— Ты серьёзно? — я стояла на кухне в халате с выбившимся из пучка волосом и банкой фасоли в руке. — Решил, что если не позвонить, я не успею спрятать любовника?
— Если ты его успела вырастить за три недели, то я вообще снимаю шляпу, — буркнул он, кидая на стул сумку. — Лена, я пришёл поговорить. Последний раз.
Слово «последний» меня, признаться, зацепило. Знаете, как зубная боль, которая вроде прошла, а потом вдруг — бац! — и вы уже не знаете, что больше болит: десна или душа.
— Ну давай, — села, сложив руки на столе. — Только смотри: за каждую фразу «я виноват» — минус один балл. За «мама не хотела» — сразу вылет.
Он уселся напротив. Глаза — серьёзные. Спина прямая. Как у человека, который больше не хочет быть ковриком у дверей чужих ожиданий.
— Я был не прав, — начал он, уверенно, с лёгкой полуулыбкой, будто знал, что нарушает мои правила. — Не потому, что не выселил их сразу. А потому, что слишком долго делал вид, что у меня две семьи. А так не бывает. Либо ты муж, либо ты сын, живущий в штанах с резинкой.
— Я тебе это два года объясняла, — фыркнула я. — Ты слушал, как новости на радио — фоном.
— Я просто боялся. Всегда боялся. Что если я не угожу всем, то потеряю кого-то важного. А в итоге — потерял и тебя, и себя. И вот стою теперь, не зная, как вернуться.
Тишина. Такая, что слышно, как в чайнике пузырится вода. Душа тоже, кстати, немного бурлила.
— Вернуться можно только туда, где тебя ждут. А я, если честно, устала ждать. Я не вахтовик.
Он кивнул. Медленно. Потом вытащил из кармана связку ключей и положил на стол. Та самая, где была табличка «Алёна. Дом». Я сама её подарила ему на годовщину.
— Если ты всё-таки решишь, что можно дать мне второй шанс… — он встал. — Просто открой. Я не буду лезть без приглашения. Никогда больше.
Он ушёл. А я осталась одна с фасолью, чайником и ключами от своей жизни. И знаете, я не плакала. И не звонила подружке. Я просто пошла на балкон. И закурила. Впервые за восемь лет. Потому что, как бы это банально ни звучало — жить надо не с тем, кто не бросил тебя, а с тем, из-за кого ты даже курить не хочешь. А тут — ну вы поняли.
А через день случился сюрприз.
Нет, не Игорь. Не он. Он держал слово.
Позвонила… Светка.
— Алёна, привет, — голос был такой приторно вежливый, что у меня аж зубы заныли. — Мы хотим поговорить. Лично. С Денисом. Приехали.
— Ко мне домой?
— Да.
На пороге стояли они. Вся семейка. Она — с новой укладкой. Он — с коробкой торта. Да, да, торта. Как будто сахар может всё исправить. На лице у неё был надменный миролюбивый оскал.
— Мы подумали… — начала она. — Ну, ты же понимаешь, мы ведь не враги. Родственники же. Не стоит так вот всё резко. Мы бы хотели…
— Хотели что? Вернуться?
— Ну… не прям так. Просто… — она глянула на Дениса, тот промямлил:
— Мы пока не нашли нормального варианта. Мама у Светы… ну, сами знаете…
— Я знаю, — кивнула я. — Что мама Светы — не виновата, что у неё дочь паразит.
— Ну это уже перебор! — взвизгнула Светка. — Ты не имеешь права так говорить!
— Да что ты? — я облокотилась о дверной косяк. — А вот выселять — имею? Ну так вот: и говорить имею. Квартиру испортили? Да. Деньги не платили? Да. И в довесок — на моего мужа нажаловались так, что он потом месяц на антидепрессантах сидел. Да, он мне сам сказал. Так что, Света… идите лесом. Торт оставьте. Он вам больше не понадобится.
Я закрыла дверь. Громко. Но не со злостью. А как ставят финальную точку в предложении, которое больше не хочется перечитывать.
Вечером я взяла связку ключей. Открыла балкон. И просто… выкинула её. С балкона.
Пусть будет символично. Пусть будет громко.
А потом я села за стол. И написала на листке:
«Если хочешь — возвращайся. Но не за квартиру. За меня».
Положила его в ящик, к ключам от новой жизни. Своей. Без «мамы», «Светы» и «а вдруг они обидятся».
На следующий день Игорь пришёл.
Не стучался. Позвонил. Я открыла.
Он стоял с пустыми руками, но с глазами полными. Там было всё: вина, надежда, усталость, любовь. Всё. Настоящее.
— Ключей больше нет, — сказала я ему, глядя прямо. — Только ты. Или никто.
Он кивнул. И вошёл. Уже не как хозяин. А как гость, который надеется стать чем-то большим.
И я — не выгнала.
Потому что вторые шансы — это не слабость. Это роскошь, которую даёшь только тем, кто умеет учиться.
А фасоль я сварила. На двоих.
Финал.