Я сделала шаг вперед.
— Достаточно.
Тамара Игоревна удивленно вскинула брови.
Я посмотрела не на нее. А на ее сыновей. Сначала на мужа. Потом перевела взгляд на Кирилла.
— Кирилл, почему ты молчишь?
Он вздрогнул, как от удара.
— Катя, не надо…
— Что «не надо»? — я говорила почти безразлично. — Не надо рассказывать, как твой старший брат уехал в свою «важнейшую» командировку на три недели, оставив меня одну, на восьмом месяце беременности? Как он не отвечал на звонки, потому что был «очень занят»?
Алексей побледнел.
— Это не имеет к делу никакого отношения…
— Имеет. Еще какое, — я снова посмотрела на Кирилла. — Расскажи им, как ты был единственным, кто оказался рядом.
Как ты возил меня по врачам, потому что мне стало плохо, а муж был недоступен. Расскажи им про тот вечер. Тот единственный вечер, когда я выла от одиночества и страха, а ты просто сидел рядом. Когда мы оба сорвались.
Тамара Игоревна замерла с полуоткрытым ртом. Конверт выпал из ее ослабевших пальцев. Алексей смотрел то на меня, то на брата, и лицо его искажалось от чудовищной догадки.
— Да, Леша. Миша — не твой сын.
Я подошла и подняла конверт.
— Этот тест покажет то, что и так очевидно. Но он не покажет всей правды.
Я разорвала конверт и достала бланк. Пробежала глазами по строчкам.
— Вероятность отцовства: 0%.
Я протянула бумагу мужу.
— А теперь спроси у своего брата, какая вероятность у него.
Первым опомнился Алексей. Он бросился не ко мне, а к Кириллу.
— Это правда? Ты?.. С ней?
Кирилл не отводил взгляда.
— Да.
Один короткий ответ. И весь мир Тамары Игоревны, мир ее идеальных сыновей, рухнул.
— Предатель! — прошипел Алексей, толкнув брата к стене. — В моем доме, с моей женой!
— А где ты был, Леша? — голос Кирилла впервые обрел твердость. — Где ты был, когда Кате было плохо? Ты был в своей командировке, которая оказалась отпуском с другой женщиной! Я видел фотографии, Леша! Случайно, в твоем ноутбуке!
Алексей замер. Тамара Игоревна издала странный, сдавленный звук.
— Что?.. Леша, о чем он говорит?
Но Алексей ее не слышал. Он смотрел на меня.
— Ты знала?
— Я догадывалась, — ровно ответила я. — Но это уже не имело значения. Ты свой выбор сделал давно.
Я развернулась и пошла в спальню. За спиной слышались крики. Меня это больше не касалось. Я достала сумку и начала спокойно складывать вещи.
Дверь открылась. На пороге стоял Кирилл.
— Куда ты?
— Домой. К маме.
Он подошел ближе.
— Катя… Прости меня.
— Тебе не за что извиняться. Ты был единственным человеком в этом доме.
Я застегнула молнию на сумке.
— Прощай, Кирилл.
Я направилась к выходу, но он преградил мне путь.
— Я еду с тобой. Он мой сын. И я от него не откажусь.
Он смотрел на меня так, как никогда не смотрел Алексей. Я кивнула.
Эпилог. Три года спустя.
— Пап, смотри! — четырехлетний Миша, точная светловолосая копия Кирилла, протягивал ему пойманного в банку кузнечика.
Кирилл оторвался от колки дров, вытер пот со лба и присел на корточки.
— Ого, какой большой! Настоящий чемпион.
Я смотрела на них с крыльца нашего старенького, но до скрипа чистого дома и улыбалась. Эта картина была моим миром.
За эти три года мы с Кириллом расписались. Тихо, без гостей. Наш брак не был похож на тот, первый. Он был построен на чем-то другом: на молчаливом понимании и на безграничной любви к маленькому человеку.
Первый год был самым тяжелым. Денег почти не было. Кирилл из мальчика-студента превращался в мужчину.
Работа на пилораме закалила его. Он заочно закончил лесотехнический колледж и теперь был уже не простым рабочим, а мастером смены. Его уважали.
О той, другой жизни мы почти не вспоминали. Пару раз в год звонила моя мама и, понизив голос, рассказывала новости. Алексей так и не женился. Он остался жить с матерью.
Их дом, по словам общих знакомых, превратился в поле вечной, тихой войны. Тамара Игоревна так и не простила ему обмана, а он ей — разрушенной семьи.
Год назад Алексей пытался мне звонить. Несколько раз. Я не взяла трубку. Потом пришло письмо. Длинное, сбивчивое.
О том, как он сожалеет, как был слеп, как мать сломала ему жизнь. Просил прощения. Просил разрешить увидеть… племянника. Я сожгла письмо, не дочитав.
Однажды вечером, когда мы уже уложили Мишу спать, Кирилл вдруг спросил:
— Ты жалеешь о чем-нибудь?
Я накрыла его сильную, в мозолях, руку своей.
— Только об одном. О том, что так долго боялась быть счастливой.
Он притянул мою руку к губам.
— Всему свое время, Кать. Нам нужно было пройти через все это, чтобы оказаться здесь.
И он был прав. Иногда, чтобы построить что-то настоящее, нужно дотла сжечь прошлое.
Наша история началась с лжи и боли, но привела нас к самой честной и простой истине: счастье — это не соответствовать чьим-то ожиданиям, а просто быть рядом с теми, кто тебя любит. И эта истина была яснее любого ДНК-теста.
