– Ты думал, я откажусь от квартиры ради тебя? Ошибаешься – с решимостью сказала жена

Сначала позвонил мой сын Максим.
— Мам, папа сказал, что вы разводитесь. И что ты отказываешься от мирного решения.
— Максим, не всё так просто…
— Мам, ну зачем тебе такая большая квартира? И потом, папа обещал помогать деньгами. А так получается, что вы будете судиться, тратить кучу денег на адвокатов…
В его голосе звучало недоумение. Для него я всегда была мягкой, уступчивой мамой. И вдруг — такое упрямство.
Потом звонила дочь, Катя. Разговор был похожий, только ещё болезненнее.
— Мама, я не понимаю, что с тобой происходит. Ты же всегда говорила, что главное — это мир в семье, что нужно уметь идти на компромиссы…
— Катюш, иногда компромисс — это предательство самой себя.
— Но папа же не выгоняет тебя на улицу! Он предлагает помочь с жильём…
— На его условиях. А я хочу жить на своих.
После этих разговоров мне стало плохо. Неужели дети не понимают? Или они просто привыкли к тому, что мама всегда уступает?
Но самое тяжёлое началось, когда Олег понял, что уговоры не действуют.
— Ты хочешь войны? — холодно сказал он, входя в спальню, где я читала книгу. — Хорошо. Только помни — у меня есть связи, деньги, хороший адвокат. А у тебя что? Подружка да юрист из районной консультации?
— У меня есть правда.
— Правда? — он засмеялся. — Галя, очнись! Правда в том, что ты двадцать лет сидела дома, тратила мои деньги, а теперь хочешь оставить меня ни с чем!
— Я растила твоих детей! Вела твой дом! Ухаживала за твоей матерью, когда она болела!
— За это тебе спасибо. Но квартира — это деньги. Мои деньги.
Он собрал вещи и ушёл к своей матери. На прощание бросил:
— Подумай ещё раз. Это твой последний шанс закончить всё по-хорошему.
Я осталась одна в большой квартире. Тишина была оглушающей.
Но на следующий день произошло кое-что важное. Я пошла на собеседование в школу — была вакансия библиотекаря. И меня взяли! Зарплата небольшая, но для начала хватит.
— Видишь? — сказала Ирина, когда я рассказала ей новость. — А ты боялась, что тебя никто не возьмёт.
— Я до сих пор боюсь. Столько лет прошло…
— Ничего, втянешься. Главное — ты сделала первый шаг.
Суд назначили на середину ноября. К началу ноября я уже два месяца работала в школьной библиотеке и постепенно обретала уверенность в собственных силах. Шум детских голосов, запах книжных страниц, размеренный ритм рабочего дня — всё это становилось моим новым якорем в бурном море перемен.
За неделю до суда Олег неожиданно позвонил.
— Галя, давай встретимся. Есть предложение.
Мы встретились в кафе рядом с домом. Олег выглядел усталым, нервным.
— Слушай, — начал он без предисловий, — я не хочу выносить наши отношения на публику. В суде будут копаться в нашей личной жизни, это неприятно для всех.
— Согласна. Но ты ведь не для этого меня позвал?
— У меня есть предложение. Последнее предложение. — Олег медленно извлёк из внутреннего кармана пиджака толстый белый конверт. — Тут лежит полмиллиона рублей. Наличными. Ты подписываешь отказ от всех претензий на недвижимость, а я, в свою очередь, не выставляю тебе счёт за все годы кредитных выплат. Мы разводимся тихо, без скандалов.
Я посмотрела на конверт. Пятьсот тысяч — это были неплохие деньги. На них можно было снимать квартиру года два, может, три.
— А потом что? Когда деньги кончатся?
— Потом ты как-нибудь устроишься. У тебя есть работа, образование…
— “Как-нибудь устроишься”, — повторила я. — А ты тем временем будешь жить в трёхкомнатной квартире с новой женой?
— Галя, будь разумной. Ты же понимаешь — я не отступлю. У меня хороший адвокат, связи…
— А у меня есть документы. И правда.
— Какая правда? — он начал раздражаться. — Правда в том, что я двадцать лет тебя содержал! Что без меня ты ничего не представляешь!
Эти слова ударили по самому больному. И вдруг я поняла — он прав. Я действительно долго ничего не представляла без него. Я была частью его жизни, дополнением к его успеху, тенью его личности.
Но теперь я была здесь. Сама. И говорила своими словами.
— Олег, — сказала я спокойно, поднимаясь из-за стола. — Двадцать лет назад я бы взяла эти деньги. Поблагодарила бы тебя и ушла. Но теперь я знаю себе цену. И она больше пятисот тысяч.
— Ты пожалеешь об этом! — крикнул он мне вслед.
— Возможно. Но жалеть буду уже я сама, а не ты за меня.
Судебное заседание завершилось гораздо стремительнее, чем я предполагала. Именитый юрист Олега изо всех сил старался убедить судью, что квартира была записана на моё имя исключительно “в целях оптимизации налогообложения”, однако официальные бумаги неопровержимо свидетельствовали об обратном. Но самое интересное открылось в ходе разбирательства: оказалось, Олег сознательно оформил собственность на меня, чтобы воспользоваться льготами для многодетных семей.
— Скажите, уважаемый ответчик, — обратился мой защитник к бывшему мужу, — если недвижимость действительно регистрировалась на супругу исключительно из технических соображений, то почему за целых семь лет после полного погашения ипотеки вы ни разу не предприняли попытки переоформить права собственности на себя?
Олег мялся, не находя ответа.
Судья была женщиной средних лет, внимательной и справедливой. Она выслушала обе стороны и вынесла решение:
— Квартира остаётся в собственности Галины Петровны Волковой. Претензии ответчика на компенсацию не обоснованы, поскольку в период брака супруги вели совместное хозяйство.
Олег побледнел. Его адвокат что-то шептал ему на ухо, но он только мотал головой.
Выходя из зала суда, я почувствовала странное облегчение. Не радость, не торжество — именно облегчение. Как будто с плеч свалился огромный груз.
Олег забрал свои вещи в мое отсутствие. Оставил записку: “Ключи на кухонном столе. Счета за коммунальные услуги теперь твоя забота.”
Я ходила по квартире, которая теперь была только моей, и привыкала к тишине. К тому, что никто не спросит, где я была, почему задержалась, правильно ли я что-то делаю.
В первый месяц было трудно. Зарплаты библиотекаря едва хватало на коммунальные услуги и еду. Я экономила на всём, но не жаловалась. Свобода стоила этих неудобств.
Дети постепенно начали понимать мою позицию. Катя призналась, что всегда чувствовала — папа относится ко мне не очень хорошо, но боялась об этом говорить. Максим сначала сердился, но потом сказал:
— Мама, ты изменилась. Стала… более настоящей, что ли.
В декабре я записалась на курсы дизайна интерьера. Это было моим заветным желанием, которое я бережно откладывала “на завтра” целых двадцать лет.
— Неужели всерьёз? — глаза Ирины расширились от изумления. — В наши-то годы браться за совершенно новое дело?
— А в каком возрасте поздно начинать жить? — ответила я.
Первое занятие было сложным. Я чувствовала себя неуверенно среди молодых студентов. Но преподаватель, женщина лет пятидесяти, подошла ко мне после урока:
— Вы знаете, у вас хороший вкус. А практический опыт и понимание жизни — это колоссальное преимущество в области дизайна.
К началу мая я уже принимала первые небольшие заказы — консультировала соседей по обустройству их жилища, помогала подбирать и расставлять мебель. Доходы росли медленно, но верно.
А ещё я начала встречаться с Николаем, учителем физики из нашей школы. Он был тихим, добрым человеком, который не пытался меня переделывать или учить жизни. Просто принимал такой, какая я есть.
— Ты знаешь, — сказала я Ирине как-то вечером, — раньше я думала, что самое страшное — это остаться одной. А оказалось, самое страшное — это быть не собой.
— И как ты себя чувствуешь теперь?
— По-разному. Иногда боюсь, иногда сомневаюсь. Но я больше не живу в тени чужих решений. Я сама выбираю — работать или отдыхать, куда потратить деньги, с кем встречаться…
— А Олег?
— А что Олег? Женился на своей Свете. Живут в съёмной квартире — она, оказывается, не такая обеспеченная, как он думал. Иногда встречаем его в магазине. Здоровается натянуто.
Недавно я делала ремонт в квартире. Небольшой — поклеила новые обои, поменяла мебель в гостиной. Стоя на стремянке с кистью в руках, я вдруг поняла — вот она, моя жизнь. Не идеальная, не лёгкая, но моя.
Теперь, когда знакомые спрашивают, не жалею ли я о разводе, я отвечаю честно:
— О разводе — нет. Сожалею лишь о годах вынужденного безмолвия.
Порой, устроившись вечерами в любимом кресле у распахнутого окна с дымящейся чашкой ароматного чая, я размышляю о том, какое невероятное количество драгоценного времени потратила на то, чтобы оставаться сговорчивой, безропотной, образцово-правильной. И сколько внутренних ресурсов понадобилось, чтобы отыскать в себе решимость произнести всего несколько слов:
“Ты думал, я откажусь от квартиры ради тебя? Ошибаешься.”
Эта фраза изменила всю мою жизнь. И знаете что? Я ни о чём не жалею.
Теперь я живу для себя — не в долгу, не в тени, не в страхе. И это прекрасное чувство.