И рассказала всё, что узнала от Оксаны. Видела бы вы его лицо! Сначала он не поверил, потом стал отрицать, потом злиться.
— Это сплетни! — кричал он. — Ты поверила сплетням!
— Миша, твоя мать уже всё распланировала. Она не собирается жить на этой даче. Она собирается её продать и уехать.
— Ну и что? Имеет право!
— Имеет. Только не на наши деньги.
Мы проговорили до глубокой ночи. Точнее, кричали до глубокой ночи. В итоге Миша хлопнул дверью и ушёл к матери ночевать.
А я осталась одна и впервые за много лет почувствовала… облегчение. Да-да, именно облегчение. Как будто с плеч упала тяжёлая ноша.
Утром он вернулся мрачный и угрюмый. Сел за стол, налил себе кофе и сказал:
— Мама хочет с тобой поговорить.
— И я хочу с ней поговорить, — ответила я.
Поехали к ней в тот же день. Валентина Петровна встретила нас в халате и тапочках, но держалась как королева. Усадила за стол, налила чай, выложила печенье. Вежливая, дипломатичная.
— Ну что, Леночка, — начала она сладким голосом, — Миша рассказал о нашей ситуации. Я, конечно, понимаю, что для вас это большие деньги…
— Валентина Петровна, — перебила я её, — давайте говорить прямо. Вы собираетесь продать эту дачу и уехать в Турцию.
Она даже не смутилась. Только усмехнулась.
— А кто тебе сказал?
— Неважно кто. Важно, что это правда.
— И что с того? — вдруг заявила она, откидываясь на спинку стула. — Я всю жизнь на других работала. На мужа покойного, на сына. Теперь хочу пожить для себя.
— На ваши деньги пожить для себя, — уточнила я.
— На какие мои? — она рассмеялась. — Миша мой сын. А значит, и деньги Миши — это мои деньги. Я ему жизнь дала, вырастила, выучила!
— А я?
— А что ты? Ты к готовенькому пришла.
Вот тут меня и прорвало. Семь лет унижений, семь лет молчания — всё выплеснулось наружу.
— К готовенькому? — встала я со стула. — Валентина Петровна, когда я вышла замуж за вашего сына, у него в холодильнике была только пачка макарон и банка тушёнки! Его единственная рубашка была дырявая, а ботинки стоптанные! И это я к готовенькому пришла?
Она открыла рот от удивления.
— Это я его поднимала все эти годы! — продолжала я. — Это я устраивалась на вторую работу, когда он между местами сидел! Это я стирала, готовила, убирала, пока он учился на курсах! А вы… вы только критиковали и указывали, что я делаю неправильно!
— Елена, успокойся, — попытался вмешаться Миша.
— Нет! — развернулась я к нему. — Не успокоюсь! Семь лет я терплю унижения от твоей матери! Семь лет ты делаешь вид, что не замечаешь, как она меня принижает! А теперь ещё хочешь, чтобы я отдала ей наши сбережения?
Валентина Петровна встала и подошла ко мне.
— Слушай меня внимательно, девочка, — сказала она холодным голосом. — Я всё равно никому ничего не должна. Ваши деньги — это мой шанс пожить для себя. И если Миша настоящий сын, он поймёт и поддержит.
Вот эти слова и стали той самой точкой перелома. Я посмотрела на неё, потом на Мишу, который сидел с потупленным взором, и вдруг поняла — хватит. Хватит быть удобной. Хватит молчать. Хватит уступать.
— Хорошо, — сказала я спокойно. — Тогда я тоже буду жить для себя.
— То есть? — нахмурилась Валентина Петровна.
— То есть наши сбережения останутся нетронутыми. Если Миша хочет помочь маме — пусть помогает на свои деньги, которые заработает дополнительно. А наши планы на ремонт и отдых остаются в силе.
Миша поднял голову.
— Лена…
— Это не обсуждается, — отрезала я. — Либо мы вместе решаем, как тратить семейные деньги, либо каждый тратит только свои. Твой выбор.
Валентина Петровна побагровела от злости.
— Как ты смеешь мне ультиматумы ставить?
— Это не вам ультиматум, — спокойно ответила я. — Это мужу. А с вами мне больше не о чем говорить.
И мы ушли. Всю дорогу домой Миша молчал. А я смотрела в окно и думала — неужели это говорила я? Неужели я действительно смогла постоять за себя?
Дома мы сели на кухне друг напротив друга.
— Лен, — начал он тихо, — я не знал, что мама так с тобой…
— Знал, — перебила я. — Просто делал вид, что не замечаешь. Так удобнее было.
Он потёр лицо руками.
— Что теперь делать?
— Решать тебе. Либо мы семья и принимаем решения вместе. Либо каждый сам за себя.
— А если я выберу маму?
Я вздохнула.
— Тогда я выберу себя.
Он долго сидел молча. Потом встал, подошёл ко мне и обнял.
— Прости меня, — шепнул он. — Я правда не понимал, как тебе было трудно.
— Понимал, — сказала я, не отстраняясь. — Но маме было важнее не расстраиваться.
— Да… Наверное, ты права.
И тут случилось то, чего я никак не ожидала. Миша заплакал. Да-да, мой тридцатилетний муж стоял посреди кухни и плакал, как ребёнок.
— Мне так стыдно, — всхлипывал он. — Я думал, что поступаю правильно. А на самом деле предавал тебя каждый день.
Я гладила его по голове и тоже плакала. Только не от обиды, а от облегчения. Наконец-то он увидел. Наконец-то понял.
— Деньги останутся нетронутыми? — спросила я.
— Останутся, — кивнул он. — А маме скажу, что если она хочет дачу — пусть сама на неё копит. Или продаёт что-нибудь своё.
На следующий день он позвонил Валентине Петровне и сказал, что денег не будет. Она орала в трубку полчаса, потом заявила, что у неё больше нет сына, и бросила трубку.
А знаете что? Мне даже не стало жалко. Я понимала, что Мише больно, но я не жалела. Потому что впервые за семь лет почувствовала себя защищённой. Впервые мой муж выбрал меня.
Прошло уже две недели. Валентина Петровна не звонит и не приезжает. Миша иногда грустит, но держится. А я… я словно заново родилась.
Знаете, что самое удивительное? Я поменялась не только в отношениях с мужем. На работе стала более уверенной, начала высказывать своё мнение на совещаниях. Подругам стала говорить правду вместо того, чтобы поддакивать. Даже в магазине теперь не боюсь сказать продавцу, что товар мне не подходит.
Вчера Миша купил краску для ремонта. Мы выбирали цвет обоев, обсуждали, в каком порядке будем делать комнаты. Строили планы на отпуск — решили поехать в Крым, всегда мечтали увидеть море.
А вечером он сказал мне:
— Знаешь, Лена, наверное, это к лучшему. Маме пора научиться жить самостоятельно. А мне — быть мужем, а не маменькиным сынком.
Я улыбнулась и обняла его.
— А мне — быть женой, а не прислугой.
Мы засмеялись и стали планировать нашу новую жизнь. Нашу — не чужую.
Сегодня утром, когда я собиралась на работу, зазвонил телефон. Валентина Петровна. Я взяла трубку.
— Алло?
— Елена, это я, — голос был смирный, почти просящий. — Можно к вам приехать? Поговорить нужно.
— Конечно, — сказала я. — Только к НАМ. Не к Мише. К нам.
— Понимаю, — вздохнула она. — Спасибо.
Не знаю, что она хочет сказать. Может быть, извиниться. Может быть, снова попытаться нас убедить. А может быть, просто понять, что изменилось.
Но знаете что? Мне уже не страшно. Я больше не та тихая, покорная женщина, которая боялась возразить свекрови. Я научилась защищать себя, свои интересы, свою семью.
И главное — я научилась говорить «нет». Тому, что мне не нравится. Тому, что меня унижает. Тому, что разрушает мой мир.
А эти сбережения… они так и лежат на нашем счёте. Наши планы, наши мечты, наша общая жизнь. И это правильно. Потому что семья — это когда двое решают вместе. А не когда один приказывает, а другой молча подчиняется.
Завтра мы идём выбирать плитку для ванной. В выходные — смотреть мебель для спальни. А летом поедем к морю. Вместе. Как и планировали.
Скоро приедет Валентина Петровна. Посмотрим, что она скажет. Но что бы ни происходило, я знаю одно — я больше никогда не стану жертвой. Ни её манипуляций, ни чужих амбиций, ни собственной покорности.
Я стала другой. И мне это нравится.
