Июнь 1941 год.
Лидочка крутилась у зеркала и пританцовывала, улыбаясь своему отражению. Ей нравилось то, что она видела. Длинные русые волосы, голубые глаза в обрамлении черных ресниц, и носик, слегка вздернутый вверх. И веснушки, которые любит Митька.
У неё сегодня было хорошее настроение и от того глаза блестели, а щеки покрыл розовый румянец.
– А ну-ка, встань, не дергайся. Вот тут ещё на платье пару стежек сделать надо, – Елена подошла к ней и подколола булавку.
– Мама, вы же всё придете на выпускной?
– Я приду, обещала же. А вот папа… Ты же знаешь, для него нет понятия выходного или праздничного дня. К сожалению, для преступников такого понятия тоже нет.
– Мама, ну он же может взять выходной, – Лида надула обиженно губки.
– Он постарается, дочка.
– Мама, вы всегда так говорите. Я хочу, чтобы и ты, и папа, и бабушка видели, как мне вручают аттестат.
– Не передумала в медицинский поступать?
– Нет, не передумала. Мы с Митькой вместе поступать будем.
Лена поморщилась. Как и её муж Олег, она не приветствовала дружбу дочери с Митей Кузьминым.
Парень был из неблагополучной семьи. Кто его отец, он и сам не знал, а мать, по выражению знакомых ей людей – выживала, как могла. За счет мужчин. Однажды ночью она не вернулась домой. Как будто в воду канула, а может, так и было. Так и не нашли несчастную женщину. Митьку тогда забрала к себе тетка. У неё самой было четверо детей, так что на племянника ласки и нежности не хватало. Тарелку супа налила, а что еще надо?
Митька на каникулах и на выходных подрабатывал, где удавалось. Таким образом он смог сам себя обеспечивать и учиться. Олег и Лена признавали, что мальчишка трудолюбивый, но… Они мечтали пристроить свою дочь получше. Вот чем Андрей Васильев не жених? Сын партийного работника. И квартира у них хорошей мебелью обставлена, и дача ведомственная. А у Митьки ни гроша за душой. Только вот Лида нос воротит от Андрея, а Митя с языка не сходит. Конечно, Митьке всего семнадцать, как и Лиде, и вся жизнь впереди, но как бы не пожалела она о своем выборе.
****
21 июня выпускники школы приграничного городка смеялись и делились планами на будущее. Мать и бабушка Лиды пришли на вручение аттестата зрелости, а отца так и не было. Лида уж и не рассчитывала, что он придет. Она привыкла, что служба отца в НКВД отнимает все его силы и время. И часто он оставался ночевать в казарме.
В актовом зале был накрыт стол, девочки и мальчишки принесли сладости, лимонад. Было шумно и весело.
– Давай сбежим, – шепнул ей Митька. – Пойдем гулять!
Лида обернулась вокруг себя – мать с бабушкой уже ушли, отец так и не появился. Задорно улыбнувшись, она кивнула.
Молодые люди гуляли, ели мороженое и запивали его лимонадом. Дойдя до пляжа, Митька полез в реку, брызгая водой на Лиду, а та счастливо заливалась смехом, и голос её будто колокольчик звенел.
– Через год поженимся, Лидок, когда нам обоим по восемнадцать будет. Я сам на свадьбу денег заработаю.
– А как же учеба? – прищурившись, спросила Лида.
– А чем наша женитьба учёбе помешает? – пожал плечами Митя.
– А если я… Если у нас ребенок будет? – краснея, спросила Лида.
– И с этим справимся. Моя двоюродная сестра вышла замуж еще до поступления в институт, двух детей родила, пока там училась. И мы справимся. Может нам комнату дадут, отдельно жить станем.
– Папа не позволит, – покачала она головой.
– А мы еще посмотрим. Я из кожи вон вылезу, чтобы заслужить его одобрение, – серьезно ответил парень.
Знал он, что Олег Фомич в НКВД служит, но не боялся он того, что тот упрячет его в тюрьму или под статью подставит. Слышал он о нем только то, что Олег Фомич исключительно порядочный человек. И что слишком принципиален, чтобы делать плохие дела.
– Лидок, а завтра пойдем на праздник физкультурника?
– Пойдем! – она кивнула. – Мить, пора возвращаться. Я обещала маме в восемь часов вечера дома быть. Они с бабушкой стол праздничный накроют, соседей позовут.
– Я провожу тебя, – Митя взял девушку за руку и они пошли неспеша к дому Лидии. Им не хотелось расставаться ни на минуту, хотелось держать друг друга за руки и не отпускать…
Отец пришел домой ближе к девяти часам вечера. Поздравил дочь, поднял тост, но уже к одиннадцати засобирался в казармы.
– Преступность не дремлет, – по обыкновению произнес отец, застегивая на себе гимнастерку.
Лида только вздохнула, потянувшись и поцеловав отца в небритую щеку.
А на рассвете она проснулась от жуткого грохота. Будто бы земля содрогалась и гудела. Дрожали стекла, кричали люди, творился какой-то хаос.
– Лида, – мать ворвалась в комнату в девочки. – Вставай!
– Мама, что это? – девушка испуганно смотрела на неё.
– Не знаю, я не знаю! Но очень похоже на то, что на нашу страну напали! Это самолеты!
– Как? Мама, этого не может быть. Кто бы осмелился напасть на Советский Союз и угрожать самому товарищу Сталину?
– Лида, собирайся, не до разговоров сейчас. В убежище, давай беги в убежище. И бабушку с собой бери. Екатерина Сергеевна, – позвала Лена свою свекровь. – Собирайтесь же, быстрее.
Грохот и свист раздавались за окном. Было очень страшно и руки действовали хаотично – то она пыталась в спешке застегнуть платье. То косу заплетала, пока мать буквально не вытолкала её из квартиры вместе с бабушкой.
Через два дома от их трехэтажки было убежище, туда и спустились Екатерина Сергеевна и Лида.
– Мама, а ты? Почему ты не спускаешься? – кричала Лида.
– Я отца найти попробую. Побегу к казармам НКВД.
– Ленка, стой! – Екатерина Сергеевна пыталась вразумить невестку. – Куда же ты, дурная?
– Мама, я должна найти Олежку, – крикнула Лена, побежав по улице, а рядом вновь раздался свист и грохот, гул самолета бил по ушам, заставляя дрожать от страха.
– Митька! Где мой Митька? – Лида задрожала, вспомнив про любимого.
– Ты еще выскочи! А ну, села в углу и замри, как мышь перед кошкой! – Екатерина Сергеевна остановила внучку. – Попробуй только вылезти.
Когда грохот и гул прекратился, когда всё вдруг внезапно стихло, Лида и Екатерина Сергеевна вышли на улицу. Они побрели к своему дому, обреченно глядя на окна, стекла в которых были выбиты. Екатерина Сергеевна хваталась за сердце, было видно, что ей плохо.
– Катерина Сергеевна, Лидка, – к ним бежала соседка Валентина, работавшая в столовой НКВД раздатчицей. – Беда, беда!
– Какая беда?
– Там, в главном корпусе казармы сынок твой и невестка… – Зина задыхалась от волнения.-. При мне, на глазах моих. Ленка только забежала, как тут же свист, гул, ой, страх. Попали прямо по корпусу. А потом здание осыпалось!
– Что ты сказала? – Екатерина Сергеевна обмякла и Лида едва успела её поддержать. – Что ты сейчас сказала?
– Нет твоего сынка, и невестки твоей нет. Никто там не выжил. Ой, страсти какие, ой, Божечки, что же происходит?
– Мама, папа! – до Лиды только дошел смысл услышанного и она закричала. Пронзительно, как раненая птица.
И тут же Екатерина Сергеевна упала навзничь на землю. Её сердце остановилось…
****
Лида сидела на стуле и раскачивалась из стороны в сторону. Она не слышала и не видела никого. Какие-то люди приходили, суетились вокруг. Говорили о том, что надо схоронить её бабушку, мать и отца. Вечером 22 июня было на удивление тихо. Люди, которые в панике скупали еще днём все, что было в магазинах, пытались снять свои сбережения, хватали всё, что под руку попалось, теперь подсчитывали убытки.
– Лида, я с тобой, слышишь?
Митька, который сразу же после того, как всё стихло, прибежал к ней, сам лично собрал осколки разбившихся стекол и теперь держал девушку за руку.
– Митя, как я теперь жить буду?
– Мы справимся, слышишь? – парень говорил, а сам пытался унять дрожь. Он должен быть храбрым и сильным, ведь теперь кроме него у Лиды никого нет. Но как бы не храбрился, а по его лицу катились слёзы. Но больше всего его беспокоило то, что Лида не плачет. То, что слёз у неё нет. А боль копить в душе нельзя, плохо кончиться может.
– Лида, твоих завтра провожать в последний путь будут. Нужна одежда.
– Я не вынесу это, слышишь, Митя.
– Я рядом буду, я помогу… Позволь, я сам выберу из шкафа что-то…
Но Лида покачала головой, встала и подошла к шкафу, где висели бабушкины платья. Сняв с вешалки самое лучшее, она положила его на кресло. Затем зашла в родительскую комнату и раскрыла створки шкафа. Достав костюм отца и одно из платьев матери, она разложила всё и смотрела теперь на них. И вдруг её плечи затряслись от рыданий. Эти рыдания перешли в вой, затяжной и пронзительный. Даже соседи содрогнулись, услышав его…
****
– Я пойду немцев бить, – заявил Митя.
Они сидели на лавочке возле двора, прислушиваясь к шуму и поглядывая на небо.
– Нет, нет! – Лида вскочила и со слезами посмотрела на Митю.
– Я не буду отсиживаться. Сегодня в семь часов вечера у школы будет собрание, я буду записываться.
– Тогда и я пойду!- топнула она ногой. – Не буду покорно тут ждать…
Но не успела она закончить фразу, как услышала за спиной голос:
– Лида!
Обернувшись, она увидела сослуживца отца.
– Здравствуйте, Михаил Семенович.
– Лида, я за тобой. Собирайся.
– Куда? – в один голос спросили удивленные Митя и Лида.
– Есть приказ об эвакуации семьей служителей НКВД, партийных работников и прочих лиц. Вот документ, – он протянул бумагу. – Государство взяло на себя заботу о тебе, помня заслуги Олега.
– Лида, – Митя посмотрел на девушку. – Ты должна ехать. Я пойду служить, а ты уедешь в безопасное место. Мы скоро увидимся, веришь мне? Как орешки фрицев пощелкаем, не успеешь оглянуться.
– А сколько вам лет, молодой человек? – Михаил Семенович, прищурившись, посмотрел на Митю.
– Зимой восемнадцать будет, в феврале.
– Вот как восемнадцать будет, тогда и поговорим. А пока вас никто не примет в добровольцы и на службу не призовёт. Оставайтесь в городе.
– Нет! – услышав последнюю фразу, крикнула Лида. – Я без Митьки никуда не поеду. Слышите? Не поеду!
Слёзы покатились по её лицу, она со страхом представила, что расстанется с Митей.
– Лида, собирайся, – мягким, но уверенным тоном произнёс Михаил Семенович.
Девушка упала на колени и сложила руки в молитве:
– Миленький, дорогой дядя Миша, – услышав это обращение, Михаил Семенович поморщился, вспомнив, как Лидочка маленькой бегала вокруг него, выпрашивая леденцы.
– Встань, Лида. Я попробую что-то придумать. Будь готова в пять часов.
Едва он вышел со двора, Лида схватила Митю за руку:
– Пойдем к тебе, соберешь вещи. Я без тебя никуда не поеду. Тебя все равно не примут на службу.
Митька кивнул с тоской в глазах. Он понимал, что Михаил Семенович прав…
Когда они дошли до дома, где жил Митя, то поняли, что его тетка и двоюродные братья с сестрами уехали.
– Как уехали? Куда? – спрашивали они у соседей.
– Сказали, что в Сталино.
– Да, там живут дальние родственники, – пробормотал Митя. – А как же мои вещи?
– Ключики у домуправа, – ответила соседка.
Через полчаса, помогая собирать вещи, Лида качала головой.
– Как же так? Твоя тётя уехала и даже тебе ничего не сказала. Даже не спросила, поедешь ты с ними или нет.
– У тёти своих четверо детей, ей их спасать надо было, – пожал плечами Митя равнодушно. Но тут же его взгляд наткнулся на листок, который был воткнут в стекло на серванте.
– Это записка?
Митя развернул лист бумаги.
« Митя, если ты это читаешь, значит уже знаешь, что мы уехали. Тебя не было дома два дня, мы не могли больше ждать. Нам надо попытаться выбраться из города. Если повезет, доберемся до Сталино. Надеюсь, ты тоже сможешь выехать.»
– Ты знаешь адрес? – спросила Лида.
– Не знаю. Но можно разведать. Только вот если Михаил Семенович поспособствует, кто знает, куда нас отправят?
– Я без тебя не уеду. Если он не договорится, убежим и попробуем добраться до Сталино! – с жаром ответила Лида.
****
Они сидели в квартире и в нетерпении друг на друга поглядывали. Вчерашние школьники, выпускники, за последние два дня испытавшие то, что многие за жизнь не испытывают. Когда раздался звонок, Лида выдохнула облегченно и в то же время со страхом.
– Лида, ты готова?
– Готова, но без Митьки я никуда не поеду.
– Да уже понял я, – покачал головой Михаил Семенович. – Поэтому, молодой человек, вот вам справка. Поедете вместе с Лидой и другими семьями эвакуированных.
– Спасибо, спасибо, дядя Миша! – как когда-то в детстве Лида бросилась к нему на шею.
– Дети, берегите себя в дороге.
– А куда нас повезут?
– В Орёл. А там уже сами определитесь. Самое главное, выехать в безопасную зону. Митя, береги Лиду. Теперь ты за неё отвечаешь своей головой.
Попрощавшись, молодые люди с вещами и документами покинули приграничный городок, молясь о том, чтобы синеву неба не очернили немецкие самолеты…
***
Орёл. Август 1941 год
– Нам надо уезжать, – Митя настаивал, стоя у станка на фабрике. По другую его сторону стояла Лида и недоумевала.
– Как это – уезжать?
– Немцы приближаются, это просто что-то невообразимое. Лида, мы должны уехать, чтобы нам не пережить то, что пришлось переживать 22 июня на рассвете. Я боюсь потерять тебя.
– Но как нам уехать? Вот просто так, собраться и в путь? Но как же работа?- Я написал заявление на перевод в танкостроительный завод в Горьком. Так что проблем не будет.
– А я? Кто меня отпустит? Я ведь даже не жена тебе.
– Я договорился, тебя ждут в кабинете у начальника. Осталось только тебе заявление написать. Думаешь, на заводе только мужчины работают?
– Но как же? – Тут Лида рассердилась. – Почему ты меня в известность не поставил, а всё решил за нас?
– Потому что я мужчина, – тихо ответил Митя. – Потому что теперь я за тебя отвечаю. И если я решил, что ради твоей безопасности мы должны уехать, то так и будет.
Лида внимательно посмотрела на Митю и кивнула. Да, он прав. В конце концов, какая уж разница, где жить и работать, если и так всё потеряно?
Когда два месяца назад они приехали в Орел и устроились работать на завод, их поселили в общежитие. Митя в мужском корпусе была, Лида, соответственно, в женском. Ребята ждали, когда им обоим исполнится по восемнадцать лет и они могут пожениться. А до той поры никаких вольностей себе не позволяли. Лида всегда усмехалась такой иронии – для брака они молоды, а вот для работы самый возраст. На благо страны они трудились, а молодым работящим рукам рады были все предприятия.
*****
В апреле 1942 года они расписались. Мите восемнадцать исполнилось в феврале, а Лида стала совершеннолетней в конце марта. Они зарегистрировали перед государством свою чистую и нежную любовь.
После регистрации брака им дали комнату в общежитии и молодые перебрались в неё. Из всей мебели только одна кровать, стол и пара колченогих стульев, да двухстворчатый шкаф, дверцы которого угрожающе скрипели. Но и этого им хватало с лихвой.
Каждый день они ходили на завод и с каждым выпущенным танком чувствовали, что в этом и есть их вклад в будущую Победу.
Но как-то беспокойно было Лиде, душа будто чувствовала что-то неладное. Глядя на Митю, Лида понимала, что он хочет ей что-то сказать. Однажды вечером она не выдержала:
– Митя, поговори со мной.
– Я не знаю, как сказать, Лидок. Не знаю, с чего начать и какие подобрать слова.
– А ты прямо скажи. Вот как есть.
– Лида, ты же знаешь, что я люблю тебя больше жизни? Что я дышу и живу ради тебя, знаешь?
– Знаю, – кивнула она и с беспокойство посмотрела на мужа.
– Но я и Родину люблю…
При этих словах Лида расплакалась. Она всё поняла. Ещё там, в родном городе, он изъявлял желание идти бить фрицев. И с тех пор его злость к ним только росла.
– Ты не плакать должна, Лида. Ты поддерживать меня должна. Чем я отличаюсь от других? Тем, что у меня бронь, как у работника завода? Да тьфу на неё, на эту бронь. У меня всегда чувство такое, будто я прикрываюсь другими бойцами, которые там с фрицами сражаются, покуда я возле женской юбки сижу.
– Но танки тоже должен кто-то строить.
– И без меня строители найдутся. Лида… не могу я, понимаешь. Мужиком себя не чувствую. Вчера Борисыч жаловался, что его сын подправил в документах одну цифру и сбежал на фронт. А ведь он на год меня младше.
– Митя…
– Не перебивай, Лида. Поддержи меня лучше.
Подойдя к мужу, Лида положила ему на плечо руку и по её лицу заструились слёзы, но она стояла безмолвно, будто истукан.
****
Он ушел на службу в июле 1942 года, а через две недели Лида поняла, что беременна. Едва пришло первое письмо от Мити, она тут же сообщила ему эту новость.
Но ответа не было. Лида каждый день встречала почтальона, ходила на почту сама, но не было ни строчки, ни весточки от мужа.
Она прождала несколько месяцев, плача по ночам. Ходила на работу и возвращалась домой, не чувствуя ничего, кроме тоски и безнадежности. Живот рос, приближалось и время родов, но по-прежнему от Мити не было ни одной весточки. Не было ни похоронки, ничего абсолютно.
В марте, когда по срокам оставалось чуть больше двух недель, к ней пришел неожиданный гость. Человек в форме, пустой левый рукав его был засунут в карман. Увидев его, Лида чуть не разрыдалась.
– Лидия Кузьмина здесь живёт?
– Да, это я.
– Лида, позвольте представиться – лейтенант Алексей Семенов. Ныне списанный со службы, – он горько усмехнулся. – Я бывший сослуживец вашего мужа, Дмитрия Кузьмина.
– Где мой муж? Где он?
– Вы разрешите пройти? Неудобно как-то в коридоре.
– Да, конечно, – опомнилась она. – Проходите. Чаю будете?
– Нет, откажусь, пожалуй, у меня тут сестра неподалеку живёт, успею чаю напиться.
– Где мой муж, почему он не пишет. Нет возможности?
Алексей полез рукой в карман и вытащил извещение.
– Вам следует прийти в военный комиссариат, оформить необходимые документы…А это я попросил разрешение лично передать вам, потому что через почтальона еще хуже. Бросят в ящик и всех делов.
Алексей понимал, что перед ним беременная молодая женщина, но какие слова не подбери, а итог один. Ему нужно отдать документ, который просили его передать.
Дальше она слышала всё, как в тумане.
Митя написал ей письмо. Сразу же, как получил весточку о том, что у них будет ребёнок. Но, по всей видимости, оно не дошло. Митя служил белорусском направлении, там с отправкой писем была большая проблема, как и с работой почты. Потом было не до писем. Когда появилась возможность отправить весть родным, он не успел это сделать.
– Как это случилось? Когда?
– В декабре, – Алексей поморщился, вспоминая то, что произошло. – Снаряд упал в место нашего расположения. Я и Митя попали в госпиталь. Я выжил, а вот его спустя месяц не стало. Рана не заживала.
Лида опустилась на стул, поддерживая живот и зарыдала громко, по-бабьи причитая.
А ночью соседки сопровождали её в родильное отделение, где она родила сына. Это был март 1943 года.
ЭПИЛОГ
Май 1950 года.
– Мама, а каким был мой папка? – семилетний Митька допытывал мать вопросами. Они только что вернулись от соседей, где праздновали пятилетие Победы.
– Он был самым храбрым и самым смелым. Он жизнь свою отдал за нас и за страну, – улыбнулась Лида, глядя на своего сына.
Она назвала ребенка в честь его отца. Дмитрий Дмитриевич Кузьмин.
– Когда вырасту, я тоже стану военным. Буду храбрым и смелым, как мой папка.
Лида вздрогнула.
– Митя, твой папа, когда был маленьким, мечтал стать врачом. И когда мы с ним окончили школу, то хотели вдвоем поступить в медицинский. Знаешь, сынок, врачи – это тоже смелые и отважные люди.
– Тогда я тоже, как папка, буду мечтать стать врачом.
Обняв сына, Лида едва сдержала слёзы. Она молилась про себя, чтобы мечты её сына никогда не разбились вдребезги, как когда-то у неё и Мити ранним июньским утром сорок первого года.
Сама она окончила медучилище, ведь не до учебы в институте ей было – работа и маленький сын на руках. Теперь она работала медсестрой в детском отделении.
Боль от потери первой потерянной любви не утихала, но с годами притупилась. В 1952 году она вышла замуж за заводского слесаря Петра, жившего по соседству. Хороший и положительный молодой мужчина, он отлично поладил с Митькой и любил Лиду. Та отвечала ему взаимностью, но нет-нет, да нахлынут на неё воспоминания и всплакнет она о своем Мите и о том времени, когда они мечтали о совместном будущем