– Мне не нужна невестка с мужским именем, – заявила свекровь. – Меняй имя

В гостиной Людмилы Петровны было тихо. Александра сидела на краю бархатного дивана, пальцы ее бессознательно теребили бахрому подушки.
Рядом, плотно прижавшись к ней плечом, сидел Артем. Он только что объявил матери о своем решении жениться.
Людмила Петровна стояла перед ними с высоко поднятой головой, с идеально уложенной сединой, в дорогом костюме.
— Поздравляю, сынок, — ее голос был ровным. — Желаю счастья. Но есть одно “но»”.
— Какое еще “но”, мама? — Артем нахмурился и, заметно занервничав, уставился на мать.

Людмила Петровна медленно перевела глаза на Александру. Ее взгляд скользнул по ее лицу, миловидному и доброму, с большими серыми глазами, в которых сейчас читалась тревога, и задержался где-то в районе плеч, будто оценивая товар.
— Имя, — отчетливо произнесла она. — Мне не нужна невестка с мужским именем. Саша, Александр… Это имя для мужчины, а не для женщины, которая должна быть женой, матерью…
В гостиной воцарилась тишина. Артем заерзал на месте и крепко сжал руку Александры.
— Мама, что ты несешь?
— Я несу здравый смысл, который вам, влюбленным, явно застилает туман, — парировала Людмила Петровна. — Представь, Артем, как я буду представлять ее своим друзьям? Моя невестка Саша? Все будут округлять глаза. Над нами будут смеяться. Прямо в лицо, может, и нет, но за спиной точно, и говорит: “Смотри-ка, Людмила Петровна, так всегда с высоко поднятой головой ходит, а сын женился на мужике”. Нет. Я этого не допущу!

Александра почувствовала, как по ее щекам разливается жгучий румянец. Она пыталась подготовиться к чему угодно — к расспросам о ее небогатой семье, к сомнениям в ее карьере (она была начинающим дизайнером), но к такому удару — нет.
Ее имя, которое ласково выкрикивал отец, когда она бежала к нему по улице и которое Артем шептал ей на ухо, теперь оказалось причиной недовольства свекрови.
— Людмила Петровна, — голос ее дрогнул, но она заставила себя говорить твердо, — мое имя — это часть меня. Меня так назвали родители в честь моей бабушки. И для меня оно женственное.
— Для вас, милая, может, и так, — фыркнула свекровь. — Ты к нему привыкла, а для окружающих — это позорная метка. В нашу семью такая метка не войдет. Так что мое условие простое: или ты меняешь имя на нормальное, женское, или я не дам сыну на тебе жениться. Ты для меня просто не будешь существовать!
Артем вскочил с дивана, его лицо исказилось от гнева.

— Мама, да ты с ума сошла! Это мое решение! Моя жизнь! Я люблю Сашу, и мне плевать, как ее зовут!
— Вот потому что тебе плевать, я и должна думать за тебя! — вспылила Людмила Петровна. — Ты думаешь, легко мне было одной тебя поднимать? Одна, на все шишки набиваясь, чтобы ты мог позволить себе жениться на ком попало и с каким попало именем?! Чтобы над тобой, над нами, снова смеялись?
— Никто не будет смеяться! — крикнул Артем.
— Будут! — парировала мать. — Мир жесток, сынок, и я не позволю, чтобы моя невестка была посмешищем. Выбирай: или она становится, не знаю, Аленой, Светланой, Натальей… Хоть Феклой, или вы оба для меня — пустое место.
Александра поднялась. Ноги у нее были ватными, но внутри все кипело от возмущения, обиды и боли.
— Меня зовут Александра, — сказала она тихо. — И я не собираюсь его менять. Ни для кого. Я не товар, на который нужно вешать новый ценник, чтобы он лучше продавался в вашем приличном обществе.
Девушка повернулась и вышла из гостиной, не оглядываясь. За ней, через секунду, выбежал Артем, хлопнув тяжелой дверью.

*****
Машина мчалась по ночному городу. Первые минуты парочка ехала молча. Артем сжимал руль так, что кости на его пальцах побелели.
— Прости, — хрипло проговорил он наконец. — Я… я не ожидал, что она так… Я знал, что будет сложно, но не до такой степени…
— Она ненавидит меня? — спросила Александра, глядя в темное стекло, в котором отражались огни фонарей.
— Нет. Она ненавидит то, что не вписывается в ее картину мира. Ее жизнь — это постоянная борьба за статус, за правильность. Отец ушел от нас, когда я был маленьким, и оставил ее одну. Она боялась бедности, но больше всего она боялась жалости и насмешек. И теперь этот страх диктует ей все…
— А наш с тобой брак, по ее мнению, вызовет насмешки из-за моего имени? —в голосе Александры слышались и боль, и недоверие.
— Для нее — да, наверное, Саш, я это понимаю… — он замолчал, припарковался около ее дома и выключил зажигание. В салоне воцарилась тишина.
— И что мы будем делать? — спросила девушка, глядя на него.
— Я люблю тебя, Александра, — сказал он, беря ее руки в свои. — Не Алену, не Светлану, а именно тебя, со всем твоим упрямством, твоим талантом видеть красоту в старых вещах, твоей манерой пить чай с пятью ложками сахара… и с твоим именем. Я женюсь на тебе с ее благословения или без.
Они сидели так еще с полчаса, держась за руки и влюбленно смотря друг на друга.
*****

Прошла неделя. Телефон Людмилы Петровны молчал. Артем звонил ей несколько раз — она сбрасывала вызов или коротко бросала:
— Есть что обсудить? Нет? Тогда до свидания.
Он был на грани отчаяния. Разрыв с матерью, какой бы токсичной она ни была, давался ему тяжело. Александра видела его муки и сама металась между гневом и жалостью.
Однажды вечером, когда Артем был на работе, раздался звонок в домофон. Александра подошла и ахнула, увидев на экране бледное, строгое лицо Людмилы Петровны.
— Впустишь или боишься? — прозвучал холодный голос несостоявшейся свекрови.
Сердце Александры заколотилось. Она нажала кнопку открытия двери, мысленно готовясь к новой ссоре.
Людмила Петровна вошла в квартиру и окинула быстрым, оценивающим взглядом интерьер.
— Артема нет, — сказала Александра, оставаясь стоять посреди гостиной.
— Я знаю, я к тебе пришла…

Они сели напротив друг друга за небольшим деревянным столом, на котором стояла чашка с недопитым чаем.
— Я пришла без скандала, — начала Людмила Петровна, глядя куда-то мимо Александры. — Я пришла, потому что мой сын несчастен, а я не хочу, чтобы он был несчастен.
— Он несчастен из-за вашего ультиматума, — мягко заметила Александра.
— Из-за вашего упрямства! — вспыхнула женщина, но тут же взяла себя в руки. — Ладно. Не будем. Я… я хочу понять. Почему вы так держитесь за это имя? Это что, важнее любви к моему сыну?
— Людмила Петровна, а вы любили когда-нибудь так сильно, что готовы были ради этого человека от всего отказаться? От себя самой? — Александра глубоко вздохнула.
Пожилая женщина нервно заерзала на месте, вздрогнула и задумчиво произнесла:
— Я ради Артема от всего отказалась. От личной жизни, от радостей…
— А я не хочу, чтобы Артем ради меня от чего-то отказывался. И он не требует этого от меня. Он любит меня такой, какая я есть. А имя — это не просто набор звуков. Моя бабушка, Александра, была удивительной женщиной. Она пережила войну, вырастила троих детей, потеряла мужа и не сломалась. Отказаться от имени — значит предать ее память и предать саму себя. Согласитесь, вы бы не стали требовать от человека отрезать палец или выколоть глаз в угоду чьему-то мнению? Для меня мое имя так же ценно!
Людмила Петровна молчала, глядя на свои изящные, ухоженные руки с маникюром.

Потом она подняла на Александру глаза, и девушка увидела в них растерянность.
— Артем сказал, что вы не пойдете на попятную…
— Все верно, — кивнула в ответ Александра.
— Глупость. Молодость. Максимализм, — беззлобно пробормотала Людмила Петровна. — Я не отказываюсь от своих слов и по-прежнему считаю, что это имя принесет тебе проблемы. Но… вижу, что ты — упрямая, как и мой сын. Может, ты ему и пара.
Она направилась к выходу, но на пороге обернулась.
— Скажи Артему… скажи, что я готова тебя принять, но предупреждаю — на семейных торжествах, когда я буду представлять вас своим подругам, мне будет физически больно произносить “Саша”. Я буду звать вас Александрой. Это мой потолок.
Не дожидаясь ответа, она вышла. Александра стояла, глядя на закрытую дверь, и по ее лицу текли слезы.
Когда вечером вернулся Артем, она рассказала ему все. Он слушал, не перебивая, а потом просто крепко обнял ее.
— Александра, — прошептал мужчина. — Мы со всем справимся.
Они знали, что это еще не конец, что будут новые стычки, непонимание, что Людмила Петровна вряд ли станет ласковой и любящей свекровью, но надежда все-таки есть.