Она быстро оделась, взяла заранее собранную сумку и вышла на лестничную клетку. Ровно в 9:00 во двор въехал большой мебельный фургон. Из него вышли четверо крепких мужчин в спецовках. Бригадир, крупный мужчина по имени Игорь, пожал ей руку.
— Елена? Все готово. Куда подъехать?
— Прямо к подъезду. Третий этаж. Лифт грузовой есть.
Она открыла дверь в квартиру и обвела ее взглядом.
— Итак, задача такая, — Лена говорила четко и властно, удивляя саму себя. — Выносим все. Абсолютно. Из гостиной — диван, кресла, стенку, телевизор. Из спальни — кровать, шкаф, комод, тумбочки, телевизор. Из кухни — стол, стулья, холодильник, микроволновку. Стиральную машину из ванной. Даже люстры снимаем и карнизы. Моя задача — оставить здесь голые стены.
Грузчики переглянулись.
— Хозяйка, а кухонный гарнитур? Он же встроенный, — уточнил Игорь.
— И его тоже, — без колебаний ответила Лена. — Аккуратно демонтируйте. Он собран на болтах, я знаю. Если что-то повредится — не страшно. Главное — забрать.
Работа закипела. Грузчики действовали слаженно и быстро. Первым из квартиры «выплыл» огромный кожаный диван. Потом — плазменный телевизор.
Вскоре на лестничной клетке начали появляться любопытные соседи. Первой, конечно же, высунулась баба Зина с первого этажа, местная «служба новостей».
— Леночка, деточка, что это у вас? Переезжаете? А Паша где? А Светлана?
Лена ждала этого момента. Она подошла к пожилой женщине с вежливой, но холодной улыбкой.
— Здравствуйте, баба Зина. Нет, мы не переезжаем. Это я переезжаю. Одна.
— Как одна? — ахнула соседка, и к ней тут же присоединились еще пара женщин.
— А вот так, — Лена повысила голос, чтобы слышали все. — Знаете, мне три года рассказывали, что я тут приживалка и нахлебница. Что живу на всем готовом. Вот, решила проявить благодарность и освободить хозяев от своего имущества.
— Так это… твое имущество? — недоверчиво спросила женщина из квартиры напротив.
Лена достала из сумки ту самую папку.
— Абсолютно все, до последнего стула. Вот, — она демонстративно помахала папкой с чеками. — Все куплено на мои личные деньги. Ремонт, мебель, техника. А раз я такая плохая и неблагодарная, то я свое забираю. Не хочу больше обременять этих прекрасных людей. Пусть живут в своей квартире. В том виде, в котором она была до меня.
По лестничной клетке пронесся гул. Соседки зашептались, передавая новость друг другу. Спектакль, который устроила Лена, имел оглушительный успех. Она не просто забирала вещи — она восстанавливала свою репутацию. Публично.
Ближе к вечеру работа подошла к концу. Грузчики, действуя с поразительной аккуратностью, вынесли последние секции демонтированного кухонного гарнитура. Лена в последний раз обошла пустые комнаты, проводя финальную инспекцию. Она позаботилась, чтобы забрали всё: от дорогих межкомнатных дверей, которые она покупала сама, до карнизов для штор. Остались только голые стены со свежими дырами от дюбелей, холодный ламинат, который она так тщательно выбирала, и одинокая лампочка Ильича, сиротливо свисающая с потолка в каждой комнате. Квартира, в которую она вложила душу и все свои сбережения, превратилась в безликую бетонную коробку.
— Все, хозяйка. Готово, — доложил Игорь.
— Отлично. Везите все по адресу, который я дала. Это склад временного хранения.
Она щедро расплатилась с бригадой. Когда последний грузчик вышел, Лена бросила прощальный взгляд на пустые комнаты. В углу каждой из них сиротливо громоздились огромные черные мешки для мусора — в них она аккуратно, но без малейшей жалости сложила всю одежду и личные вещи Павла и его родителей, выгребая их из своих, теперь уже бывших, шкафов. Здесь не осталось ничего от той жизни, которую она пыталась построить. Не осталось ничего, кроме звенящей пустоты, этих черных мешков и чувства невероятного, пьянящего освобождения.
Она достала из кармана ключи от квартиры, положила их на грязный подоконник и вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Спускаться по лестнице пришлось в полной тишине — все соседи попрятались по квартирам, ошарашенные увиденным.
***
Ближе к восьми вечера во двор въехала машина Анатолия Сергеевича. Павел и его отец вернулись с рыбалки, промерзшие и уставшие, но в целом довольные проведенным на природе днем. Почти одновременно к подъезду подошла и Светлана Петровна, вернувшаяся с дачи от сестры.
— Ну что, рыбаки, с уловом? — с усмешкой спросила она, кивнув на пустые ведра.
— Главное не улов, а процесс! — отмахнулся Анатолий Сергеевич, поднимаясь по ступенькам.
Они вместе вошли в подъезд.
— Что-то подозрительно тихо сегодня, — заметила Светлана Петровна, пока они ждали лифт. — Обычно все бабки на лавочках, а тут ни души.
— Выходной, все по домам сидят, отдыхают, — беззаботно ответил Павел, предвкушая горячий ужин и отдых в теплой квартире. Он вставил ключ в замок.
Дверь открылась. Первое, что бросилось в глаза — звенящая пустота прихожей. Не было ни шкафа-купе, где висела их одежда, ни обувницы, ни даже коврика у порога.
— Это что за шутки? — пробормотал Павел, заходя внутрь. — Мам, ты где? А Лена?
Он прошел в гостиную и застыл. Комната, залитая холодным светом одинокой лампочки, была абсолютно пуста. Голые стены со следами от снятых полок, обрывки проводов на месте, где висел телевизор.
— Пап, иди сюда! — крикнул он, не веря своим глазам.
Анатолий Сергеевич вошел в комнату, и пустое рыбацкое ведро, которое он держал в руке, с оглушительным грохотом упало на голый ламинат, подчеркивая звенящую тишину.
— Что… что здесь произошло? Обокрали?!
Они лихорадочно забегали по квартире. Спальня — пуста. Кухня — пуста. Из ванной исчезла стиральная машина. Они были похожи на призраков в декорациях собственной, но уже чужой жизни.
— Обокрали! — закричал Павел, хватаясь за голову. — Все вынесли! Надо звонить в полицию!
Он выхватил телефон и начал судорожно набирать номер 112. В этот момент входная дверь, которую они не закрыли, снова скрипнула, и на пороге появилась Светлана Петровна. Она ахнула и выронила сумки. Яблоки, которые она привезла от сестры покатились по полу.
— Нас обокрали, мам! Все вынесли! — срывающимся голосом прокричал Павел. — А где Лена? С ней все в порядке?
И тут Павла осенило. Лена. Ее нигде не было. Он начал набирать ее номер. Длинные гудки. Еще раз. Снова гудки. На третий раз сработал автоответчик.
— Она не берет! — в панике сказал он.
В этот момент в дверном проеме появилась голова бабы Зины.
— Что, соколики, прилетели? — ехидно спросила она, оглядывая пустую квартиру. — Полюбовались на свои хоромы?
— Баба Зина, вы что-нибудь видели? — подскочил к ней Анатолий Сергеевич. — Воры были!
— Какие воры? — хмыкнула соседка. — Леночка ваша это была. С грузчиками. Весь день сегодня тут представление было. Все свое добро вывезла. Сказала, надоело быть приживалкой и жить на всем готовом.
Наступила оглушительная тишина. Трое членов семьи смотрели на бабу Зину, не в силах поверить в услышанное.
— Как… Лена? — прошептала Светлана Петровна. — Что она вывезла?
— А все и вывезла, — с наслаждением продолжала баба Зина, упиваясь своей ролью вестника апокалипсиса. — Мебель, телевизоры, холодильник… даже кухню вашу красивую разобрали и увезли. И карнизы со шторами. Сказала, все на ее деньги куплено, соседям чеки показывала. Говорит, раз она вам не нужна, так и вещи ее вам без надобности. Оставила вам, так сказать, то, что по праву ваше. Голые стены.
Павел тупо смотрел на соседку. В его голове не укладывалось. Лена? Тихая, покорная Лена? Устроила такое?
Светлана Петровна пошатнулась и прислонилась к стене.
— Ка… какие ее деньги? Мы же… это же все общее…
— Ну, видимо, не такое уж и общее, раз на все чеки есть, — отрезала баба Зина и, удовлетворенная произведенным эффектом, скрылась в своей квартире.
Семья осталась одна посреди разгрома. Павел, как во сне, зашел в спальню. В углу комнаты громоздились огромные черные мешки для мусора. Он разорвал один из них. Оттуда вывалилась его одежда, свитера, рубашки. В других мешках были вещи матери и отца. Все их пожитки были бесцеремонно свалены в кучу, как мусор.
Осознание начало медленно приходить. Это не ограбление. Это месть. Холодная, расчетливая и унизительная.
— Она… она даже нашу одежду в мешки для мусора сложила, — глухо произнес Павел.
Светлана Петровна зашлась в беззвучном плаче, опускаясь прямо на грязный пол. За окном окончательно стемнело. Квартира, лишенная штор, мебели и уюта, наполнилась холодной тьмой. Она больше не была похожа на дом. Она была похожа на склеп. И в этом склепе им предстояло провести ночь.
***
Холодный осенний вечер пробирался в квартиру через голые окна. Одинокие лампочки под потолком отбрасывали резкие, неуютные тени. Тишина давила на уши, прерываемая лишь гудением ветра за окном и всхлипываниями Светланы Петровны.
Она сидела на полу посреди гостиной, обхватив колени руками, и раскачивалась из стороны в сторону.
— Как же так… как она могла… Взяла и все утащила… Змея… я ее в дом пустила, а она…
— Перестань, Света, — глухо сказал Анатолий Сергеевич. Он стоял у окна и смотрел на темный двор. — Сами виноваты.
— Мы виноваты?! — взвилась свекровь. — В чем это мы виноваты? В том, что приютили ее? В том, что слово поперек боялись сказать, чтобы не обидеть?
— Не боялись, — отрезал муж. — Особенно ты. Каждый день ее поедом ела. Вот и доела.
— Так за дело же! За дело! Она же сидела на нашей шее!
— Видимо, не на нашей, — вздохнул Анатолий Сергеевич. — Раз все забрала. Умная девка оказалась. Молчала, терпела, а потом одним махом все решила.
Павел сидел в углу, тупо уставившись в телефон. Он пробовал звонить общим друзьям, родителям Лены. Друзья не отвечали или говорили, что ничего не знают. Теща, выслушав его сбивчивый рассказ, ледяным тоном ответила: «Моя дочь — взрослый человек и сама принимает решения. Раз она так поступила, значит, у нее были на то веские причины. Больше мне не звоните» — и повесила трубку.
Он чувствовал себя опустошенным и растерянным. Его уютный, налаженный мир рухнул в один день. Диван, на котором он любил лежать, телевизор, перед которым он проводил вечера, кровать, в которой он спал… все исчезло. И все это, оказывается, принадлежало не ему. Оно принадлежало Лене. Той самой Лене, которую он не защитил от нападок матери.
— И что нам теперь делать? — спросил он в пустоту. — Где спать? Что есть?
Павел зашел на пустую кухню в безнадежной попытке найти хоть что-то съедобное. Еда, как ни странно, была. На подоконнике аккуратно стояли пакеты с крупой, макаронами и сахаром. На полу валялись яблоки и картошка из сумок матери. Но все это было лишь злой насмешкой. Кашу без плиты не сваришь. Горячего чая не выпьешь — чайника не было. Холодильника, чтобы сохранить хоть что-то, тоже не было. Лена оставила им продукты, но отняла саму возможность их приготовить.
— Поедем к Гальке, — предложила Светлана Петровна, имея в виду свою сестру. — У нее переночуем.
Анатолий Сергеевич горько усмехнулся.
— И что мы ей скажем? Что нас невестка-«голодранка» из собственного дома выселила, забрав все до последнего винтика? Стыдоба-то какая…
Но выбора не было. Ночевать на голом полу в холодной квартире было невозможно. Светлана Петровна, пошатываясь, поднялась.
— Я сейчас… Позвоню ей.
Она отошла в угол и начала тихим голосом что-то объяснять в трубку. Судя по ее интонациям, разговор был тяжелым. Через несколько минут она вернулась с серым лицом.
— Галя сказала… что у нее племянники приехали. Мест нет.
Это была ложь, и все это понимали. Баба Зина уже наверняка обзвонила весь дом, и новость об их позоре дошла и до тети Гали. Никто не хотел приютить семью, которая так глупо и жестоко обошлась со своей невесткой.
Они остались одни. Втроем. В пустой бетонной коробке, которая еще утром была их крепостью.
Павел подошел к окну и посмотрел вниз. В окнах соседних домов горел теплый свет, кипела жизнь. А они оказались выброшены из этой жизни.
— Надо найти что-нибудь теплое, хоть куртки старые, — проговорил Анатолий Сергеевич, его зубы стучали от холода, пронизывающего пустую квартиру. — Не можем же мы так всю ночь.
Павел молча встал, прошел в спальню и вернулся, волоча за собой один из огромных черных мешков. Он с ожесточением разорвал его, и на голый пол вывалилась их одежда — вперемешку, мятая, как будто ненужный хлам.
— Вот, — глухо сказал он, кивнув на кучу вещей. — Все наши одеяла, все куртки. Наша прошлая жизнь. Можем укрыться этим. Она позаботилась.
Они молча принялись разбирать эти унизительные кучи, вытаскивая все, что могло пригодиться для сооружения лежбища на полу. Самые объемные пуховики и старые пальто пошли вниз, в качестве импровизированного матраса. Свитера они свернули, чтобы подложить под головы вместо подушек. Это было гораздо унизительнее, чем просто спать на голом полу — строить себе постель из собственных вещей, выброшенных из шкафов, словно бездомные в своей же квартире.
Павел пытался уснуть, но холод и жесткий пол не давали. Перед глазами стояло лицо Лены — спокойное, решительное, чужое. Он впервые понял, что совершенно не знал женщину, с которой прожил три года. И он впервые осознал, что потерял ее. Навсегда.
Под утро, когда все трое, окоченевшие и разбитые, задремали тревожным сном, Светлана Петровна прошептала в темноту:
— Надо ее найти. Надо с ней поговорить. Вернуть…
Но она не закончила фразу. Было неясно, что она хотела вернуть: мебель, Лену или свое разрушенное достоинство.
***
Лена сняла небольшую однокомнатную квартиру на другом конце города. Первую ночь она спала на надувном матрасе, который купила по дороге. У нее не было ничего, кроме сумки с вещами и папки с чеками. Но она чувствовала себя невероятно свободной. Как будто она сняла с себя тяжелый, давящий панцирь.
Весь следующий день она провела в хлопотах. Договорилась, чтобы часть ее вещей привезли со склада — кровать, стол, пару стульев, холодильник и микроволновку. Купила самый необходимый минимум посуды и постельное белье. К вечеру ее маленькая квартира начала обретать черты дома. Ее собственного дома.
Она знала, что они будут ее искать. И она догадывалась, каким будет их путь. Павел, несомненно, начал методично обзванивать всех ее подруг. Ее единственным слабым звеном была Катя — добрая, сердобольная душа, которая и помогала ей в спешке найти эту квартиру. Лена была уверена, что Павел надавил на жалость, рассказал душещипательную историю о больной матери и раскаянии, и Катя, не выдержав его натиска, “сдала” ее новый адрес. Ее догадки подтвердились, когда на третий день раздался звонок в домофон. Сердце екнуло, но она спокойно взяла трубку.
— Кто?
— Лена, это я, Паша. Открой, пожалуйста. Нам нужно поговорить.
Она молчала секунду, собираясь с мыслями.
— Нам не о чем говорить, Павел.
— Лена, прошу тебя! — в его голосе слышалось отчаяние. — Мы два дня живем как бомжи! Мама заболела, отец в ужасном состоянии. Пожалуйста, давай поговорим. Мы стоим у подъезда.
Она вздохнула. Это должно было случиться. Лучше покончить с этим раз и навсегда.
— Поднимайтесь.
Через несколько минут в дверь позвонили. На пороге стояли все трое. Жалкие, осунувшиеся. Одеты они были в то, что смогли вытащить из оставленных ею мешков, и выглядели соответственно — вещи были мятые, несвежие, потерявшие форму. Светлана Петровна смотрела на нее с неприкрытой ненавистью, смешанной со страхом. Анатолий Сергеевич прятал глаза. Павел выглядел так, будто не спал все эти ночи.
— Лена… — начал он, но его мать тут же его перебила.
— Ты что наделала, ирод?! — зашипела она. — Ты нас по миру пустила! Опозорила на весь белый свет!
— Я лишь забрала свое, Светлана Петровна, — спокойно ответила Лена, не пуская их в квартиру. — Вы же сами этого хотели. Вы хотели, чтобы я убралась и освободила вашу квартиру. Я это сделала. В чем проблема?
— Но… но как же мы? — вмешался Павел. — Квартира пустая, холодная! Мы не можем там жить! Верни хотя бы кровать и холодильник!
Лена посмотрела на него в упор.
— Вернуть? Ты серьезно? После всего, что было? После того, как вы три года внушали мне, что я ничтожество, живущее за ваш счет?
— Леночка, дочка… — вдруг заговорил Анатолий Сергеевич, сделав шаг вперед. — Мы были неправы. Погорячились. Прости нас, если можешь. Давай все вернем как было. Возвращайся домой.
Лена горько усмехнулась.
— «Домой»? У меня больше нет там дома. И у вас его, по сути, тоже нет. Потому что дом — это не стены. Это уважение, тепло и поддержка. Ничего из этого в той квартире не было.
Она увидела, как дрогнули губы у Павла. Он хотел что-то сказать, возможно, про любовь, но Лена его опередила.
— Я не вернусь, Паша. И вещи я вам не отдам. Но я могу их вам продать.
Все трое ошарашенно уставились на нее.
— Что? — переспросил Павел.
Лена достала из кармана листок бумаги, на котором заранее сделала расчеты.
— Вся мебель и техника, которую я вывезла, была куплена на мои деньги. Вот, — она протянула ему папку с чеками. — Общая сумма — два миллиона восемьсот семьдесят тысяч рублей. С учетом амортизации за три года, я готова продать вам все это за полтора миллиона. Разом. Если у вас есть эти деньги, мои грузчики завтра же все вам привезут и установят.
Светлана Петровна задохнулась от возмущения. — Полтора миллиона?! Да где мы такие деньги возьмем?! Ты с ума сошла!
— Это не мои проблемы, — холодно ответила Лена. — Можете взять кредит. Как раз выплатите за то, чем пользовались бесплатно три года. Считайте это вашей ипотекой.
Павел смотрел на нее, и в его взгляде читалось не только отчаяние, но и запоздалое прозрение. Он наконец-то увидел перед собой не тихую забитую девочку, а сильную, уверенную в себе женщину. Женщину, которую он потерял по собственной глупости.
— Лена… я… я люблю тебя, — прошептал он.
— Слишком поздно, Паша, — тихо, но твердо сказала она. — Любовь не живет там, где нет уважения. А ты не уважал ни меня, ни мои чувства, ни мой вклад в нашу жизнь.
Она начала медленно закрывать дверь.
— У вас есть неделя, чтобы принять мое предложение. Потом я начну распродавать вещи по отдельности. Всего доброго.
Она закрыла дверь прямо перед их носом и защелкнула замок. С той стороны послышались крики Светланы Петровны и умоляющий голос Павла. Но Лена больше не слушала.
Она прислонилась спиной к двери и сделала глубокий вдох. Впервые за долгое время она дышала полной грудью. Впереди была неизвестность, новая жизнь, которую нужно было строить с нуля. Но она больше не боялась. Она знала, что справится. Потому что она вернула не просто мебель и технику. Она вернула себе себя. И это было самое ценное приобретение в ее жизни.
