Мария отложила кружку.
— Это наша с Сергеем квартира, Нина Петровна.
— Ну-ну, чья-чья… — пожала плечами свекровь. — Куплено в браке, значит, общее. И Сергей мой сын, между прочим.
— Он не ваш кот, чтоб в собственность входил, — с иронией сказала Мария. — И я не прислуга. Вы в курсе, что у нас кухня шесть метров?
— Ой, не драматизируй, Маша, — уселась напротив свекровь. — Мы же семья. Надо помогать. Игорёк — твой деверь, не чужой человек. Сын у меня один нормальный, и тот задыхается в хрущёвке с коляской. А вы тут как буржуи.
— Мы пять лет копили, Нина Петровна. Не отдыхали, не путешествовали, Сергей две работы тянул. И теперь вы хотите отдать нашу квартиру Игорю?
— Ну почему «отдать»? Всего лишь пустить пожить. Пока. А потом видно будет…
В этот момент вошёл Сергей. Небритый, помятый, как человек, которому только что выдали повестку в ад.
— Что тут опять? — пробормотал он, наливая чай. — Мам, я просил — не надо ни с кем спорить.
— Это не спор, это разговор по душам! — вскинулась Нина Петровна. — Надо думать о будущем. У тебя брат, а не просто сосед с улицы. Маша, конечно, хорошая девочка, но семью спасать надо.
— Так может, мне в угол переехать? Или сразу в ванну? — съязвила Мария. — Там как раз для «пожить пока» место найдётся.
Сергей поставил кружку.
— Маш, ну ты же знаешь, у Игоря с Леной беда. Денег нет. У них даже обои в комнате от стен отходят…
— У нас от мамы терпение отходит. — Мария встала. — Слушай, Серёж… Я не против помогать. Но когда я вижу, как твоя мать хозяйничает у нас на кухне и принимает решения без нас, мне становится… страшно.
— Страшно? — переспросила Нина Петровна. — Вот я родила двоих, вырастила, помогла квартиру взять — и теперь страшно? Ну молодцы.
— Подождите, — Мария вскинула брови. — Вы помогли?
— А кто консультировал Сергея по ипотеке? Кто просил нотариуса проверить документы? Кто в конце концов уговорил вашего отца вписать вас в кредит?
— Я. Я сама. — Мария склонилась над столом, почти шепотом: — А вы просто хотите, чтобы я ушла. Честно?
— Да кому ты тут мешаешь, господи. Но если ты не способна понять, что надо делиться с семьёй — может, и вправду лучше уйти.
Молчание. В воздухе повисло что-то очень тяжелое. Как будто все втроём поняли — назад дороги не будет.
Сергей отвёл глаза. Мария смотрела на него долго, пристально. Потом взяла чашку и разбила о раковину.
— Отлично. Тогда разбирайтесь тут сами. Можете мебель попилить — каждому по тумбочке.
И вышла из кухни.
Сергей метнулся за ней в комнату.
— Маш, подожди, не надо так…
— Надо, Серёж. — Она закидывала вещи в сумку, быстро, но чётко. — Хочешь быть маменькиным сынком — будь. Я взрослая. Я умею уходить.
— Мы же только всё устроили, квартиру обустроили…
— А я думала, ты хребет обрел. А ты снова под ней, как школьник. Она тебе тоже завтра под подушку бельё сложит?
Он молчал. Не пытался удержать. Это было больнее всего.
— Маш, я не могу выгнать брата.
— А я не могу жить в доме, где мною распоряжаются.
Мария застегнула сумку и направилась к двери.
— Подожди, а квартира?
— Пополам, через суд, как положено. Хочешь — маму в суд приведи, она у тебя, гляжу, по всем вопросам главный свидетель.
Она хлопнула дверью.
А на кухне уже снова шкварчали котлеты. Как будто ничего и не произошло.
Вечером Нина Петровна мыла посуду. Сергей сидел на диване, смотрел в одну точку.
— Не переживай, сыночек, — ласково сказала она. — Всё образуется. Девка горячая, перебесится. Вернётся. А не вернётся — найдем тебе ту, что семью уважает.
Сергей ничего не ответил.
Потому что в голове всё крутилась фраза, брошенная Марией на прощание:
— Я думала, ты хребет обрел…
И он понимал — нет.
Не обрёл.
Прошло две недели.
Мария жила у подруги, в комнате с розовыми обоями и смешной этажеркой, которая скрипела даже от взгляда. Она не плакала. Ела, ходила на работу, спала. По расписанию. Как будто в ней всё выключилось, кроме базовых функций. Мышление — в авиарежиме.
— Ну что, подавал он заявление на раздел? — спросила Аня, подруга, разворачивая пиццу и ставя на поднос два бокала с вином.
— Нет. Он вообще не пишет. Только один раз прислал: «Как ты?».
— И ты?
— Ничего. Пусть сам переваривает. У него теперь там мама, брат, младенец и котлеты. Рай для трусов.
— А ты?
— А я отдыхаю в обществе хлама и чудесного аромата лапши быстрого приготовления, — усмехнулась Мария.
Они чокнулись бокалами.
Но уже через два дня она получила повестку в суд.
Ответчик: Мария Ивановна Никитина.
Истец: Сергей Павлович Никитин.
Тема: раздел имущества.
Приложено: ходатайство о передаче квартиры младшему брату истца.
Вот оно как… — подумала Мария, глядя на лист.
Значит, не просто не удержал. Не просто не встал на её сторону. Он отдал всё. Как будто они с Игорем расписаны, а она — просто квартирантка.
В суде было сыро и пахло пережаренным кофе. Сергей пришёл в сером костюме, Нина Петровна — в жемчугах. Видимо, надела боевую униформу.
Мария — в тёмном пальто и с хвостом. Лаконично. Без пафоса.
— Машенька, — попыталась улыбнуться Нина Петровна. — Всё же можно решить мирно. Зачем выносить сор?
—А вы в каком случае вообще готовы выносить сор? — Мария посмотрела прямо в глаза. — Когда он уже воняет до Роспотребнадзора?
Сергей вздохнул, отвёл взгляд. Он явно надеялся, что она не придёт. Или — что придёт, но с цветами и прощением.
Наивный.
Суд длился недолго. Мария спокойно зачитала, что ипотека оформлена на двоих, что платили в равных долях, что она — полноправная собственница. Судья кивала.
Когда Нина Петровна попыталась встрять, мол, квартира всё равно “для семьи”, судья резко оборвала:
— Мы тут не про моральные категории. Мы по закону. А закон — вещь конкретная.
В конце заседания Мария подошла к Сергею.
— Знаешь, что самое обидное? — тихо спросила она, глядя ему в лицо. — Я бы, может, и уступила. Может, даже ушла. Но ты даже не поговорил со мной. Ты решил — и точка.
— Я просто хотел, чтобы всё было спокойно…
— Ну вот теперь и будет. Спокойно. Каждому — по половине. А тебе — ещё и по заслугам.
— Маш, ну… Может, вернёшься?
— А ты, может, взрослеть начнёшь?
Она развернулась и ушла. Без пафоса. Просто. Как будто вынимала занозу, сидевшую под кожей все эти годы.
Через месяц квартира была продана. Чётко, пополам. Мария купила себе студию — маленькую, но светлую. Без лишних голосов на кухне. Без навязчивого аромата чужих котлет. Без фальшивой “семьи”.
Она поставила диван, на стену приклеила стикер:
«Только вперёд. Без пассажиров на шее».
А в телефоне у неё теперь стоял новый контакт:
Сергей Никитин
(не беспокоить)
И когда однажды он всё же написал:
— Прости. Я был дурак.
Она улыбнулась. И не ответила.
Потому что лавочка — действительно — закрыта.
Конец.