— Ты её выгнала?
— Она сама ушла. После того как попыталась вручить мне заявление о временной регистрации твоей сестрёнки.
Иван молча снял куртку. Потом подошёл, взял стул и сел рядом. Молчал. Ольга ждала, но он продолжал молчать.
— Ну? — спросила она наконец. — Ты со мной или с ней?
Он не сразу ответил. Посмотрел в окно, потом — на неё.
— Слушай… Она просто волнуется за Катю. Та ведь реально одна не справится. Учёба, город чужой, общежитие — не место для нормальной девчонки…
— О, пошло по кругу. Давай я съеду, ты Катю в спальню, маму в зал, а сам будешь жить в кладовке. Демократия, хрущёвский стиль.
Он попытался улыбнуться, но это было криво. Как ссадина.
— Я не хочу выбирать. Вы обе мне дороги.
— Тогда выберет жизнь, Ваня. Потому что жить вот так — под чужими решениями, без твоего слова — я не буду.
— Оль, ну ты же знаешь, что я тебя люблю…
— Любовь — это не слова. Это действия. Молчанием ты выбираешь её. И, поверь, это всё, что мне нужно знать.
Он встал, подошёл к двери.
— Я поговорю с ней.
— У тебя неделя. Потом я меняю замок.
Он вышел. А Ольга осталась сидеть на кухне. Банка с огурцами всё ещё стояла на столе. Упакованная. С этикеткой «Домашние».
Она подошла, взяла банку — и поставила её в мусорное ведро. Сверху. Чтобы видно было.
А в понедельник утром ей позвонили с работы — и сообщили, что освободилась должность в другом отделе. С переездом в Санкт-Петербург. Выезд через месяц.
Ольга смотрела на экран телефона, как на билет в новую жизнь.
И впервые за долгое время — она улыбалась.
Ольга проснулась от странного звука за стеной. Сначала — шелест, потом какой-то глухой грохот, будто у соседей шкаф обрушился. Но нет — это не соседи.
Это был ключ в замке. Чужой. Медленно поворачивающийся. Точно, как в плохом сериале, где у героини вот-вот начнётся новая жизнь — но сначала ей надо вылететь из своей старой.
Ольга подскочила, как от разряда тока. В коридоре послышались шаги, потом:
— Привет, — раздался тонкий голос. — Это я. Надеюсь, не разбудила.
Катя. Весьма живая, наглая, с короткими шортами, несмотря на октябрь, и чемоданом в цветочек. За спиной — рюкзак, в руке — пакет с надписью Fix Price.
— Ты что, с ума сошла? — Ольга стояла в пижаме, волосы растрёпаны, в глазах — злость, тревога и нотка абсолютного недоумения. — Как ты сюда попала?
— А Иван мне вчера дал ключ, — невинно пожала плечами Катя. — Сказал: “На всякий случай”. Вот, я и решила — на случай-то как раз подходящий.
— То есть ты решила зайти? В воскресенье. С чемоданом.
— А чего тянуть? — Катя поставила чемодан в коридоре. — У вас тут место есть. Я в залу, если что.
— Катя, ты вообще в себе? Это моя квартира.
— Ну да. Но Иван сказал, что вы всё решите. И что он приедет вечером. С мамой. Он за ней заехал.
Ольга стояла, хватаясь за косяк. Не потому что упадёт — чтобы не врезать. Или не убежать. Обе крайности казались уместными.
— Катя, послушай, — тихо сказала она, почти шепотом. — Ты взрослая девочка. Сколько тебе, девятнадцать? И ты реально думаешь, что ворваться в чужую квартиру — это норм?
— Ой, не начинай, — закатила глаза Катя. — Это всё фигня. Я ведь сестра. Это тоже дом моей семьи. Не будь такой эгоисткой.
Ольга рассмеялась. Но смех был с привкусом.
— Эгоисткой? Ты хоть знаешь, сколько лет я за эту квартиру выплачивала ипотеку? На каких работах я пахала? Когда ты с мамой в Кисловодске по санаториям мотались, у меня был график два через два — сутки, потом вторая смена. Я себе отпуск не позволяла три года подряд. А ты… — она кивнула на чемодан. — Пришла. И считаешь, что тоже семья.
Катя надула губы:
— А Иван говорил, ты добрая…
— Добрая — это не значит бесхребетная. Иди к двери. И выходи. Сейчас.
— Я подожду Ивана! — взвизгнула Катя. — Он мне разрешил! А ты вообще не командуй!
Ольга прошла в кухню, открыла шкаф, достала ножницы. Вернулась в коридор, открыла пальцем ящик с ключами и достала связку.
— Последний раз повторяю, Катя. Или ты уходишь по-хорошему, или я вызываю полицию. Вскрытие замка без согласия собственника — уголовка, между прочим.
— Да не ори ты, — Катя в панике метнулась к чемодану. — Только не надо полиции. Господи, совсем с ума сошла…
Через пять минут Катя вышла, волоча чемодан. На лестничной клетке стояли Иван и Мария Ивановна.
— Ну вот, — зло сказала Катя. — Получила, чего хотела. Я на улице!
Мария Ивановна всплеснула руками:
— Что ты с ней сделала?! У ребёнка истерика!
— А вы с ней что сделали? — спокойно ответила Ольга. — В голову вдолбили, что можно прийти в чужую квартиру и остаться.
— Оль, подожди, — вмешался Иван. — Мы просто хотели обсудить…
— Поздно. У нас была неделя. Ты её потратил на молчание. Взамен получил вот это шоу. Но я закончила.
Ольга вытащила из-за двери большой чемодан и поставила его рядом с Катей.
— Что это?
— Мой. Сегодня уезжаю. Питер. Новый отдел, новая работа. Я предупредила. Теперь живите, как хотите. Только без меня.
— Ты не можешь вот так… — начал Иван.
— Могу, Ваня. Потому что, в отличие от тебя, я знаю, чего хочу. И не боюсь делать выбор.
Она нажала кнопку вызова лифта. Мария Ивановна стояла, как парализованная. Катя плакала. Иван смотрел в пол.
— Прощайте, — сказала Ольга. — А ключи — вон на коврике. Но если хоть один из вас зайдёт — встречаемся в суде.
Лифт пришёл, и она уехала. Легко. Без истерики. Как будто сбросила рюкзак с камнями.
Прошло три месяца.
В прихожей питерской квартиры Ольга держала коробку с надписью «Старые фото». Сверху торчал снимок — свадебный. Она и Иван. Молодые, глупые, полные надежд.
Она посмотрела на него и — впервые — не почувствовала боли. Только лёгкую грусть. И облегчение.
Телефон завибрировал. Сообщение от Ивана:
«Я уехал от мамы. Если захочешь — напиши. Хотя бы просто узнать, как ты».
Ольга улыбнулась. И — удалила сообщение.
Потому что иногда — правда лучше. Без «а вдруг», без «может». Просто лучше. С чемоданом. И точкой.
Конец.
