– Это жена Толика, – ответила Галина на звонок соперницы. – И я всё знаю про тебя.

– Галочка, это тебя, – Сказала коллега Анюта, передавая Гале трубку рабочего телефона.
Галина посмотрела на коллегу, пожав плечами. С чего бы вдруг? Обычно даже по работе все клиенты пользовались мобильной связью, а городской телефон месяцами молчал и пылился в углу. А тут напомнил о себе и сразу Галю пригласили.
Галина повертела секунду трубку в руке, будто на призрак прошлого смотрела, потом ответила неуверенно.
– Алло, я слушаю.
– Анатолий тебе изменяет, – сразу заговорил чужой и будто неестественный голос, – если хочешь убедиться, приезжай в кафе «Берёзка» к семи вечера.
Галина не могла понять – кто это, что такое говорит, хотела было поинтересоваться, что за шуточки такие, но в трубке уже послышались гудки.
– Ты чего? – Подошла к ней Анюта, – побелела вся. Что-то случилось?
– Я не знаю, – тихо ответила Галя, – сказали, будто Толя изменяет мне.
Анюта рассмеялась и погладила Галину по плечу.

– Твой Толик? Изменяет? Да мне проще поверить в жизнь на Марсе, чем в эту чепуху. А ты поверила? Не зря ведь позвонили на рабочий. Не хотели, чтобы номер высветился, так что не бери в голову. Идем лучше чай пить, я пирог принесла. Твой любимый.
Галина кивнула и двинулась следом, но ноги были тяжелыми, будто налились свинцом, и каждый шаг давался с огромным усилием. Тревожные мысли цеплялись одна за другую. Галя пыталась найти хоть намёк на подозрительность в поведении мужа — но ничего не вспоминалось. Толик всегда вовремя возвращался с работы, всегда предупреждал, если задерживался, всегда…
Она только собралась налить чай, когда её мобильный завибрировал. Толик. Галя сразу подняла трубку.
— Галочка, я сегодня к ужину не приду, — привычно спокойным тоном сказал муж. — У меня встреча с заказчиком в кафе, так что там и поужинаю.
Кафе. У неё перехватило дыхание.
— С заказчиком… это мужчина? — спросила она неожиданно для самой себя.

— Да, конечно, мужчина. А что случилось? Ты какая-то… странная.
— Ничего, всё в порядке, — как можно спокойнее ответила Галя, попрощалась, сбросила вызов и сжала телефон так, что побелели пальцы.
Она всегда верила мужу. Даже мысли не допускала, что может быть иначе. Но что, если голос говорил правду? Если она не поедет — будет мучиться. «Просто посмотрю и уеду. Ничего ведь не случится», — решила Галина.
Когда такси остановилось у «Берёзки», ноги сами понесли её к окну. Галя без труда отыскала взглядом Толика. Серое аккуратное пальто, как на деловой встрече, опрятная причёска — всё было привычно, правильно, безупречно. Только выражение лица было совсем не рабочим, в нём сквозила удивительная нежность, которую Галя видела только в самые сокровенные моменты.
Он приблизился к столику, за которым его ждала женщина. Простая, скромная, без броской внешности и дорогих аксессуаров. Куртка обычная, волосы собраны в высокий хвост, на плече скромная сумочка. Ни следа «роковой красоты», ни вызывающего шика. И всё же… Толя смотрел на неё так, словно перед ним сидела голливудская актриса, которой он готов отдать всё на свете.

Галя вздрогнула, когда он протянул женщине букет, чуть наклонился, сказал что-то и улыбнулся. Той самой улыбкой, которую Галя видела каждое утро, когда он варил ей кофе. Той, что раньше была только для неё.
Галя почувствовала, как внутри разгорается жгучая, горькая злость. Первым порывом было ворваться в кафе, схватить Толика за рукав, как провинившегося ребёнка, вытянуть наружу. А женщину… Она даже представила, как хватает её за волосы, встряхивает, кричит: «Как ты посмела увести у меня мужа?!»
Но тут же навалился холодный реализм. Перед глазами всплыл другой образ — её давняя подруга однажды вот так устроила сцену в кафе, и что в итоге? Муж просто выставил её за дверь и ушёл к той самой сопернице.
Галя сжала кулаки так, что ногти врезались в ладони. Двадцать лет вместе. Двадцать лет доверия, радостных и печальных моментов, совместных праздников, тихих вечеров. Неужели она вот так просто отдаст его какой-то незнакомке? Нет. Ни за что. Но и видеть это больше не могла. Она шагнула прочь от окна, почти не чувствуя собственных ног. Было только одно место, куда можно уйти, не объясняясь. К маме.

Галя достала телефон и машинально вызвала такси. Мама, конечно, удивится, но это лучше, чем оставаться дома и ждать мужа, который сейчас не с ней.
Позже, уже сидя за столом на кухне, Галя наконец собралась и рассказала маме о том, что видела в окне «Берёзки».
— Галочка… — сказала мама, когда она закончила свой рассказ. — Ты сделай вид, что ничего не знаешь.
Галя вскинула глаза, удивлённо, будто не совсем поняла:
— Это как? Мам, я же видела своими глазами…
— Тем более, — покачала головой Наталья Викторовна. — Мужчинам нельзя показывать, что ты знаешь то, чего они сами пока не готовы объяснять. Он сам рано или поздно приползёт с признаниями или оправданиями. Но если ты ворвёшься с истерикой — он только глубже закопается. Сиди спокойно и наблюдай.
Галя отвела взгляд. Сердце горело, всё тело требовало всплеска эмоций, возмущения, крика. Она хотела спорить, настаивать, кричать, но слова мамы звучали как железное предупреждение.
— И ещё, Галочка… — продолжила Наталья Викторовна, глядя дочери в глаза. — Ты сама посмотри на себя. Ты изменилась. Перестала за собой ухаживать так, как раньше. Всё о Толике да о сыне думаешь, а себя сдвинула на последний план. Когда ты обновки покупала? Волосы — сколько лет одной краской, одной длиной? Всё одно и то же… Сидишь дома как клуша, всё ждёшь, когда придёт он с «совещания»… Мужчины это замечают. Они привыкают. Становятся уверенными, что никто на тебя и не посмотрит.
Галя молчала, понимая, что мама права — неприятно, но правда.
— А ты возьми и изменись, — добавила мама, слегка приподняв подбородок дочери. — Пусть увидит, что ты у него – ого-го.

Этой ночью Галя не сомкнула глаз — ворочалась, думала, перебирала варианты, а наутро, едва встав с постели, сказала маме:
— Мам, пойдём в театр в выходные?
И вся неделя прошла для Гали, словно кто-то толкал её вперёд, заставляя делать шаги, о которых она давно забыла. В пятницу она зашла к парикмахеру, сделала лёгкую, стильную стрижку, попросила осветлить несколько прядей. Потом купила новый плащ, лаконичный, аккуратный, но безупречно севший по фигуре. В зеркале магазина Галя впервые за долгие годы увидела себя прежнюю — ту Галю, которая нравилась самой себе, которая умела быть женщиной и чувствовать уверенность.
Когда в субботу вечером она собиралась в театр, Толя, проходя мимо, будто споткнулся взглядом:
— Галь… Ты… ты сегодня очень красивая. — сказал он тихо, с лёгким удивлением в голосе. — Я тут подумал… давно мы с тобой никуда вместе не выбирались. Может, махнём куда-нибудь? В кафе, например?

— Я бы с удовольствием, Толь, — ответила она, поправляя ворот плаща. — Но я уже с мамой договорилась, заранее купила билеты в театр.
Он поджал губы, нахмурился, плечи напряглись, будто он не ожидал такого ответа:
— Ты… точно с мамой идёшь?
Галя чуть приподняла бровь, даже улыбнулась легонько — так, чтобы он не понял, серьёзно она или шутит:
— Знаешь, Толя, такие вопросы обычно задают те, кто сам способен на обман.
Он заметно занервничал, голос стал тихим и растерянным:
— Да нет… ты что… Я просто… Ты очень красивая сегодня, вот и всё.
Галина теперь сама не узнавала свою жизнь. Будто кто-то тихо, незаметно повернул внутри неё переключатель — и вдруг всё вокруг стало другим: ярче, легче, свободнее, словно солнце после долгой зимы пробилось сквозь облака.
Раньше вечера были одинаковыми, серыми и предсказуемыми: ужин, кружка чая, телевизор фоном, тихое ожидание мужа… Всё словно застыло в вечной петле, где она была лишь тенью, хозяйкой быта и хранительницей очага.

Теперь она почти каждый вечер выбиралась в город: то кино с подругой, то на выставку, то на встречу с бывшей одноклассницей, с которой много лет не пересекались. Они сидели в маленьком кафе, вспоминали старые истории, смеялись до слёз, и Галя ловила себя на странном, полузабытом ощущении — она чувствовала себя живой. Настоящей. Не женой, не домохозяйкой, а собой, со своими желаниями, мыслями и эмоциями.
Толик тоже, казалось, почувствовал перемену. Теперь он почти не задерживался на работе, возвращался домой вовремя, иногда даже раньше, будто боялся, что Галя опять уйдёт куда-то без него. Он приносил цветы — просто так, без повода. Предлагал сходить «в свет»: то в ресторан, то на прогулку, то вспомнил о старой мечте сходить на концерт. И Галя принимала всё спокойно, без прежней горячности. Она улыбалась, благодарила, но больше не бросалась исполнять каждый его каприз, оставляя себя на последнем месте. И в какой-то момент она заметила тихую перемену: баланс сил в их семье изменился. Она перестала жить его расписанием, а он стал подстраиваться под неё.
Вот только одно тревожило — телефон. Он часто звонил в самые неподходящие моменты. Толик напрягался, быстро нажимал «отбой», улыбался, но улыбка выходила кривой, неестественной. Галя наблюдала за ним, спокойно, внимательно. Она больше не была той женщиной, которая закрывает глаза на малейшие тревожные знаки. Каждый раз, когда телефон звонил снова, в груди у неё холодело, но она не спешила с выводами — не хотела рушить хрупкое равновесие, которое только что начало строиться.
И вот однажды вечером всё оборвалось.

Телефон зазвонил в самый неожиданный момент. Толик побледнел, отвернулся, резко отключил. Ещё один звонок — снова сброс. Он сел на диван, схватившись за телефон, и мгновенно начал быстро печатать кому-то сообщение, пальцы дрожали. А потом вдруг схватился за грудь и осел на диван.
— Толя?! — Галя вскочила, подбежала к нему. — Что с тобой?!
— Сердце… — еле слышно прошептал он.
Галя вызвала скорую помощь. Машина приехала очень быстро. Толика увезли, а его телефон остался на полу — он выпал из рук, когда боль пронзила грудь. И только теперь, впервые за всю их совместную жизнь, Галя решилась открыть переписку. На экране сообщения:
Таня: Ты придёшь?
Таня: Я жду, ты обещал!
Таня: Не смей меня игнорировать!
Толик: Таня, я тебе уже сказал, всё кончено. Это была ошибка. Я люблю жену и не оставлю её.
Таня: Думаешь, я буду молчать? Я всё расскажу ей!

Галя долго смотрела на экран, буквы плыли от слёз, подступивших к глазам. Каждое слово будто разрезало её на части и одновременно давало странное облегчение.
Как бы ни было больно — в этих сообщениях была правда. И правда эта была горькой, резкой, но… внутри Гали вдруг зажглась маленькая искра. Он не любил другую. Он любил её, Галю. И испугался потерять настолько, что сердце едва не остановилось.
В этот момент телефон Толика снова зазвонил: Татьяна. Галя, не раздумывая, нажала на ответ. Из трубки сразу раздался резкий, напряжённый крик:
— Толик?! Ты почему мне не отвечаешь?!
Галя глубоко вдохнула, сдерживая дрожь в руках, и голос её прозвучал спокойно, почти безразлично:
— Это жена Толика, — сказала она. — И знаешь что, Таня… я всё знаю. Так что можешь не стараться больше угрожать моему мужу.
На том конце повисла тишина. Потом раздался хрипловатый, презрительный смешок:

— Глупая ты, если простишь. Он тебе ещё не раз рога наставит…
Галя не растерялась, не повысила голос ни на полтона. В её словах звучала ясная, холодная уверенность:
— Тогда зачем же, Таня, ты так настойчиво добиваешься моего «изменника»? Неужели хочешь, чтобы он тебе тоже рога наставлял?
В трубке повисла глухая тишина. Галя добавила:
— Не беспокой больше ни его, ни меня.
И внесла номер в чёрный список.
В больницу она пришла уже поздним вечером. Толик лежал на кровати, под капельницей, бледный, уставший. Когда он увидел Галю, его глаза тут же наполнились тревогой и облегчением одновременно.

— Галочка… — произнёс он дрожащим голосом. — Бес попутал. Я… я больше никогда… Я сказал ей всё. Всё закончил. Это была ошибка. Я люблю только тебя, слышишь? Только тебя. Если ты уйдёшь — мне конец…
Он говорил сбивчиво, словно боялся, что она уйдёт не дослушав, просил прощения, каялся — таким уязвимым она его ещё не видела.
Галя слушала, и внутри неё всё кипело: обида, злость, горечь, разочарование. Но поверх всего этого медленно, осторожно, как слабый лучик солнца после бури, поднималось другое чувство — облегчение. Облегчение от того, что правда выплыла наружу, что любовь оказалась сильнее ошибок.
Она подошла ближе, опустилась рядом на край кровати, и её рука легла на его ладонь.
— Я прощаю, — сказала она, одновременно и себе, и ему.