Видела твою бывшую. Страшная, как будто с помойки. Вся в синяках и с повязкой. Даже не узнала бы, если бы её соседки не окликнули.
Лера небрежно бросила эти слова, не отрываясь от телефона, пока Герман возился с разобранным пылесосом в своей мастерской. Запах машинного масла и металлической пыли висел в воздухе, смешиваясь с дешёвыми духами жены. Сначала его охватило привычное раздражение — опять про Инну, опять эти сравнения, опять попытка самоутвердиться за счёт бывшей жены.
— Что значит «в синяках»? — спросил он, стараясь говорить равнодушно.
— А откуда мне знать? — Лера пожала плечами, не поднимая глаз от экрана. — Может, упала где-то. Или муж бьёт. У неё же теперь кто-то есть, да? Хотя кому она нужна в таком виде…
В голосе Леры прозвучало нехорошее удовлетворение, словно она радовалась чужому несчастью. Герман почувствовал, как что-то холодное кольнуло в груди. Он представил Инну — некогда спокойную, ухоженную жену — избитой и несчастной, и внутри всё сжалось тревогой.
— Где ты её видела? — продолжал он расспросы.
— Да у поликлиники. Жалкое зрелище, честное слово. И подумать только — раньше она считала себя такой правильной, а теперь…
Лера злорадно усмехнулась, и Герман вдруг понял, что не хочет слышать продолжение. Что-то в её тоне, в этом торжестве над чужой бедой, резануло по нервам.
***
Три года назад всё было совсем по-другому. Тогда Герман считал свою жизнь с Инной серой, предсказуемой рутиной. Пятнадцать лет брака превратились в бесконечное повторение одних и тех же дней: завтрак, работа, ужин, телевизор, сон. Инна была идеальной домохозяйкой — готовила, убирала, заботилась о сыне Максиме, но между ними давно не было искры.
Дом у них был большой, красивый — Герман много лет вкладывался в ремонт, в мебель, в создание уюта. Инна превратила его в настоящее семейное гнездо: везде стояли цветы, на стенах висели семейные фотографии, на кухне всегда пахло свежей выпечкой. Но самому Герману казалось, что он задыхается в этом благополучии.
А потом приехала Лера.
Племянница Инны, дочь её сестры из глухой провинции. На десять лет моложе Инны, яркая, смешливая, с горящими глазами и фигурой модели. Она приехала «попробовать жизнь в городе» и попросилась пожить у них пару месяцев, пока не найдёт работу и жильё.
— Конечно, оставайся, — сразу согласилась добрая Инна. — Семья должна помогать друг другу.
Лера сразу изменила атмосферу в доме. Она ходила в коротких платьях и обтягивающих джинсах, громко смеялась, включала музыку, флиртовала с Германом прямо на глазах у Инны. Сначала он сопротивлялся — всё-таки жена рядом, сын. Но постепенно поддался очарованию молодости.
— Ты заслуживаешь большего, — шептала Лера, когда они случайно оставались наедине. — Ты ещё молодой, красивый, успешный. Зачем тебе эта серая мышь? Она же даже не старается для тебя.
И действительно — Инна ходила дома в домашнем халате, не красилась, не следила за фигурой. Рядом с яркой Лерой она казалась блёклой и безликой. А Лера умела быть разной: то страстной и требовательной, то нежной и беззащитной. С ней Герман снова почувствовал себя мужчиной, а не просто добытчиком и главой семьи.
Роман начался через месяц после её приезда. Они встречались в мастерской после работы, в кафе, один раз даже в гостинице. Герман чувствовал себя снова живым, желанным, молодым. Лера умела говорить комплименты, умела быть непредсказуемой, умела заставлять мужчину чувствовать себя героем.
Когда всё открылось — а скрыть роман в одном доме было невозможно — Инна не устраивала сцен и истерик. Она просто тихо плакала на кухне, а потом сказала с достоинством:
— Если ты хочешь уйти — уходи. Только не мучай нас всех этой ложью.
***
Герман ушёл через неделю. При разводе он вёл себя, как считал, благородно — оставил Инне с сыном дом, машину, половину сбережений и приличные алименты. Лера была категорически недовольна таким решением:
— Зачем ты отдал ей такой дом? Мы могли бы там жить! Почему она должна купаться в роскоши, а мы ютиться в двушке?
— Там её дом, там она прожила пятнадцать лет, — объяснял Герман. — У неё ребёнок. Я не могу их выбросить на улицу.
— А обо мне ты подумал? Я молодая, красивая, я могла бы выйти за кого угодно, а связалась с разведённым! Я заслуживаю компенсации!
Но тогда Герман был счастлив и уверен в своём выборе. Он был влюблён в Леру по уши и готов был ради неё на всё. Ему казалось, что впереди — новая яркая жизнь, полная страсти и приключений.
Только новая жизнь оказалась не такой уж яркой. Уже через полгода всё изменилось. Лера перестала стараться — исчезли кружевное бельё, романтические ужины, страстные ночи. Зато появились бесконечные претензии и требования.
— Почему мы живём в этой конуре? — жаловалась она каждый день, оглядывая их двухкомнатную квартиру в панельной многоэтажке. — У твоей бывшей дом в три раза больше!
— Мало денег даёшь на хозяйство. Как я должна выглядеть на эти копейки? Мне нужна новая одежда, косметика, салоны красоты!
— Ты не обеспечил мне тот уровень жизни, который был у неё! А я что, хуже?
Герман работал всё больше и больше, брался за любые заказы, стараясь угодить молодой жене. Но Лера была ненасытна — чем больше он давал, тем больше она требовала. А по вечерам, лёжа рядом с вечно недовольной женой, он всё чаще вспоминал Инну. Её тихий добрый голос, умелые заботливые руки, тот особый уют, который она создавала без усилий и жалоб. Вспоминал сына, который теперь не хотел с ним общаться и бросал трубку при звонках.
***
И вот теперь Лера говорила, что Инна выглядит побитой и несчастной. Весь день Герман не мог сосредоточиться на работе. В голове крутились тревожные мысли: что случилось с бывшей женой? Кто её обижает?
Вечером он попытался дозвониться Максиму — тот, как обычно, сбросил вызов. Написал сообщение: «Как дела? Как мама?» — ответа не последовало. Сын не общался с отцом уже два года, считая его предателем.
— Что ты дергаешься? — раздражённо спросила Лера, заметив его волнение. — Она взрослая женщина, сама разберётся со своими проблемами. Тебя это не касается.
Но Германа не отпускало чувство вины и тревоги. Всю ночь он ворочался, представляя Инну избитой и несчастной. Утром принял решение — поехать к старому дому и всё выяснить.
То, что он увидел, потрясло его до глубины души: на красивых кованых воротах, которые он сам когда-то заказывал, висела табличка «Продано». В саду копошились незнакомые люди, сажая новые цветы.
— Простите, — обратился Герман к пожилой женщине с лейкой. — А где теперь живёт прежняя хозяйка?
— Не знаю, — пожала плечами женщина. — Мы купили дом полгода назад. Симпатичная была женщина, с сыном-подростком. Но куда переехали — не говорила.
Полгода назад! Значит, Инна продала дом зимой, в самое неподходящее время. Что могло её заставить?
***
— Она продала дом?! — взвилась Лера, когда Герман рассказал ей об увиденном. — Без твоего согласия?! Подавай в суд немедленно! Это же частично твоя собственность!
— При разводе я официально отказался от доли в доме, — напомнил Герман.
— Ду р ак! — закричала Лера. — Полный ду р ак! А теперь она на твои деньги где-то развлекается! А мы живём в нищете!
Но Германа мучили совсем другие мысли. Что заставило спокойную, домашнюю Инну продать дом, в котором она прожила пятнадцать лет? Куда она переехала с сыном? И главное — что с ней случилось, если она действительно выглядит так плохо, как говорит Лера?
Через знакомых, которые ещё поддерживали отношения с бывшей женой, он узнал новый адрес. Это оказалась обычная панельная многоэтажка в спальном районе — примерно такая же, где жил теперь сам Герман с Лерой.
Он долго стоял у подъезда, собираясь с духом. Что скажет? Как объяснит своё появление? И готов ли увидеть Инну в том жалком состоянии, о котором говорила Лера?
Наконец поднялся на пятый этаж и позвонил в дверь.
Открыл Максим. Семнадцатилетний сын вырос, возмужал, стал очень похож на отца. Но смотрел он на Германа холодно и отчуждённо, как на неприятного незнакомца.
— Что тебе нужно? — сухо спросил он.
— Я хотел… узнать, как у вас дела. Поговорить с мамой. Мне сказали, что она…
— Мама! — громко крикнул Максим в глубину квартиры, не дав отцу закончить. — К тебе пришли!
Из комнаты донеслись лёгкие шаги, и на пороге появилась женщина. Герман едва не упал от изумления.
Перед ним стояла Инна, но совершенно не та, какой он её помнил и какой ожидал увидеть. Стройная, подтянутая, с красивым молодым лицом и модной стрижкой. Никаких синяков, никаких повязок, никаких следов побоев. Наоборот — она выглядела моложе и привлекательнее, чем три года назад.
— Герман? — удивилась она, и в её голосе не было ни злости, ни обиды — только искреннее недоумение. — Что-то случилось?
— Нет, я… — Герман растерянно моргал, не в силах поверить глазам. — Мне сказали, что у тебя проблемы. Что ты…
Инна рассмеялась — звонко, легко и беззаботно.
— Какие проблемы? У меня всё прекрасно. Проходи, раз уж пришёл.
***
Квартира была небольшой — три комнаты в старой панельке, но очень уютной и светлой. Везде стояли цветы, на стенах висели новые картины, мебель была простой, но стильной. Герман сел в кресло, всё ещё не веря происходящему.
— Ты совершенно изменилась, — пробормотал он. — Я не ожидал…
— Пластическая операция, — спокойно объяснила Инна, садясь напротив. — Подтяжка лица, коррекция носа, липосакция. Плюс спортзал, правильное питание, хороший стилист. На деньги от продажи дома. Решила, что пора наконец инвестировать в себя.
— Но зачем? Ты же всегда была против такого…
— Ты ушёл, и я осталась одна, — Инна говорила ровно, без упрёков. — Мне пришлось собирать себя по кусочкам и строить новую жизнь. Я поняла, что ещё хочу жить полной жизнью. Хочу нравиться мужчинам, хочу любить и быть любимой. А для этого нужно было кое-что поменять в себе.
— А Максим? Как он отнёсся к переезду?
— Нормально. Он понял, что старая жизнь закончилась и надо начинать новую. Мы стали ближе друг к другу. И потом, ему здесь нравится — школа хорошая, друзья появились.
В этот момент в квартиру вошёл мужчина лет сорока пяти — высокий, спортивный, с приятным открытым лицом и добрыми глазами.
— Илья, познакомься, — сказала Инна. — Это Герман, отец Максима.
— А, бывший муж, — Илья дружелюбно протянул руку. — Илья Сергеевич. Очень приятно познакомиться.
Герман машинально пожал крепкую тёплую ладонь, чувствуя себя полным идиотом. Он приехал спасать несчастную избитую женщину, а нашёл счастливую красавицу с новым мужчиной.
— Мы собираемся в театр на премьеру, — сказала Инна. — Максим идёт с нами — он теперь увлёкся драматургией. Хочешь присоединиться?
— Нет, спасибо, мне пора, — поспешно ответил Герман, поднимаясь. — Я просто хотел убедиться, что у вас всё в порядке.
— Всё отлично, — искренне улыбнулась Инна. — Спасибо, что зашёл.
Дома Лера устроила настоящую истерику.
— Значит, она потратила твои деньги на пластику?! — кричала она, размахивая руками. — Это же мошенничество! Подавай в суд немедленно!
— Какое мошенничество? Дом был оформлен на неё.
— А я что, хуже её?! — Лера была вне себя от ярости. — Почему ей можно тратить деньги на красоту, а мне нет? Я тоже хочу пластику! Ты должен мне это обеспечить! Ты мне должен!
Герман молча смотрел на Леру — красную от злости, с перекошенным от жадности лицом — и вдруг всё понял с кристальной ясностью. Этой женщиной двигали не любовь к нему, а зависть к Инне и алчность. Она не радовалась его успехам, не поддерживала в трудностях, не создавала уют. Она просто потребляла — его деньги, его силы, его жизнь.
А Инна… Инна не стала жаловаться и требовать алименты. Она взяла свою жизнь в руки, изменила то, что можно было изменить, и смело пошла дальше. Она стала лучшей версией себя.
— Я подаю на развод, — тихо сказал Герман.
***
Через месяц, когда бракоразводный процесс уже шёл полным ходом, Герман снова приехал к дому Инны. Он не решался подняться — просто стоял на улице, наблюдая.
Вскоре из подъезда вышли трое: Инна в элегантном пальто, рядом Илья в костюме, а между ними — Максим, оживлённо что-то рассказывающий. Они смеялись, перебивали друг друга, явно торопясь куда-то по важному и приятному делу.
Инна была счастлива — это было видно в каждом её движении, в блеске глаз, в лёгкой походке. Она стала женщиной, которую выбирают не из жалости или привычки, а потому что с ней хочется быть. Она нашла в себе силы полюбить себя — и теперь её любил другой мужчина.
«А ведь мог бы быть я, — с горечью думал Герман, глядя на удаляющуюся счастливую семью. — Мог бы остаться тогда и помочь ей раскрыться. Или хотя бы вовремя понять свою ошибку и попытаться вернуться. Но теперь поздно».
Он развернулся и медленно пошёл к своей машине. Урок был получен, но цена оказалась слишком высокой. Он променял золото на блестящую мишуру и понял это только тогда, когда золото засияло в чужих руках.
Красота Инны теоретически была оплачена его деньгами — деньгами от проданного дома. Но на самом деле она была оплачена его предательством, его ошибкой, его неспособностью ценить то, что имел. И это была самая справедливая плата из всех возможных.