— Ты же премию получила, значит, давай её сюда, — строго сказала Ирина Петровна, мать главной героини.
Софья застыла в прихожей. Её взгляд медленно опустился в пол, а пальцы сильнее сжали пластиковый пакет с продуктами. Она даже не успела снять куртку, а мама уже стояла перед ней с протянутой рукой. Холодный сквозняк из подъезда заставил её поёжиться, но не столько от холода, сколько от внезапного требования.
— Мам, я… — начала она, но голос предательски дрогнул.
— Что «мам»? — передразнила Ирина Петровна. — Ты под моей крышей живёшь, я тебя приютила. Будь добра, делись.
Софья узнала этот тон. Резкий, не терпящий возражений. Таким голосом в детстве ей говорили, что рисунок недостаточно аккуратный, что оценка «четыре» — это почти поражение, что соседская Маша куда старательнее.
***
Всё началось три месяца назад. Северный город утопал в промозглой осенней сырости. Дожди шли неделями, превращая улицы в мутные реки, а настроение жителей — в вязкую апатию. Их съёмную квартиру на втором этаже серой пятиэтажки затопило — прорвало трубу на верхнем этаже, пока они с Глебом были на работе. Вернулись они к отсыревшим стенам, вздувшемуся ламинату и запаху сырости, который, казалось, въелся даже в одежду.
— Ремонт займёт не меньше месяца, — сказал прораб, приглашенный оценить объем предстоящих работ. — И это в лучшем случае. Трубы в этом доме — труха. Одну меняешь, рядом другая лопается.
Съехать пришлось в тот же день. Вечером Софья сидела на краю ванны и смотрела, как вода медленно капает с потолка в жёлтое пластиковое ведро. Кап-кап. Как метроном, отсчитывающий конец их недолгого семейного счастья наедине.
Глеб молча укладывал их вещи, изредка поглядывая на жену.
— Надо звонить маме, — наконец произнесла Софья и набрала номер матери.
— Конечно, приезжайте! — радостно ответила Ирина Петровна. — Чего по съёмным углам мыкаться, когда есть родной дом? Экономия, поддержка, тепло. Да и соскучилась я по тебе, Софочка.
Последняя фраза удивила. Мама редко признавалась в тёплых чувствах. Обычно она выражала любовь через придирки — «из лучших побуждений», как она сама говорила.
Глеб тогда нахмурился, сидя на краю кровати. В его взгляде Софья прочитала беспокойство.
— Соф, может, лучше у друзей перекантуемся? Или гостиницу снимем? — Он потёр переносицу жестом, который появлялся у него в моменты тревоги.
— На какие деньги, Глеб? — устало спросила Софья. — У тебя бизнес только-только на ноги встаёт, у меня заказы нерегулярные. А тут хоть крыша над головой.
Глеб тяжело вздохнул. Его столярная мастерская — пока лишь гараж с минимальным набором инструментов — приносила скромный доход. Он делал мебель на заказ, вкладывая в каждое изделие душу, но клиентов в их небольшом городе было немного.
***
Первый месяц в квартире матери действительно был почти идеальным. Ирина Петровна даже испекла пирог в день их приезда, что случалось крайне редко. Её фирменный яблочный, с корицей и грецкими орехами — тот самый, который Софья помнила с детства по особым праздникам.
— Проходите, родные, — суетилась Ирина Петровна, помогая внести вещи. — Глеб, ты налево, там спальня Софочки. Всё как было — обои с цветочками, её старый письменный стол. Даже медвежонок на месте.
Глеб вежливо улыбнулся, хотя Софья заметила, как напряглись его плечи при виде узкой кровати, на которой им предстояло спать вдвоём.
Ирина Петровна подробно расспрашивала о работе Глеба, восхищалась дизайнерскими проектами дочери и вечерами вспоминала, какой смышлёной Софья была в детстве.
— Помнишь, как ты в четыре года прочитала наизусть «Мойдодыра»? Все в детском саду ахнули! Воспитательница сказала, что ты самая способная в группе.
Софья помнила. Как помнила и то, что после выступления мама отчитала её за то, что она запнулась в одном месте. «Ты меня перед всеми опозорила!» — шипела она тогда, сжимая детское запястье так, что оставались следы. А дома вместо обещанного мороженого был долгий монолог о том, как важно быть лучшей, иначе жизнь не сложится.
Но сейчас всё казалось другим. Может, мама изменилась? Стала мягче? Глеб постепенно расслабился, даже начал шутить за ужином. Ирина Петровна смеялась его шуткам, предлагала добавки и интересовалась его планами.
— Из дерева мебель — это же экологично! Сейчас такое в моде, — говорила она, подкладывая ему картошки. — У тебя глаз хороший, Глеб. Я по твоим работам вижу.
Софья наблюдала за ними с надеждой. Может, всё действительно наладится? Может, мама наконец приняла её выбор?
А потом всё начало меняться. Постепенно, почти незаметно сначала.
— Софочка, а почему раковина грязная? — спросила как-то Ирина Петровна с той особенной интонацией, которую Софья помнила с детства. Медовая с горчинкой — внешне ласковая, но с ядом внутри.
— Я мыла посуду утром, мам.
— Мыла она! Посмотри, всё в разводах. Я всю жизнь тянула тебя одна, а ты даже элементарного порядка навести не можешь. Да я в твоём возрасте уже…
И понеслось. Как будто плотину прорвало. Годами сдерживаемое недовольство, которое мама, видимо, копила всё это время, хлынуло потоком.
На следующий день:
— Глебу бы не мешало починить мне входную дверь. Скрипит невыносимо. Или у него руки не из того места?
Глеб молча взял инструменты и починил. Но Ирина Петровна нашла новые поводы для критики.
— Ты мог бы и полку в ванной повесить заодно. Так делают настоящие мужчины. Вон сосед Василий Иванович — золотые руки. У него жена как сыр в масле катается.
Маленькая кухня, где они обедали, становилась всё более душной, несмотря на холод за окном. Каждый ужин превращался в экзамен — Ирина Петровна оценивала, достаточно ли хорошо сварена каша, не слишком ли дорогое мясо купили, правильно ли нарезаны овощи.
Вечерами, когда Глеб задерживался в своей мастерской, Ирина Петровна садилась рядом с дочерью на кухне, включала старенький телевизор на минимальную громкость и начинала свои монологи.
— Он тебе не ровня, Софочка. Никаких перспектив. Вон Машин зять — менеджер в банке, костюм, галстук. А твой что? Столяр-самоучка. От опилок дети астматиками вырастут.
— Мама, не начинай, — тихо просила Софья, сосредоточенно работая над очередным макетом на ноутбуке. — Глеб талантливый, у него всё получится.
— Получится, получится, — передразнивала Ирина Петровна. — Десять лет ждать будешь? Молодость пройдёт. Потом поздно будет, останешься у разбитого корыта.
К концу второго месяца Софья заметила, что Глеб всё чаще задерживается на работе. Его мастерская — холодный гараж на окраине — стала для него убежищем. А она сама старалась брать больше заказов, чтобы проводить время за компьютером, а не на кухне с матерью.
Они с Глебом исправно оплачивали половину коммунальных услуг, покупали продукты на всех троих, лекарства для мамы, даже оплатили ей новые очки.
Ирина Петровна принимала всё как должное.
— А что ты хотела? — говорила она, когда Софья осторожно заметила, что их расходы значительно выросли. — Ты дочь. Твой долг заботиться о матери. Я же тебя не на улицу выгнала.
Софья не спорила. «Это временно, — думала она, засыпая рядом с Глебом в маленькой комнате её детства. — Скоро всё наладится».
***
А потом случился тот самый день. Софья получила премию за срочный проект. Заказчик был настолько доволен результатом, что выписал премию — сумму, которой как раз хватало на оплату последнего этапа ремонта их затопленной квартиры.
Деньги упали на карту в пятницу вечером. Софья увидела уведомление, когда заканчивала работу. Сердце забилось чаще — это был их шанс. Шанс вернуться домой.
По дороге домой она зашла в супермаркет и купила Глебу его любимый сыр с голубой плесенью — дорогой, не тот, что они обычно могли себе позволить. Потом долго выбирала вино, чтобы отпраздновать.
Поднимаясь по лестнице, она представляла лицо Глеба, когда расскажет ему новость. Как он сначала не поверит, потом обнимет её, подхватит и закружит, как делал в счастливые моменты.
Но дома её встретила мать. Её взгляд был колючим, как будто она ждала именно этого момента.
— Ты же премию получила, значит, давай её сюда, — произнесла она тоном, не терпящим возражений.
Софья почувствовала, как улыбка медленно сползает с её лица. Она даже не успела снять куртку.
— Откуда ты…? — начала Софья, но осеклась, поняв, что мать, должно быть, прочитала её рабочую переписку, пока она была в душе. Снова нарушила её личные границы, как делала всю жизнь.
— Не важно откуда. Я имею право знать, как живёт моя дочь, — ответила Ирина Петровна, протягивая руку. — Давай сюда карту.
Софья крепче сжала пакет с продуктами. В горле пересохло.
— Зачем? — впервые за долгое время она решилась задать прямой вопрос, хотя внутри всё сжалось от страха перед конфликтом.
— Я хочу себе новый холодильник, — заявила Ирина Петровна таким тоном, будто это было само собой разумеющимся. — Старый жужжит невыносимо, спать не даёт. А твоя премия как раз кстати.
Холодильник работал прекрасно, просто был немного шумным, как и любая техника десятилетней давности. А её премия — единственный шанс вырваться отсюда. Выбраться из-под бесконечного контроля и манипуляций.
— Мам, но мы и так за всё платим… — тихо возразила она. — Коммуналку, продукты, твои лекарства… Эти деньги нам нужны на ремонт нашей квартиры.
Лицо Ирины Петровны мгновенно изменилось. Она выпрямилась, её глаза сузились. От прежней заботливой мамы не осталось и следа.
— Ты живёшь у меня, значит, подчиняешься, — отчеканила она. — Пока ты под моей крышей, я решаю, на что тратить деньги. И не смей мне перечить! После всего, что я для тебя сделала!
Софья почувствовала, как к горлу подступает ком. Она уже открыла сумку, чтобы достать кошелёк с картой, когда услышала знакомые шаги.
— Завтра мы съезжаем, — спокойно, но твёрдо произнёс Глеб, стоя в дверном проёме. Его лицо было бледным, но решительным.
— Что?! — Ирина Петровна резко обернулась, её лицо исказилось от гнева. — Ты кто такой, чтобы решать? Это мой дом! И моя дочь!
Глеб сделал шаг вперёд, его глаза смотрели прямо, без вызова, но и без страха.
— Софья — моя жена, — произнёс он, подходя ближе и забирая у Софьи пакет с продуктами. Его рука коснулась её пальцев, и Софья почувствовала, как тепло разливается от этого простого прикосновения. — И я не позволю с ней так обращаться. Даже вам.
Ирина Петровна на мгновение потеряла дар речи. Её рот открылся и закрылся, как у выброшенной на берег рыбы. Потом она перевела взгляд на дочь. Её голос мгновенно изменился, стал жалобным, с надрывом, который Софья слышала много раз в детстве.
— Соня! — воскликнула она, прижимая руку к груди. — Ты позволишь ему так разговаривать с твоей матерью? С женщиной, которая тебя вырастила? Которая всю жизнь для тебя…
— Хватит, мама, — сказала Софья. — Мы действительно уезжаем.
Что произошло дальше, Софья помнила как в тумане. Мать кричала, плакала, обвиняла, угрожала отречься. Она перечисляла все жертвы, на которые пошла ради дочери, все свои бессонные ночи и непрожитые возможности.
— Тогда убирайтесь! Оба! — Она резко развернулась и с грохотом захлопнула дверь своей комнаты.
В наступившей тишине Софья наконец услышала, как гулко стучит её сердце.
— Ты не виновата, — прошептал он, обнимая её, и Софья почувствовала, как горячие слёзы текут по щекам. Не слёзы горя или раскаяния, а слёзы освобождения. Словно с каждой слезинкой из неё выходило то, что копилось годами — страх, вина, необходимость всегда быть “хорошей дочерью”.
***
На следующий день они стояли у подъезда с двумя чемоданами и коробкой личных вещей. Дул холодный осенний ветер, пробирающий до костей. Софья поёжилась, натягивая шарф повыше.
— Ты как? — спросил Глеб, ловя такси.
— Не знаю, — честно ответила она. — Больно, наверное, но… и легче одновременно.
Такси отвезло их в соседний район — в квартиру, которую им согласился сдать друг Глеба по сниженной цене.
А через два месяца, и ремонт в их квартире наконец завершился. Глеб и Софья стояли на пороге своего нового, отремонтированного жилья, вдыхая запах свежей краски и нового ламината.
— Мы снова дома, — произнес Глеб, обнимая Софью. Она улыбнулась, чувствуя, как в груди разливается тепло.
Они провели вечер, обсуждая планы на будущее, мечтая о том, как будут развивать его бизнес и её карьеру.
Вскоре у Глеба появились первые серьёзные заказы. Его работы — стильная мебель из дерева в скандинавском стиле — заметили в местном журнале про интерьер. Он смог снять небольшую мастерскую и нанять помощника.
Софья работала над крупным проектом для московской компании — редизайн всего корпоративного стиля. В их квартире появились новые шторы и кашпо с цветами. Глеб своими руками сделал книжные полки и рабочий стол для жены.
Однажды вечером, когда они сидели на кухне и обсуждали планы на выходные, телефон Софьи завибрировал. Сообщение от матери — первое за два месяца.
«Ты мне больше не дочь».
Софья долго смотрела на экран. Потом просто удалила сообщение и положила телефон экраном вниз.
— Всё в порядке? — спросил Глеб, заметив её задумчивость.
Софья протянула руку и погладила его ладонь.
— Теперь да, — улыбнулась она.