Света стояла посреди гостиной, и сердце её сжималось от боли. Вокруг царил настоящий хаос: вещи разбросаны, мебель сдвинута, а на полу – осколки вазы, обрывки бумаги и всякие мелочи, которые ещё вчера аккуратно стояли на своих местах. Девушка глубоко вздохнула, пытаясь удержать слёзы, и осторожно подняла с пола фарфоровую куклу. Тонкая ручная роспись, изящное платье, аккуратные локоны – каждая деталь напоминала о тех временах, когда в их доме царили мир и тепло.
Это был единственный по настоящему ценный подарок от мамы. Света помнила тот день, как сейчас: ей исполнилось семь, мама пришла с работы с красивой коробочкой, улыбнулась и сказала:
– Это тебе, солнышко. Береги её.
Тогда мама ещё не кричала на отца из за каждой мелочи, не устраивала сцен по любому поводу. Тогда всё было иначе.
Света осторожно поставила куклу на уцелевший столик и огляделась. Рядом валялась фоторамка – та самая, с их общим семейным снимком. На фотографии все улыбались, обнимались, выглядели по настоящему счастливыми. Света подняла её, вытерла пыль с стекла и на мгновение прижала к груди. Как же быстро всё изменилось…
Чуть дальше, среди разбросанных вещей, она заметила коллекцию бегемотиков из киндер сюрпризов. Каждый из них был дорог ей – Света собирала их годами, бережно хранила, радовалась каждой новой фигурке. Теперь они лежали вперемешку с обрывками бумаги и осколками, словно ненужный мусор…
Девушка присела на край дивана, всё ещё сжимая в руках фоторамку. В голове крутились мысли о том, как вернуть хотя бы часть того тепла, той семьи, которую она помнила. Но реальность была жестокой: мама давно перестала быть той доброй, заботливой женщиной, бабушка приезжала всё реже, а отец… Отец теперь живет совсем другой жизнью.
Света всё ещё стояла посреди разгромленной гостиной, машинально перекладывая с места на место вещи – то поднимет валяющуюся на полу книжку, то поставит на полку опрокинутую статуэтку. Мысли крутились вокруг того, как всё дошло до такого, как семейная идиллия превратилась в этот хаос…
Резкий звук телефонного звонка заставил её вздрогнуть. Она нащупала телефон в кармане, посмотрела на экран – мама. “Лёгка на помине”, – мелькнуло в голове. Света глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки, и ответила:
– Да, мам, что опять случилось?
В голосе матери сразу почувствовалась напряжённость, та особая интонация, которая всегда предупреждала: разговор будет непростым.
– Мне сейчас позвонила Катюша, – начала женщина, и в её тоне уже читалось неодобрение, – и сказала, что ты выставила её из квартиры. Нагло выгнала в ночь! Что ты себе позволяешь? Девочка сейчас совсем одна, в незнакомом городе!
Света невольно сжала телефон в руке. Внутри сразу поднялась волна раздражения, но она постаралась говорить спокойно, хотя голос всё же прозвучал резче, чем она хотела:
– Если что, ей двадцать два года, мам. Она даже старше меня! И ушла она не на улицу, а к своему парню, с которым развлекалась в моей, между прочим, квартире!
Она опустила взгляд на пол и заметила разорванную обложку любимой книги – той самой, которую она берегла с детства. Сердце сжалось, но Света тут же отогнала эту мысль, сосредоточившись на разговоре.
– Ты даже не хочешь выслушать меня до конца! – голос матери стал громче, в нём зазвучали знакомые обвинительные нотки. – Она рассказала, что ты на неё накричала, вытолкала за дверь, даже вещи не дала собрать нормально!
Света резко выпрямилась, чувствуя, как внутри закипает гнев. Она сделала шаг вперёд, будто это могло помочь ей донести свою правду до матери.
– Мам, я не кричала. Я просто сказала, что не позволю ей устраивать вечеринки в моём доме. Ты знаешь, как я дорожу этой квартирой. Папа подарил её мне, и я сама слежу за порядком здесь. А она… она привела своего парня, когда меня не было, они разнесли гостиную, оставили после себя грязь и беспорядок!
На мгновение в трубке повисла тишина. Света представила, как мать сидит там, на другом конце провода, с поджатыми губами, с этим знакомым выражением лица – смесью недовольства и укоризны.
– Ты всегда находишь повод придраться к ней, – наконец произнесла мать, и в её голосе прозвучала усталость, но и непреклонность. – Катюша старается, учится, а ты только и делаешь, что ищешь, к чему привязать свои претензии.
Света закрыла глаза, пытаясь сдержать эмоции. Ей хотелось объяснить, донести до матери, что дело не в придирках, а в элементарном уважении. Но она знала – этот разговор пойдёт по уже знакомому кругу.
– Мам, я не ищу поводов. Я просто хочу, чтобы в моём доме соблюдали правила. Если бы она попросила разрешения, если бы предупредила… Но она просто взяла и сделала по своему. А теперь ты звонишь и обвиняешь меня, даже не попытавшись разобраться. Ты хоть представляешь, что она сотворила с моей квартирой? Здесь полный разгром!
В трубке снова повисла пауза. Света слышала, как мать шумно выдохнула, словно собираясь с силами для следующего раунда. Девушка крепче сжала телефон, готовая к новой волне обвинений, но в то же время отчаянно желая, чтобы этот разговор наконец закончился.
Надежда буквально взорвалась от слов дочери. Её голос взлетел на несколько тонов выше, став резким и пронзительным:
– Прекрати наговаривать на сестру! – гневно взвизгнула она. – Она с сокурсником готовилась к семинару, ничего большего!
Света невольно усмехнулась. Она стояла посреди разгромленной гостиной, в руке – очередная безделушка, которую только что подняла с пола. Девушка осторожно положила вещь на столик и выпрямилась.
– К какому семинару? – её голос звучал почти насмешливо, хотя внутри всё кипело. Она отложила уборку, понимая, что сейчас важнее довести до матери правду. – Сюрприз! Её отчислили неделю назад за неуспеваемость. На занятия она не ходила, предпочитала развлекаться с друзьями. Что молчишь?
В трубке повисла тяжёлая пауза. Света отчётливо слышала дыхание матери – прерывистое, взволнованное. Она представляла, как Надежда сидит там, с побелевшими от напряжения пальцами, сжимающими телефон, как её лицо постепенно заливается краской.
Прошло не меньше минуты, прежде чем женщина наконец заговорила. Голос её звучал холодно, отчуждённо:
– Всё понятно. Ты готова на любую ложь, лишь бы очернить сестру.
Света устало закатила глаза. Этот разговор шёл совсем не так, как она надеялась. Вместо того чтобы выслушать, мать сразу встала на защиту Катюши, даже не попытавшись разобраться. Девушка сглотнула, чувствуя, как внутри нарастает горькое разочарование.
Она хотела сказать что то ещё – может, привести другие доказательства, напомнить о том, сколько раз Катюша обманывала их обеих, – но вдруг поняла: это бесполезно. Мама уже сделала свой выбор. Для неё Катюша всегда будет “бедной девочкой, оставшейся без матери”, а Света – той, кто вечно “ищет повод придраться”.
Девушка молча сжала телефон в руке, глядя на разбросанные по комнате вещи. В голове крутилась одна и та же мысль: “Почему она никогда меня не слышит?”
Света глубоко вздохнула, пытаясь унять дрожь в руках. Слова матери обожгли её, но девушка твёрдо решила: на этот раз она не отступит. Взгляд её стал жёстким, голос – ровным и чётким:
– Мам, она мне не сестра. Хватит уже навязывать мне её в родственники. У меня есть только одна сестра – Лиза, и ты об этом прекрасно знаешь.
В трубке на мгновение повисла тишина, а потом Надежда заговорила – тихо, но так, что от её тона по спине пробежали мурашки. Она буквально зашипела, словно разъярённая кошка:
– Ещё одно слово об этой дeвке, и я забуду, что у меня есть дочь по имени Света, так и знай! Ты сейчас же звонишь Кате, извиняешься перед ней и возвращаешь её жить в квартиру. Немедленно!
Света невольно сжала телефон так, что побелели пальцы. Внутри всё закипало от несправедливости, но она держалась – стояла прямо, глядя в окно, где за стеклом медленно опускались сумерки. Она знала, что если сейчас дрогнет, всё вернётся на круги своя. А этого она больше не хотела.
– Ни за что! – произнесла она по слогам, чётко выговаривая каждое слово. – Она разнесла мне полквартиры, облила грязью с ног до головы и посмела раскрыть рот на мою сестрёнку. Ноги ей не будет в МОЕЙ квартире. Которую, если ты не забыла, мне папа подарил.
Голос её звучал твёрдо, без тени сомнения. Света мысленно перебирала всё, что натворила Катюша: разбросанные вещи, разбитая ваза, порванная книга… И самое главное – те слова, которые она бросила в адрес Лизы. Этого Света простить не могла.
Надежда на другом конце провода шумно выдохнула. Было слышно, как она пытается взять себя в руки, но голос всё равно дрожал от гнева:
– Ты даже не понимаешь, о чём говоришь! Катюша – бедная девочка, которая потеряла мать. Я просто пытаюсь дать ей то, чего она недополучила. А ты… ты ведёшь себя как эгоистка!
Света закрыла глаза, пытаясь сдержать слёзы. Как объяснить маме, что дело не в зависти или злобе? Что ей просто больно видеть, как Катя пользуется добротой матери, как переворачивает всё с ног на голову, а мама верит ей безоговорочно?
– Я понимаю только одно, – тихо, но твёрдо сказала она. – В моём доме будут соблюдаться мои правила. И если твоя Катюша не уважает их, она не будет здесь жить. Это моё решение, мам. Окончательное.
Голос Надежды зазвучал резко, с надрывом, словно она годами копила эти слова и теперь не могла удержать их внутри:
– В нашем разводе виноват твой отец! Я же говорила с ним не общаться! Пусть исполнял бы свой долг и платил деньги, и всё на этом! Если б не он…
Она запнулась, будто сама осознала, что снова уходит в старые обиды, но тут же продолжила с ещё большим напором:
– Если бы он не…
Но Света не дала ей закончить. Внутри у неё всё сжалось от несправедливости – столько лет слушать одно и то же, столько лет чувствовать, будто её мнение ничего не значит. Она выпрямилась, глядя прямо перед собой, и ответила твёрдо, почти холодно:
– Если бы ты не орала на него каждый день, он бы от тебя не ушёл! Не перекладывай с больной головы на здоровую!
В комнате повисла тяжёлая тишина. Света чувствовала, как дрожит её голос, но продолжала, понимая, что сейчас или никогда – нужно высказать всё, что годами копилось внутри.
– И не ты ли всего через полгода выскочила замуж? – она сделала шаг вперёд, будто это придавало ей сил говорить дальше. – Не ты ли притащила в дом высокомерную девчонку, словно сошедшую со страниц “Золушки”? Ты окружила её заботой и лаской, а я ушла на второй план.
Слова лились потоком, и Света уже не могла остановиться. Перед глазами вставали картины тех первых месяцев после появления Кати в их доме: как мама часами сидела с ней в комнате, обсуждая наряды и планы на будущее; как покупала ей дорогие вещи, которых сама Света никогда не получала; как защищала её при любой мелочи, даже когда Катя явно перегибала палку.
Надежда молчала, но Света знала – это молчание обманчиво. Мать сейчас, наверное, сжала телефон так, что побелели пальцы, а в глазах закипают слёзы гнева. Но девушке уже было всё равно. Она слишком долго держала это в себе.
– Ты даже не замечаешь, – продолжила она тише, но не менее твёрдо, – как ты сама всё разрушила. Сначала семью. Потом наши отношения. А теперь пытаешься заставить меня принять чужую девушку как родную сестру, хотя она даже не старается быть хоть немного доброй.
В трубке раздался тяжёлый вздох, потом шорох – Надежда, видимо, отошла куда то, чтобы взять себя в руки. Но Света не собиралась ждать. Не собиралась больше молчать!
– Я не виню папу, – сказала она наконец. – Он, по крайней мере, действительно любил меня. Он просто ушёл, но обо мне никогда не забывал. А ты… ты осталась и сделала всё, чтобы я чувствовала себя лишней в собственном доме.
Надежда буквально задохнулась от возмущения. Её пальцы судорожно сжали телефон, костяшки побелели. Она никак не ожидала, что Света осмелится говорить с ней в таком тоне. Все эти годы дочь молча терпела, отступала, замыкалась в себе – и вот теперь вдруг посмела высказать все накопившиеся притензии.
– Катюша полжизни росла без матери, – выдохнула Надежда, стараясь говорить ровно, но голос всё равно дрожал от накатывающей волны обиды. – Я всего лишь пыталась исправить несправедливость жизни! Она ведь ни в чём не виновата. А ты… ты ведёшь себя так, будто я должна выбирать между вами!
Она сделала паузу, пытаясь собраться с мыслями, но злость уже захлёстывала её с головой. Слова полились быстрее, громче, срываясь на повышенный тон:
– И хватит меня отчитывать, не доросла ещё! – в её голосе прозвучала та самая командная нота, к которой Света привыкла с детства. – Ты моя дочь, и ты обязана меня слушать. Последний раз спрашиваю: ты извинишься за своё хамское поведение?
Света стояла неподвижно, лишь слегка сжала кулаки, пряча их в карманы джинсов. Она чувствовала, как внутри всё дрожит, но знала – отступать нельзя. Слишком много лет она молчала, слишком долго терпела.
– Нет, – ответила она коротко, почти шёпотом. И в только в этом простом слове было столько метала…
Тишина, повисшая между ними, была густой, почти осязаемой. Надежда пыталась подобрать слова, но в голове крутилась только одна мысль:
– Как она смеет так со мной разговаривать?
– Значит, отец тебе дороже матери, да? – наконец выпалила она, и в голосе зазвучал неприкрытый гнев. – Мужик, бросивший своего ребёнка на произвол судьбы! Он даже не пытался нас понять, только и знал, что исчезать, когда становилось трудно. А ты его защищаешь!
Света почувствовала, как ноги подкашиваются от напряжения. Она огляделась – повсюду разбросанные вещи, осколки, обрывки бумаги. В этой разгромленной комнате, словно в зеркале, отражалось состояние её души. Девушка медленно подошла к дивану, осторожно отодвинула в сторону пару книг и наконец присела. Каждое движение давалось с трудом – разговор высасывал последние силы.
– Он меня не бросал, – повторила она, глядя прямо перед собой. Голос звучал тихо, но твёрдо. – Он меня полностью обеспечивал. И виделись мы с ним каждую неделю. И каждый вечер разговаривали. А вот тебе на меня было наплевать.
В этих словах не было злобы – только горькая правда, которую она долго прятала внутри. Света вспомнила, как папа приезжал к их дому по субботам, привозил любимые пирожные, слушал её рассказы о школе, не перебивая и не критикуя. Как они вместе ходили в парк, катались на велосипедах, смеялись над глупыми шутками. И маме Света об этих встречах никогда не рассказывала, ровно как и о деньгах, что ей давал отец. Мамочка обязательно бы всё отобрала и отдала новой дочурке.
На другом конце провода повисла пауза. Света почти физически ощущала, как в матери закипает гнев, смешиваясь с недоумением. И вот наконец Надежда заговорила – голос дрожал от возмущения:
– Как разговаривали? Как встречались? – в её тоне звучало искреннее недоверие. – Я же строго настрого запретила! Ты… ТЫ МЕНЯ ПРЕДАЛА!
Последнее слово она выкрикнула так громко, что Света невольно отстранила телефон от уха. В этом крике слились обида, злость и что то ещё – может быть, страх признать, что всё это время она сама отталкивала дочь.
Света закрыла глаза. Она знала, что будет дальше. Знала, что никакие объяснения уже не помогут. Мама не хотела слышать правду – ей было проще обвинить дочь в предательстве, чем признать собственные ошибки.
И действительно, через секунду в трубке раздались короткие гудки. Света медленно опустила руку с телефоном, глядя на погасший экран. Ничего нового – мать снова бросила трубку, не желая продолжать разговор. Так случалось всякий раз, когда реальность не совпадала с её представлениями о том, как всё должно быть.
Девушка положила телефон на диван рядом с собой и глубоко вздохнула. В комнате стояла непривычная тишина, нарушаемая лишь отдалённым шумом машин за окном. Света огляделась: разбросанные вещи, сломанные предметы, следы чужого присутствия… Всё это казалось теперь не таким уж важным. Главное – она наконец сказала то, что копилось в душе годами.
Да, мама опять не захотела её услышать. Да, разговор закончился, как всегда, резко и болезненно. Но в этот раз Света не чувствовала привычной горечи. Вместо неё внутри теплилось странное ощущение – будто тяжёлый груз, который она носила годами, стал чуть легче.
Она поднялась с дивана, подошла к окну и посмотрела на улицу. Вечернее солнце окрашивало дома в тёплые золотистые тона. Где то вдалеке смеялись дети, проезжали машины, шла обычная жизнь. И в этот момент Света поняла: она больше не обязана подстраиваться под чужие правила. У неё есть своя жизнь, свои воспоминания и своя правда.
И никто не сможет отнять у неё это…