Звонок в прихожей прозвучал в самый неподходящий момент, будто кто-то нарочно выбрал именно эту минуту, когда Люда только поставила на стол чашку с горячим чаем, выкроив несколько минут для отдыха. Она замерла, вслушиваясь, пытаясь понять, не показалось ли. Но звонок повторился — настойчивее, требовательнее.
Люда нахмурилась. Никого она не ждала. В такую погоду вообще редко кто выходит из дома — на улице лило как из ведра. Повернув замок, Люда приоткрыла дверь ровно настолько, чтобы увидеть, кто стоит на пороге. И в следующую секунду сердце забилось учащенно так, как никогда раньше не билось.
Перед дверью стояла Вера Леонидовна. Та самая женщина. Та, что когда-то, много лет назад, выставила Люду с новорождённым ребёнком на улицу.
Вот только сейчас перед ней была совсем другая Вера Леонидовна. Постаревшая, осунувшаяся, словно жизнь не просто прошлась по ней, а прокатилась катком. Глаза были красные, заплаканные, словно она плакала долго и уже не могла остановиться.
— Людмила… — Вера Леонидовна выдохнула хрипло, едва слышно, словно каждое слово давалось ей через силу. — Мне бы… поговорить.
Люда стояла молча, держась за край двери, как за щит. Казалось, ещё чуть-чуть и прошлое ворвётся в квартиру, перевернёт всё вверх дном. Она снова почувствовала себя той растерянной Людой, что смотрела много лет назад на кричащую свекровь, не понимая, за что ей всё это.
И вдруг, словно кто-то одним рывком отмотал её жизнь назад, в тот хаотичный вихрь событий, в котором она когда-то едва не утонула. И прошлое вспыхнуло так ярко, что на мгновение потемнело в глазах…
…В тот день она спешила на работу. Чуть ли не бежала, прижимая к груди папку с документами. Утро выдалось суетливым: будильник не прозвенел, маршрутка уехала прямо из-под носа. Дождя не было, но ветер гулял по улицам злой, порывистый, подхватывал её волосы, забрасывая пряди в лицо. Люда отчаянно махала рукой, пытаясь остановить попутную машину, но все они проносились мимо.
Она уже почти отчаялась, как вдруг возле неё притормозила серебристая иномарка. Стекло на дверце плавно опустилось.
— Садитесь, — сказал мужчина за рулём, даже не спросив, куда ей нужно.
Он довёз Люду до офисного центра так быстро и уверенно, будто знал этот маршрут наизусть, словно каждый поворот был ему давно знаком. За всё время он не сказал ни одной лишней фразы — ни банальных попыток пошутить, ни неловких «подкатов». Только пара коротких, вежливых уточнений, и всё. Спокойный, собранный. С той редкой мужской сдержанностью, которая не давит, а напротив, располагает.
Когда Люда достала купюру, он даже не посмотрел в её сторону, лишь покачал головой, словно давая понять, что вопрос закрыт и обсуждению не подлежит, а потом улыбнулся с едва уловимым смущением.
Этот момент проскользнул так быстро, что Люда не успела его как следует ощутить. Рабочие заботы поглотили её полностью, и к вечеру ей казалось, что всё произошедшее — лишь краткий эпизод, случайная встреча, которая растворится в памяти так же быстро, как и появилась.
Но вечером она увидела его снова. Он стоял у входа в бизнес-центр, немного в стороне от потока людей. В тёмном пальто, с букетом белых хризантем, — таких нежных, на фоне серого городского вечера.
Когда Люда подошла ближе, он посмотрел на неё так прямо и искренне, что у неё кольнуло внутри, от неожиданности, от чего-то давно забытого. На секунду ей показалось, что это какая-то игра, розыгрыш. Ну не бывает же так, чтобы мужчина, едва встретивший тебя утром, пришёл вечером с цветами. Это же всё из кино… из тех фильмов, где последняя сцена обязательно заканчивается поцелуем под дождём.
— Простите за откровенность, — сказал он тогда, прямо глядя в ее удивленные глаза, — но я влюбился с первого взгляда.
От этих слов Люда впервые за долгое время потеряла дар речи. Она даже оглянулась, не к кому ли другому он обращается. Но нет. Он говорил ей.
— Если вы не свободны… — продолжил он так же серьёзно, — я просто уйду. И буду помнить о вас всю свою жизнь. Но если вы дадите хоть маленький шанс… хотя бы крошечный намёк… я буду самым счастливым человеком на свете, честно.
У Люды внутри что-то дрогнуло. Может, от неожиданности. Может, от его совершенно открытого, мальчишеского взгляда. А может, просто потому, что слишком давно никто не говорил ей подобных слов.
И она дала шанс. Сначала согласилась выпить с ним кофе через пару дней, потом погулять вечером по набережной, потом — ужин у него дома. И там она впервые заметила, как он аккуратен, как внимательно слушает, как бережно прикасается к её руке, будто боится спугнуть. Она вдруг увидела, насколько нежным может быть мужчина, который снаружи кажется сильным и уверенным.
И как-то незаметно, без громких слов, она уже жила у него. Хотя он был старше на пятнадцать лет, хотя у него была дочь-подросток, хотя её собственный развод всё ещё не был оформлен официально, так уж случилось. Вроде бы всё было сложно, но Антон умел одним своим присутствием разрядить любое напряжение. Словно его спокойствие накрывало её тёплым пледом.
Людмила не сомневалась: вот оно. То самое, тихое счастье, без бурь и без драм. Но жизнь непредсказуема, как всем известно.
Тринадцатилетняя дочь Антона отвергла Люду с самого первого дня. Не истериками, не громкими скандалами, наоборот: молчаливо, холодно. Той колкой, подростковой тишиной, которая больнее любых оскорблений. Девочка будто бы выстроила вокруг себя непроницаемую стену: не подходи, не спрашивай, не пытайся понравиться.
А Вера Леонидовна… та встретила её настороженно, сухо, холодновато-вежливо. Разглядывала цепким взглядом, будто оценивала товар, а не человека. Будто взвешивала: подходит или нет. И каждый раз всё яснее во взгляде читалось: нет, не такая. Совсем не такая, как та соседка, которую она давно приглядела в качестве будущей невестки. Там – и возраст подходящий, и хозяйка отличная, и с Верой Леонидовной прекрасно ладит. А тут… пришла неизвестно откуда, молодая, с незавершённым разводом. Чего от нее ожидать?!
Люда очень старалась найти подход к дочери Антона. Но чем больше она старалась, тем дальше девочка отдалялась, и однажды, после очередной ссоры с отцом, просто собрала рюкзак и сбежала к бабушке.
Антон пытался поговорить, объяснить, вернуть, но Вера Леонидовна закрыла перед ним дверь, заявив, что внучка с ней останется и точка.
Через полгода Люда забеременела. Она долго не решалась сказать Антону — боялась, что он воспримет новость без особой радости, с учётом напряжённой ситуации с дочерью. Но он только обнял её — крепко, с таким счастьем в глазах, будто получил самый долгожданный подарок.
Они продали обе квартиры — её однушку и его двушку. Купили дом – небольшой, но очень уютный, с беседкой и садом под окнами. Антон планировал со временем второй этаж построить.
Документы оформили на Антона. Люда даже не задумалась. Зачем? Они же семья, Антон не обманет, он не такой, а впереди у них – целая жизнь. Первый шаг ребёнка, первый утренник, первый ремонт в детской. Совместные поездки, праздники. Всё то, о чем люди мечтают.
Но жизнь оказалась короткой. Слишком короткой. В день рождения их сына Ильи, Антон погиб.
Люда потом долго думала: неужели судьба так жестока, что забрала его именно в этот день? Или это она сама решила искать смысл там, где его нет, лишь чтобы хоть как-то удержаться на ногах? Но факты были беспощадны: утром Антон держал на руках новорождённого сына, а вечером его уже не стало.
Похороны Люда оплатила сама, помощи от свекрови не дождалась. Даже в горе Вера Леонидовна держала дистанцию, и эта дистанция ранила больнее любых слов.
Когда прошли сорок дней, Люда думала, что Вера Леонидовна придёт… ну хоть поговорить. Хоть посмотреть на внука, спросить, как они. Любое слово приняла бы, лишь бы не чувствовать себя такой одинокой.
Но Вера Леонидовна пришла не утешать. Она вошла в дом уверенно, будто была здесь хозяйкой, осмотрела гостиную, кухню, заглянула в спальню, словно проверяла: ничего ли не испортилось за эти недели. С ней была дочка Антона. Она смотрела на Люду испепеляющим взглядом, и от этого мороз прошел по коже.
— Собирайся, — требовательно произнесла Вера Леонидовна, — Дом теперь наш. Ты здесь никто.
Люда онемела.
— Вера Леонидовна… как же… мы же… Антон…
— Антон умер, — перебила она. — И ребёнок твой тоже никому не нужен.
Люда будто получила удар в грудь. Так, что даже воздух вышибло из легких.
— У тебя три дня, — добавила свекровь. — И не вздумай задержаться, если не хочешь, чтобы я с полицией пришла.
Они обе ушли, не обернувшись.
А Люда осталась стоять посреди комнаты, озираясь несмело по сторонам. Спорить было бессмысленно.
Теперь всё это принадлежало не ей, и идти было некуда. Собственные родители отвернулись от нее много лет назад, когда она поспешно вышла замуж в первый раз. Ошиблась, но они так и не простили.
А на следующий день после визита Веры Леонидовны ей вдруг позвонил Сергей, бывший муж.
— Люда? — знакомый голос прозвучал осторожно. — Я слышал, что у тебя беда. Что ты осталась одна и тебе некуда идти.
Люда не сразу нашла, что ответить. Слова словно застряли в горле.
— Сергей… откуда…
— Это неважно. Я просто… — он выдохнул. — Я не могу оставить тебя в таком положении. Пожалуйста, позволь мне помочь.
Люда согласилась. Сергей приехал быстро, отвёз её с Ильёй к себе. В тот вечер они долго разговаривали.
— Люда… — Сергей сидел напротив, держал чашку чая, но почти не пил. — Я тогда думал, что так будет правильно. Я обманул, что у меня другая, просто не мог сказать правду.
Она вздрогнула.
— Помнишь ведь, как ты переживала, что у нас так долго не было детей, — продолжил он тихо. — Я решил пройти обследование, и услышал то, чего боялся: детей не может быть по моей вине.
Он улыбнулся криво, с печалью во взгляде.
— Я… испугался. И решил уйти, чтобы ты могла начать жизнь заново. Чтобы могла стать мамой. Я… думал, что так будет правильно. Понимал ведь – если правду расскажу, ты не уйдешь, но будешь плакать по ночам в подушку, а я хотел, что бы ты радовалась жизни. Я люблю тебя и не мог причинить боль.
Люда слушала, и сердце её, то сжималось, то разжималось. Из прошлого поднимались обиды, но тут же растворялись, сталкиваясь с его искренностью, с тем, как он смотрел на нее — открыто, как когда-то давно.
— Прости, — сказал он почти шёпотом. — Я не понимал, что причиняю боль. Я правда верил, что защищаю тебя от боли.
Она не смогла сразу ответить. Только кивнула.
Они так и не были официально разведены, никто не мог решиться сделать первым шаг.
И теперь вот, Сергей предложил:
— Люда… Мы ведь… формально семья. Хоть и по бумагам. Я хотел бы… если ты не против… записать Илью на себя. Чтобы у него был отец. Чтобы у него была семья. Чтобы его никто… никто никогда не смог выгнать.
Она чувствовала, как подступают слёзы, но не плакала. Плакать уже было нечем.
— И я хочу, — продолжил он, — чтобы мы попробовали снова быть вместе.
Она согласилась и так началась их новая жизнь. Годы текли — тихо, ровно, без тех бурь, которые когда-то разрушили её прошлую жизнь. Даже родители Люды, когда узнали, что у них есть внук, пришли мириться.
Илья рос спокойным, умным мальчиком. Чем-то он был похож на Сергея — рассудительностью, доброй улыбкой. Но иногда, когда он смотрел задумчиво в окно, Люда видела в его чертах Антона.
Когда Илье исполнилось десять лет, случилось невозможное — Люда забеременела. Врачи только переглядывались: возраст, диагноз Сергея… казалось, шансов нет. Но случилось самое настоящее чудо. Илья однажды признался, смутившись:
— Это я на прошлый Новый год загадал желание, чтобы у меня появилась сестренка или брат.
И в положенный срок у них родилась дочь. Нежная, светлоглазая, с крохотными ладошками, которые цеплялись за мир, как за чудо. Их маленькая радость.
Люда думала, что прошлое осталось в прошлом, что оно больше никогда не вернётся. И вот сейчас, держась за косяк двери, она снова смотрела на эту женщину, с которой было связано слишком много боли, слишком много несказанных слов, о которых никто уже не хотел вспоминать.
Люда провела её на кухню, налила воды, села напротив, сложив руки на столе, и тихо ждала, пока та соберётся с силами говорить. Вера Леонидовна говорила долго. Тихо сначала — словно проверяя, может ли позволить себе признаться в слабости. Потом громче. А под конец — почти рыдая. О том, как внучка, её любимая девочка, которую она когда-то так яростно защищала от Люды, выросла жёсткой, безразличной, неблагодарной. Как сначала продала обманом дом, потом отсудила половину квартиры, продала свою часть, и Вере Леонидовне пришлось какое-то время делить свою жилплощадь с маргиналами, а потом и вовсе продать им свою долю за бесценок. Как, потеряв всё, она вдруг поняла, что внук Илья — единственный родной, кто остался у неё на этом свете.
Люда слушала, наблюдала за дрожащими руками, за взглядом, потерявшим уверенность и колкость прежних лет. Вера Леонидовна казалась теперь маленькой, сломанной — не той надменной хозяйкой, которая когда-то выталкивала её на улицу с младенцем на руках.
Когда Вера Леонидовна вошла в гостиную, Илья посмотрел на неё так серьёзно, что Люда на секунду увидела в нём и Антона, и Сергея сразу. Бабушка сделала шаг к нему, но он отступил — едва заметно, но достаточно, чтобы всё стало ясно.
— Илюшенька… — прошептала она. — Внучек… скажи хотя бы слово. Я ведь… я же всё потеряла… мне даже негде жить… ты у меня один остался…
Но Илья только сжал зубы и медленно покачал головой.
— Те, кому я был нужен, были со мной всегда, — сказал он твёрдо, — А вас я не знаю и знакомиться не хочу.
Вера Леонидовна замерла. Потом открыла рот, будто хотела сказать что-то ещё — оправдаться, объяснить, попросить… но слова не выходили. Она опустила глаза, ссутулилась, словно её сдавила тяжесть прожитых лет, и пошла к двери.
Проводив её, Люда подошла к сыну, положила руку ему на плечо.
— Илюш… — сказала она тихо. — Она ведь всё-таки твоя бабушка. Да, когда-то она поступила плохо. Очень плохо. Но, возможно… поняла свои ошибки. Или хотя бы пытается понять. Люди меняются.
Илья отвёл взгляд в сторону. Взрослая тень легла на его черты, но в глазах мелькнуло что-то детское — обида, которую он не хотел и не мог прятать. Люда с Сергеем не скрывали от сына правду, он знал и об отце Антоне и о бабушке, что выгнала их с матерью на улицу.
— Мама, я не готов, — выдохнул он. — Может, когда-нибудь. Но сейчас — нет.
Люда кивнула.
— Я не буду тебя заставлять. Это твоё решение. Всегда было и будет твоим.
Он обнял её — крепко, по-настоящему, и Люда вдруг почувствовала, как сердце, которое весь этот день было сжато, наконец, начинает отпускать. Как теплеет воздух вокруг. Как дом их снова становится пространством любви.
Люда знала одно: бумеранг уже прилетел. Не потому, что она его отправила, нет. Она отпустила прошлое давным-давно. Просто судьба сама иногда расставляет акценты там, где человек не может.
Если судьба решит, что им с Верой Леонидовной нужно встретиться ещё раз — значит, встретятся. Но навязывать никому ничего она не будет. Ни себе, ни сыну.