядя в телефон. — Игорь, ты снял с моей карты пятнадцать тысяч. Позавчера. Без спроса.
Он, как водится, лежал на диване в позе драматичной лени, держа в руках пульт от телевизора. Похоже, «Доктор Хаус» и тарелка пельменей были сейчас единственными в этой квартире, кто чувствовал себя уверенно.
— Алина, не начинай. Это было временно, — пробубнил Игорь, не отрываясь от экрана. — Я же сказал — Светке срочно понадобилось. Сын заболел, температура сорок, она в слезах звонит… Ну как я ей откажу?
— А почему ты не спросил у меня? — Алина села рядом. — Я тебе что — банкомат без пин-кода? Или ты решил, что если живём вместе, то и карта — общая?
— Да потому что ты бы не дала! — вспылил он. — Ты вечно считаешь каждую копейку. Как бухгалтер на пенсии. А я не могу бросить сестру.
— Зато меня можешь, — спокойно сказала Алина. — И вообще, я думала, что взрослые люди живут не за счёт друг друга, а друг с другом. А тут — ты безработный, сестра без денег, мать без тормозов. А я — банкомат и домработница. Очень удобный комплект, правда?
Игорь резко встал, отбросив пульт.
— Ну всё! Началось! Опять ты святая и вся в белом, а мы тут — паразиты, да? Света, между прочим, одна с ребёнком! А ты — ну, у тебя ж всё хорошо: работа, офис, маникюр…
— И постоянное ощущение, что я живу в минном поле. — Алина повернулась к нему. — Ты соврал. Украл. И оправдываешь это «сестре надо». А если твоей матери завтра зубы вставить не на что будет — ты ипотеку на меня оформить решишь?
Он смотрел на неё с таким лицом, будто она предложила продать его PlayStation.
— Алина, ты перегибаешь…
— Нет, Игорь. Это ты перегнул. Только не палку, а моё доверие. — Она достала телефон и нажала запись разговора. — Повтори, пожалуйста, для протокола, зачем ты снял деньги с моей карты без разрешения.
— Ты чё, совсем уже? — Он посмотрел на телефон, как на тротил с таймером. — Зачем тебе это?
— Затем, что если завтра ты снова что-нибудь выкинешь, я хотя бы не буду чувствовать себя полной дурой. У меня есть доказательства. А пока — ты собираешь вещи.
— Куда это ты меня выгоняешь? — с вызовом сказал он. — Это не твоя квартира.
— Ага, опять это. Только на что вы живёте — не на пенсию твоей мамочки. Ты всё это время ел мой хлеб, сидел на моём интернете и жил, как барин. А теперь, как настоящий барин, иди туда, где твоя родня. Где Светочка. Пусть она тебе борщ варит.
Он сжал кулаки, но промолчал. Был бы фильм — наверняка бы швырнул в стену тарелку. Но был не фильм. Был вечер вторника и слегка остывшие пельмени.
— Ладно. Поживу пока у Светы. Но ты ещё пожалеешь, что выгнала меня. — Он натянул куртку и надел кроссовки, шнурки которых даже не стал завязывать. — Потому что любовь — это не деньги. А ты, похоже, только это и считаешь.
— Не любовь это была. Это был вклад. — Алина встала. — И ты его снял. Как и пятнадцать тысяч. Только с вкладом так просто не разберёшься. Проценты бывают эмоциональными. И очень больными.
Дверь хлопнула. Осталась тишина.
Через час она позвонила Свете.
— Светлана, привет. Я Алина. Жена твоего брата. Ну, почти бывшая. Это ты его попросила снять с моей карты деньги?
— Ой… Алиночка, прости, я не думала, что он… Я просто попросила помочь, ну ты же знаешь, с этим кризисом…
— Ты попросила. А он снял. С моей карты. Без спроса. — Алина говорила спокойно, но голос был как холодная вода в раковине. — И мне всё равно, что у тебя там кризис, дети, тараканы. С завтрашнего дня ты возвращаешь деньги. Пятнадцать тысяч. По пять в неделю. У тебя есть Сбер?
— Подожди, ты серьёзно? — Светлана засмеялась. — Мы же почти родня…
— Почти родня — почти совесть. А у тебя ни того, ни другого.
Она сбросила звонок.
На следующий день на кухне снова сидела Валентина Андреевна. С вкрадчивым голосом.
— Ну чего ты добилась, Алина? Выгнала Игоря, теперь он ночует на полу у Светки. Ты счастлива?
— Я спокойна. А это больше, чем счастье, — ответила она и поставила перед свекровью чашку с чаем. — В ближайшее время я найду себе жильё. Но сперва мы с вами обсудим ремонт. Я оставлю себе диван и холодильник. Они куплены на мои деньги. И вы это знаете.
— Ты мне угрожаешь? — с прищуром спросила Валентина Андреевна.
— Нет. Я просто на этот раз подготовилась. У меня чеки, фото, расписки. На суд хватит. А на совесть я уже не рассчитываю.
Свекровь долго молчала, потом встала.
— Ты слишком умная, Алина. А таких судьба не любит.
— Это ничего. Зато я себя люблю. — Она улыбнулась. — А вот вас — уже нет.
Прошла неделя.
Квартира дышала тишиной. Пыль как будто нарочно оседала на полки ровным слоем, чтобы подчеркнуть: здесь никто не живёт по-настоящему. Здесь выжидают. Алина шла по кухне в халате, держала в одной руке чашку кофе, в другой — повестку. Суд по разделу имущества. Прислал Игорь. Умудрился.
Она села, аккуратно подогнула ногу под себя и посмотрела на дату. Через две недели. Улыбнулась. Горько.
— Ну вот и дождался, Игорёк, — вслух сказала она. — Настоящего шоу.
Телефон завибрировал. «Света: ало, это правда ты хочешь с нас деньги через суд выбивать??»
Алина медленно набрала ответ: «А ты правда хотела их просто не отдавать?» — и отправила.
Через десять минут в дверь постучали.
Не звонок, а именно стук — уверенный, короткий, будто человек знал: его откроют. И, как назло, не соседка с тряпкой и новостями о домоуправе, а Игорь собственной персоной. Щёки ввалились, глаза злые, но уже не нахальные — тревожные.
— Нам нужно поговорить, — начал он, даже не попытавшись изобразить спокойствие.
— Ты через суд решил говорить. Говори там, — Алина опёрлась на дверной косяк. — Я сейчас кофе допиваю. Очень важное дело.
— Алина, мать меня выгнала, — с силой выдохнул он. — Сказала, что я позор и бездельник. Представляешь? После всего.
— Представляю. Даже догадываюсь, когда именно — после того, как Светлана сказала, что у неё самой ребёнок, ипотека и новый парень, который “не против помочь, но с алиментами”, — Алина сложила руки на груди. — Вам всем не я нужна была. А деньги. Но теперь у меня нет ни вас, ни лишних рублей. Удобно, правда?
Он шумно выдохнул, как человек, которому не продали сигареты без паспорта.
— Я не был идеальным мужем, ладно. Не тянул. Слабый, может быть. Но я же старался! Я ж… люблю тебя, дурак.
— Любить — это не значит тянуть с карты. — Алина открыла дверь шире. — Знаешь, кто теперь живёт в этой квартире?
Он удивлённо вскинул брови.
— Как это… кто?
— Точно не ты. Новый собственник. Помнишь, что я платила ипотеку одна? И квартира юридически моя? Так вот, я продала её.
— Что? — голос Игоря сорвался. — Подожди, ты не можешь…
— Уже могу. — Она указала на коробки в углу. — Я съезжаю. Всё, что надо, я забрала. Оставила вам — всё, что заслужили. Ничего.
Он сел на табурет у двери. Опустил голову.
— Значит, всё? Вот так?
— Да, Игорь. Всё. Кончилась эта пьеса. Твой акт с воровством — самый яркий. Но даже у драмы должен быть финал. А это он.
Он встал, хотел что-то сказать, но так и не сказал. Просто развернулся и ушёл, тяжело ступая по лестнице. Как будто ноги налились свинцом. Или совестью. Хотя, скорее, первым.
Через час позвонил агент по недвижимости. Сказал, что новый владелец — мужчина лет сорока, разведён, ищет няню для сына. Не против, если Алина останется на первое время и поможет с переездом.
Она согласилась. Не сразу — но согласилась. Не потому, что искала замену Игорю. Просто потому, что хотела пожить где-нибудь, где никто не тычет в тебя чайной ложкой в споре о том, кто оставил чайник на газу.
На следующий день она сидела на скамейке у подъезда. Лето только начиналось, пахло липой и пылью. Подошёл Игорь. Без слов сел рядом.
— У тебя сигарета есть? — спросил он вдруг.
— Ты же бросил, — усмехнулась она.
— Много чего я бросил. Только почему-то всё не то.
Они сидели молча. Сторонние люди могли бы подумать — мирные, уставшие супруги, просто пережили бурю. Но это было не так. Это была последняя сцена.
Он встал и ушёл. Не попрощался. Она не звала.
Алина осталась сидеть, смотрела вперёд, в куда-то. В жизнь, которая начнётся без него.
