На съёмной квартире было пусто и жарко. Шторы она повесила только на кухне — остальные окна затыкала полотенцами. Газовая плита коптила. Из крана в ванной текла ржавая вода, но Вика уже не морщилась. Соседи снизу курили на балконе, и по вечерам пахло дешёвым табаком.
Через несколько дней она устроилась администратором в небольшую гостиницу. Смена через день, жильё неподалёку, платили в конверте. Первую зарплату отложила почти полностью — вдруг понадобится билет обратно.
Вика старалась быть вежливой, улыбалась постояльцам. По вечерам гуляла вдоль пляжа, слушала, как подростки пьют пиво на лавках. Иногда писала маме: «Всё нормально». Сыну не звонила — не знала, что сказать.
С Павлом она познакомилась у ресепшна. Он принёс документы, оформлял заезд. Был старше, говорил спокойно, смотрел прямо. Потом заглянул ещё — просто спросить, где кафе получше. Потом предложил подвезти.
Они стали видеться. Ненавязчиво. Он был аккуратный, сдержанный, держался чуть в стороне. Она не скрывала, что у неё сын. Он кивнул, не стал расспрашивать.
Через неделю он пригласил её в ресторан. Был галантен. Подарил серьги, сказал: «Ты достойна лучшего». Вика долго не надевала подарок. Потом — всё же надела.
С каждым днём ей казалось — вот оно. Тихо, спокойно, взрослый человек. Она готовила ему еду, старалась не спрашивать лишнего. Он не звал к себе, но звонил почти каждый день.
Однажды вечером он задержался. Она написала: «Ты где?». Ответа не было. На следующий день — тоже. Через три дня — исчез из мессенджеров.
Она пришла на ресепшн, проверила — его номер давно сдан. Ни объяснений, ни звонка. Только тишина. Через день пришло короткое сообщение:
«Ты хорошая. Но я не про это». Я не хочу растить чужого ребенка, извини.
Ну вот и всё, — прошептала она.
Вика долго сидела на пустом пляже. Волны бились о бетон. Ветер трепал волосы. Телефон остался в рюкзаке.
На следующий вечер, в полупустом кафе, она набрала номер.
— Алло? — сын ответил сразу.
— Привет. Это я.
Пауза.
— А ты когда вернёшься?
Она слушала. Он не обвинял. Не просил. Просто ждал.
Через пару дней в гостинице поселилась женщина лет шестидесяти. Высокая, ухоженная, с тонкой ниткой жемчуга на шее. Всегда говорила «спасибо» и «доброе утро».
— Виктория, да? — улыбнулась она, опуская ключи на стойку. — Мне у вас так спокойно. Как дома.
Поначалу Вика отвечала дежурно, но со временем разговоры стали длиннее. Гостья рассказывала, что отдыхает после сложного года, любит гулять одна, но вечерами ей не хватает живого слова. Вика слушала. Ей было непривычно, что кто-то интересуется ею без оценок.
— У меня сын, — как-то сказала женщина, глядя в окно. — Очень серьёзный. Ответственный. Всё по делу. Приедет за мной на днях. Я бы хотела вас с ним познакомить. Хотите?
Вика улыбнулась — больше из вежливости.
— Я даже не знаю… Может, не стоит.
— Почему же? — женщина повернулась к ней. — Вы мне нравитесь. Спокойная, скромная. Он таких уважает.
Вика посмотрела на свои руки — ногти обкушены, браслет потёртый.
— Спасибо. Просто я сейчас не думаю о знакомствах.
— Вот и правильно. Зато они сами вас найдут, — сказала женщина и подмигнула.
Он приехал днём — с чемоданом, в тёмной футболке, с серебристыми висками. На ресепшн подошёл с матерью, поздоровался и с улыбкой сказал:
— Мама мне все уши прожужжала, какая вы приятная девушка. И как любезно помогаете ей по мелочам.
Вика поднимала глаза от экрана и почувствовала, как замерла. Он был спокоен, без суеты. Обнял мать, кивнул ей:
— Здравствуйте. Артём.
— Вика.
Он не смотрел оценивающе. Не искал слабого места. Просто смотрел. В разговоре не было флирта — только вежливость. Но не холодная — внимательная.
На третий день он сам подошёл к стойке:
— Вы не хотите прогуляться? Тут рядом парк. Я не навязываюсь.
Они шли вдоль кипарисов. Он рассказывал о своей работе — строитель, занимается проектами, но без пафоса. Вика слушала, не вникая, только запоминала голос.
Через неделю он сам предложил встретиться снова. Потом ещё раз. Через пару недель спросил:
— А вы часто думаете о возвращении?
— Зависит от дня, — ответила она.
Он кивнул.
— Если вдруг останетесь — мне было бы приятно продолжить. И не только гулять.
Однажды она сказала ему:
— У меня сын. Семь лет.
Он просто ответил:
— Хорошо.
— Ты понял, что я сказала?
— Конечно. Почему нет?
Он не исчез на следующий день. Не отдалился. Через неделю спросил:
— Как думаешь, он любит рыбу?
— Рыбу?
— Я бы хотел вас обоих свозить на рыбалку. У меня есть знакомое место.
Они поехали втроём — через месяц, когда сын приехал на каникулы. Маленькая речка, удочки, бутерброды в контейнерах. Сын сначала молчал, потом смеялся, когда Артём учил его забрасывать леску.
Вечером сын уснул в машине. Вика сидела на переднем сиденье, смотрела в окно. Артём положил руку ей на плечо.
— Я думал… может, ты перевезёшь сюда сына? С нами. Я бы хотел, чтобы вы оба здесь жили.
Вика молчала. Внутри всё сжалось. Он продолжал:
— Не сразу. Как тебе будет удобно. Но я серьёзно.
Она кивнула — осторожно. Впервые это не казалось угрозой всему, что у неё есть.
Сына перевезли в конце лета. Он сначала сторонился Артёма, говорил только «дядя», смотрел исподлобья. Но на второй неделе Артём показал ему, как ремонтировать велосипед. Потом повёл в магазин за новыми кроссовками. Потом они вместе мастерили кормушку во дворе.
Через пару месяцев сын сказал: «Пап, посмотри». Потом добавил: «Ты не против, если я так тебя называю?»
Артём улетал по работе — редко, на пару дней. Всегда писал: «Купите что-то вкусное. Скоро буду». Возвращался с конфетами, с книжками, с глупыми магнитами. Вика смотрела, как он входит в дом, ставит сумку, разувается — как будто всегда так было.
По выходным они ходили на рынок, готовили вместе. Сын чесал картошку, Артём резал рыбу, Вика раскладывала по тарелкам. Никто не командовал. Всё было просто.
И вот однажды, когда сын делал уроки на кухне, а Артём чинил кран в ванной, она стояла у окна и вдруг поняла: не надо доказывать, что тебя можно любить. Не надо быть удобной, лёгкой, чистой и безошибочной.
Просто быть — достаточно.
Она стояла у окна, держась за подоконник. В кухне тикали часы, сын бормотал под нос стихотворение, из ванной доносился звон металла — Артём что-то уронил и негромко выругался. И вдруг в горле поднялось тепло, будто дыхание стало шире.
«Вот бы запомнить этот момент, — подумала она. — Целиком. До запахов. До света на стене. До шороха его шагов по плитке».
