Через месяц я сидела в его московском офисе. Вместо старого халата на мне был идеально скроенный брючный костюм от Armani.
— План такой, — Игорь Борисович указал ручкой на карту поселка. — Начинаем с соседей. Предлагаем двойную рыночную стоимость. Без торга. Анонимно.
И я ждала. Первые соседи съехали через неделю. Вторые — через две. В поселке начался переполох.
Тамара Павловна и Светлана сначала злорадствовали. Но когда улица опустела, их веселье поутихло. Их маленький уютный мир превращался в призрак.
Однажды мне позвонила Светлана.
— Алло, Волошина? Слышала, ты там посылки разбираешь?
Я смотрела в панорамное окно своего пентхауса.
— Коплю, Света.
— Ну-ну. А у нас тут какой-то сумасшедший олигарх всю улицу скупает. Говорят, будет строить огромный торговый центр.
Ты вообще понимаешь, что это значит? Наш дом сразу упадет в цене! Это все из-за тебя! Твоя аура проклятая!
Я сделала знак Игорю Борисовичу. Он кивнул.
— Знаешь, Света, — мой голос был абсолютно спокойным. — Ты права. Это все из-за меня. Это я скупаю вашу улицу. И да, я буду строить. Но не торговый центр.
— А что?.. — прошептала она.
— Я еще не решила. Может быть, приют для бездомных собак. Прямо напротив ваших окон.
На следующий день на всех участках появились строительные бригады и начали устанавливать огромные бетонные столбы. Тамара Павловна и Светлана смотрели из своего окна, как их дом оказывается в бетонном кольце.
На следующее утро я приехала сама. Я остановилась у их ворот. Дверь открылась почти сразу. На пороге стояли обе.
— Что тебе нужно, Полина? — голос Тамары Павловны дрожал.
— Поговорить.
— Мы не будем продавать дом! — выкрикнула Светлана.
Я спокойно посмотрела на нее, а потом на рабочих, которые по моему знаку начали разворачивать огромные полотна.
— Я и не прошу вас продавать. Я пришла сделать вам подарок.
Они недоверчиво смотрели, как рабочие закрепляют на столбах огромные баннеры. На каждом, со всех сторон, была одна и та же надпись.
«СПАСИБО, ЧТО ВЫГНАЛИ МЕНЯ В СТАРОМ ХАЛАТЕ. ТЕПЕРЬ ЭТА УЛИЦA — МОЯ».
Светлана ахнула. Лицо Тамары Павловны стало пепельным.
— Ты… ты чудовище, — прошипела свекровь.
— Я — ваше зеркало, — ответила я. — А теперь о стройке. Я передумала насчет приюта. Построю мусоросжигательный завод. Экологически чистый, но запах…
— Постой! — голос Тамары Павловны был полон отчаяния. — Сколько?
— Я готова сделать вам предложение. Я куплю ваш дом. Не за двойную цену. За рыночную. Копейка в копейку. У вас есть двадцать четыре часа.
Они подписали бумаги через три часа.
Я смотрела, как они уезжают на обычной грузовой машине. Когда она скрылась, я сорвала один из баннеров. Прошлое должно оставаться в прошлом.
Через год здесь открылся «Сад Агриппины» — инновационный центр для молодых ученых. В честь бабушки, которая дала мне второй шанс.
Главное, что на руинах чьей-то ненависти можно построить что-то стоящее. И это была не месть. Это было восстановление справедливости.
Эпилог
Прошло пять лет. «Сад Агриппины» стал одним из самых престижных технопарков в Восточной Европе.
Однажды, просматривая квартальный отчет по обслуживающим компаниям, я наткнулась на знакомую фамилию. Светлана. В списке сотрудников клининговой фирмы. Я попросила начальника охраны показать мне записи с камер.
Вот она. В серой униформе, с уставшим лицом. Мыла панорамные окна в главном корпусе.
Она работала на моей территории. И даже не знала об этом. Эта ирония была страшнее любой мести. Я ничего не предприняла. Она сама нашла свое место.
С Тамарой Павловной все было иначе. Мне позвонил тот самый деревенский юрист.
— Полина Дмитриевна, тут такое дело… Ваша бывшая свекровь пыталась оспорить сделку.
Проиграла все суды, осталась должна кучу денег за издержки. Приставы описали все. Теперь она в государственном доме престарелых. Светлана навещает ее раз в месяц.
Я закрыла ноутбук. За окном моего дома шел снег. Я не чувствовала триумфа. Я не думала о них. Они просто перестали существовать в моей вселенной.
Месть — это блюдо, которое подают холодным.
Но самое лучшее в этом блюде — это когда ты настолько сыт своей новой жизнью, что тебе уже совершенно не хочется его пробовать.
Ты просто идешь дальше. А они остаются там, в прошлом, доедать холодные крошки своей ненависти. В полном одиночестве.
