Первое, что она почувствовала – это стыдная радость. Она же хотела, чтобы он исчез, и он исчез. Но тут же на Аню обрушилось новое чувство, прежде ей совсем незнакомое – липкий, цепко опутывающий ее страх, даже дышать, не то что пошевелиться, было невозможно. Медленно, словно ее тело было деревянным, Аня поднялась на ноги и позвала:
– Юра!
Тишина.
– Юрочка!
Никакого ответа.
Впрочем, на имя он редко отзывается.
Способность двигаться вернулась к Ане – она побежала, кидаясь из одной стороны в другую, выкрикивая имя сына, с трудом подавляя в голосе истерические нотки, чтобы не напугать его. Но Юры нигде не было. Вскоре к ней присоединились сердобольная бабушка и двое подростков, которые побежали смотреть по соседним дворам.
Аня набрала номер Валеры.
– Юрочка потерялся, – выдохнула она в трубку.
Эта задача была Валере под силу – он даже воодушевился, в кои-то веки мог что-то сделать для сына и для Ани, чтобы хоть немного оправдать свое трусливое бегство.
Он и нашел Юру – в одном из дворов на другой стороне улицы. И как мальчик перешел дорогу? Почему никто не остановил его, такого маленького, совсем одного? Когда Валера передал ей на руки затихшего Юрку, сладко посапывающего на отцовском плече, Аня, наконец, расплакалась. Слезы бежали по лицу как вода, смывая безжизненные лучи осеннего солнца и ее стыдную надежду на то, что все решится само собой. Не решится. Юра всегда будет с ней, и только от нее зависит то, как они будут жить. Никто не сможет их спасти, даже Валера.
– Давай я отвезу вас домой, – предложил он.
Аня покачала головой.
– Отвези меня к маме.
Она говорила к маме, но это означало еще к Наде, которой, в общем-то, повезло куда меньше Юрки. А это значит, что ей, Ане, опять повезло, только она раньше этого не замечала.
В машине у Валеры привычно чисто, но пахнет по-новому – чем-то приторно-сладким, удушающим. Духи? Явно не мужские. Что же, значит, он кого-то себе завел – стоило ожидать. Аня не стала об это спрашивать – поблагодарила за помощь, взяла смятые купюры, хотя алименты в этом месяце он уже платил, и с Юрой на руках пошла на пятый этаж (он не любил ездить на лифтах, а истерик на сегодняшний день ей уже хватило).
Пока Юра разговаривал с Надей на их непонятном птичьем языке, показывая ей картинки в новой книжке, подаренной бабушкой, Аня пила на кухне чай с мелиссой, ела мамину шарлотку и почти улыбалась.
– Куртка опять вся грязная, – заметила мама. – Давай я застираю, успеет высохнуть.
Аня согласно кивнула. Здесь ей хорошо и спокойно. Мама – единственный человек, который может ее понять. Только Аня не знает, хотела ли она когда-нибудь, чтобы Надя исчезла. Об этом она никогда не спросит маму, как не спросит и о том, кого она любит больше. Раньше ей казалось, что, конечно, ее, она ведь нормальная, но сейчас, чувствуя, как сжимается сердце, когда она смотрит на нездешнее Юркино выражение лица, Аня начинает сомневаться в этом своем убеждении. Она прикрывает глаза и притворяется, что ей пятнадцать лет, и все у нее еще впереди – и встреча с Валеркой, и первое шевеление малыша под сердцем, и его первый слабый крик.
– Мама…
Это слово вырывает ее из задумчивости, и Аня открывает глаза. Сын стоит рядом и дергает ее за руку. Она не поминает, что ему нужно, и идет вслед за ним. В ванной слышится шум льющейся воды – это мама застирывает куртку. Они идут мимо ванный в комнату Нади. Та сползла с подушки, ей неудобно, и Юра показывает Ане – нужно поправить. Впервые за эти пять лет Аня видит в глазах сына что-то важное, что она так долго искала. Поправив подушку и приподняв сестру, чтобы ей удобно было смотреть книжку с Юрой, Аня обняла сына и проглотила накатившие слезы. Все же, ей очень повезло с ее мальчиком. Очень.
