— Федя? — удивленно всплеснула руками мать. — Что ты тут делаешь?
— Замок поменяли, — констатировал Федор, заглядывая за ее спину.
— А… да… Это Степан Игнатьевич, мой… друг, — смутилась женщина. — Мы вот познакомились в санатории. Он с Севера, у них там климат суровый, вот он погостит у меня, пока не найдет здесь работу и жилье.
Федор стоял как вкопанный. Воздух в прихожей пах чужим одеколоном и табаком.
— Ясно, — выдавил он. — То есть, мне, твоему сыну с женой, нельзя было пожить год в своей же комнате, чтобы встать на ноги, а чужому дяде — можно? Он крышу над головой заслужил больше меня?
— Федя, не говори глупостей! — зашипела мать, выйдя на площадку и прикрыв за собой дверь. — Степану негде жить! Он человек одинокий, ему тяжело! А вы молоды, сами справитесь. Не делай из мухи слона.
— Понял, — Федор развернулся и пошел вниз по лестнице, не оборачиваясь. — Я все понял.
Той же ночью он принял важное решение. Мужчина нашел агента по недвижимости.
Молодой человек нашел покупателей буквально за неделю. Это была большая, шумная семья с тремя детьми.
Они сразу предложили очень хорошую, “вкусную” цену. Федор, не колеблясь, подписал договор.
За пару дней до этого, как и следовало по закону, он предложил Кристине Николаевне выкупить его долю, но та отказалась.
Узнав о том, что Федор не блефовал и, действительно, продал свои квадраты, она возмутился.
— Ты что?! — взвыла Кристина Николаевна, когда он сообщил ей эту новость. — Ты продал свою долю? Кому? Каким-то чужакам?!
— Тем, кто готов заплатить за нее рыночную цену, — холодно ответил Федор. — И кто, в отличие от тебя, не будет делить людей на своих и чужих.
— Но как я с ними буду жить? Ты хотя бы подумал об этом? — взвыла женщина.
— Это твои проблемы, — сказал он ее же фразой. — Ты сказала — сам решай свои проблемы. Я и решил. Ты же взрослая женщина. Сама разбирайся со своими.
Новые соседи Кристины Николаевны въехали быстро. Они были людьми доброжелательными, но шумными, живущими своей большой и тесной жизнью.
Ароматы еды проникали сквозь стены. Дети бегали и громко смеялись. Кристина Николаевна, привыкшая к тишине и одиночеству, сходила с ума.
Она пыталась “установить отношения” — делала замечания, жаловалась на шум, на запахи, но ее просьбы наталкивались на стену непонимания.
Степан Игнатьевич, ее “друг”, продержался ровно два месяца. Ему надоели вечные склоки, нервная атмосфера и причитания Кристины Николаевны о несчастной судьбе.
Однажды утром он собрал свои нехитрые пожитки, сославшись на внезапное предложение работы в другом городе, и “ушел в туман”, растворившись так же быстро, как и появился.
Жить в одной квартире с новыми владельцами доли сына стало невыносимо. Через полгода Кристина Николаевна, скрепя сердце, также выставила свою долю на продажу.
Новые соседи с радостью выкупили и ее, наконец-то став полноправными хозяевами всей квартиры.
Кристина Николаевна уехала жить на съемную квартиру. С того дня она решила окончательно порвать с сыном.
Мать не смогла простить ему того, что он, по сути, выставил ее на улицу, вынудив продать ее свою.
