Это случилось как-то буднично: Наталья вернулась домой, а в прихожей — его кроссовки. На кухне — он, в её халате, курит на балконе, пьёт её кофе.
— Привет, тётя, — весело сказал. — Надеюсь, не против. Я тут пока с Маришкой. Надо многое обсудить.
— Ты что… вернулся? — еле выговорила она.
— Ну да. Я всё понял. Мы всё поняли. Нам просто нужно время. Устроиться. Поживём тут немного.
Марина выглянула из ванной с полотенцем на голове.
— Он больше не пьёт. Всё осознал. Мы начали сначала. Правда же, Артём?
— Ага, — кивнул он, отхлебнув кофе. — И вообще, мы же семья.
С этого дня Наталья начала терять границы. Артём сидел в её кресле, ел её йогурты, ставил музыку на всю громкость. Марина смеялась, включала стиралку ночью. Ребёнок бегал по дивану, разрисовывал пульты, вываливал крупу на пол.
Однажды Артём сказал:
— Ты, Наталья, как гость у себя дома. Расслабься. Тебе даже полезно — оживление какое-то.
Он смеялся. А она впервые почувствовала — не усталость. Гнев. Но сдержалась. Потому что снова вспомнила — “надо быть хорошей”, “не быть эгоисткой”, “людям тяжелее”.
Она шептала это себе, когда мыла пол после чужих ног. Когда подбирала окурки с балкона. Когда писала объяснительную на работе из-за опозданий.
А потом наступил вечер, который всё изменил.
Наталья пришла домой, и в нос ударил запах перегара. В зале Артём валялся на диване, босиком, в её пледе. Телевизор орал. На стене — фломастеры. Лиза визжала от радости, раскрашивая кошку и солнышко.
Кухня была похожа на вокзал: посуда, капустный суп, пустые баночки из-под пюре.
И в это же время телефон завибрировал. Соцсети — сторис от Марины: «Благодарна вселенной за уютное гнёздышко. Тётя — золото».
Наталья встала в проёме. Посмотрела. Спокойно, не повышая голоса, сказала:
— Завтра утром, чтобы вас здесь не было.
Марина вскочила, как от пощёчины.
— Что?! Ты в своём уме?
— Я очень в своём уме.
— Ты хочешь нас с ребёнком выгнать?! На улицу?!
— Я хочу, чтобы вы ушли. Куда — решайте сами. Мне всё равно.
— Ты чудовище! У тебя же никого нет! Ты одна! Мы — твоя семья!
В этот момент Наталья взяла телефон, не раздумывая. Позвонила. Ответила Ольга — её сестра, мать Марины.
— Наташа, ты что творишь?! Это же ребёнок! Это твоя племянница! У тебя нет сердца?! Ты всегда была холодная! Всегда!
— Я больше не могу… — попыталась сказать Наталья.
— Да кому ты нужна, кроме нас?! Одна осталась, и сразу — эгоистка! Ты просто умела это красиво прятать. Но все знали.
Трубку Наталья положила молча. Села на пол, прислонилась к дверце шкафа. Долго сидела в темноте. Её трясло. Но она не чувствовала жалости.
Она впервые за много лет чувствовала ярость.
И из этой ярости — родилось что-то новое.
Она прошептала:
— Хватит.
Утро было резким. Марина хлопала дверцами, что-то бросала в чемодан. Артём ругался вполголоса. Лиза плакала. Наталья сидела на кухне, пила воду из стакана с отколотым краем. Ни чая, ни кофе — не хотелось. Хотелось, чтобы это уже закончилось.
— Ты нас предала, — бросила Марина на прощание. — Спасибо, тётя. Огромное человеческое спасибо. Будь счастлива… одна.
Наталья не ответила. Только закрыла за ними дверь. Мягко, но с усилием.
Потом долго стояла в прихожей. В квартире было странно тихо. Но не пусто. Воздух гудел, как после бури. На стене — следы фломастеров. В спальне — раскладушка, неубранная. На кухне — оброненная пустышка и перевёрнутая банка с сахаром.
Она медленно включила воду в раковине, вытерла стол. Потом — пол. Вымыла, не торопясь. Постирала плед. Сняла одеяло, открыла окна. Холод хлынул в комнаты, как живая вода после долгого зноя.
Вечером Наталья села на балконе. Без сигарет, без телефона, без звука. Она слышала, как шуршит ель у дома, как проехал автобус. Под окнами кто-то сморкался, кто-то ругался. Всё было живое, чужое — но не внутри неё.
Через неделю она выбросила раскладушку. Съездила на рынок, купила новые шторы — серо-зелёные, как лист в октябре. Купила себе чайник с подсветкой. Записалась на курсы флористики. Просто так.
А потом был звонок.
— Наталья Сергеевна? Это Лев из бухгалтерии. Помните, вы как-то сказали, что любите музыку?.. У нас тут будет концерт камерной. Хотите… ну, вместе?
Она улыбнулась. Ненавязчиво. Без замирания сердца. Просто как человек, которому предложили что-то хорошее.
— Да. Хочу.
А в субботу она вышла в город. Пошла по рынку — выбирала травы. Душицу, мяту, тимьян. Нащупывала ароматы. Купила пирожок с картошкой. Зашла в маленькое кафе у вокзала, где пахло печкой и корицей.
Села у окна. Чай — в стеклянной кружке. Книга — старая, из домашней полки. Открыла и начала читать. Без цели. Просто потому, что можно.
На улице всё так же гудел город. Но внутри — была тишина.
Наталья не чувствовала вины.
Она чувствовала себя. И ясно понимала: никого не надо жалеть больше, чем себя. Родственные связи — не оправдание для вторжения, не индульгенция на хамство. Они родственники, пока им удобно. Но жить — с этим удобством — не её обязанность.
Теперь она знала: границы — это не жестокость. Это забота о себе.
