— Ну, здравствуй, жена моя, опора и надежда, — Игорь захлопнул дверь так, что в прихожей зазвенели ключи на крючке. — Ты только не пугайся, ладно?
Ксения уже стояла у плиты, помешивала сковороду. Запах жареной картошки с луком, густой и домашний, стелился по кухне, перебивая даже аромат свежезаваренного чая. Она обернулась, бросила на мужа взгляд поверх плеча: усталый, но внимательный.
— Опять что-то натворил? — сухо спросила она и выключила плиту.
— Нет, я-то что. Я ангел, а вот Павел… — Игорь замялся, снимая куртку, и затянул паузу.
Ксения внутренне напряглась. Эти паузы она знала как свои пять пальцев. За ними обычно следовало что-то вроде «надо подкинуть денег» или «ну, он же младший».
— Ну, выкладывай, — она поставила тарелки на стол. — Только без вступлений, я устала.
Игорь сел, ссутулившись, как школьник перед родительским собранием. Взял вилку, покрутил её в руках, будто готовился к пытке.
— Пашка машину хочет взять. Нашёл вариант, говорит — выгодный, почти халява. Но… ему кредит не дают. — Игорь посмотрел на жену снизу вверх, виновато. — Ты ж понимаешь, у него там история не очень…
Ксения усмехнулась, села напротив.
— «Не очень»? Да у него история такая, что банки крестятся и монитор протирают, когда видят его заявку.
Игорь скривился, но промолчал.
— Так вот, он думает… ну, мы подумали… — Муж потёр затылок. — Может, ты на себя оформишь? На время.
Секунда тишины. Потом Ксения коротко рассмеялась — даже не весело, а как-то горько.
— На себя? Я, значит, «жадная стерва», «зажравшаяся бухгалтерша» — это его слова, напомнить? И я должна ради него влезть в кредит?
— Ну, он горячий парень, сам знаешь… язык у него без тормозов, — Игорь поднял ладони, как будто пытался успокоить её. — А по сути — он же брат. Помоги разочек.
Ксения поставила локти на стол и уставилась на мужа.
— Ты серьёзно? Триста пятьдесят тысяч? На моё имя? Чтобы твой брат катался на машине, а я потом судилась с коллекторами?
Игорь поёжился.
— Ну, он обещает платить вовремя. Говорит, что подработку нашёл.
— Обещает? — Она прищурилась. — Этот человек обещал нам вернуть двадцать тысяч ещё три года назад. И где они?
Муж замялся, ковыряя картошку.
— Ну, он же старался…
— Да ладно, Игорь, не смеши. Он старался только одно — ныть и обвинять меня. Сколько раз я слышала: «Это всё из-за неё, у Игоря деньги на неё уходят, вот у нас и нет ничего». — Голос её стал резким, почти металлическим. — И после этого ты предлагаешь мне стать его спонсором?
Игорь развёл руками.
— Ксюша, не кипятись. Ну ты же понимаешь, я между вами двумя, как между молотом и наковальней.
— Ошибаешься, милый, — холодно ответила она. — Ты не между. Ты давно уже на его стороне.
Тишина повисла над столом. Только тиканье часов и стук вилки о тарелку.
Ксения вспомнила, как это было раньше: она терпела. Сначала — колкости Павла. «Ты, Ксюх, наверное, премию себе в конверте домой таскаешь, да? Потому что на такие сапоги честно не заработаешь». Она молчала. Потом — его вечные просьбы занять. «Ну ты ж начальник отдела, у тебя есть. А мне к зарплате дожить». Она давала, хотя знала, что не вернёт.
А теперь — кредит. На машину. Полмиллиона с переплатой. На неё. На «жадную».
— Я не согласна, — наконец сказала Ксения.
Игорь поднял голову.
— Но Ксю…
— Нет. Даже не начинай. Хотите — ты сам оформи. Веришь в брата — рискуй. А я не самоубийца.
Муж шумно выдохнул, откинулся на стул.
— Ты просто не хочешь помочь.
— Точно, не хочу, — спокойно подтвердила она. — Потому что помощь должна быть людям, которые хотя бы уважают тебя.
— Ну и жёсткая ты… — пробормотал Игорь.
Ксения усмехнулась.
— Зато живая и с нормальной кредитной историей. В отличие от твоего братца.
И тут раздался звонок в дверь. Резкий, настойчивый.
Ксения почувствовала, как всё внутри сжалось.
— Только не говори, что это он, — тихо сказала она.
Игорь виновато потупил глаза.
Через минуту Павел уже стоял на пороге — в замызганной куртке, с вечной ухмылкой на лице и запахом дешёвого табака.
— Ну здравствуй, Ксюша, — протянул он, будто хозяин. — Я тут к вам за стол.
— Конечно, — сухо ответила она. — С картошкой кредит будешь?
Игорь поморщился, но Павел лишь хмыкнул и прошёл на кухню.
Он уселся, загремел стулом и сразу же заговорил:
— Короче, Игорь сказал, что ты упрямишься. Ну так давай по-честному: тебе-то что? Ты ж зарплату приличную получаешь, а мне жизнь устроить надо. Машина — не роскошь, а средство, чтоб денег заработать.
Ксения скрестила руки.
— С каких это пор я должна оплачивать твой бизнес-план?
— Да не оплачивать, а помочь, — Павел наклонился вперёд, его глаза блестели. — Ну ты же жена брата, значит, и моя семья.
— Семья? — Она рассмеялась. — Ты когда меня в последний раз семьёй называл? Я для тебя была «жадина» и «стерва», а теперь — семья?
Павел поморщился.
— Да ладно, чего вспоминать. Я ж сгоряча…
— Сгоряча — это раз сказать. А ты годами твердил. И теперь я должна поверить, что ты изменился?
Павел замолчал на секунду, потом ударил кулаком по столу.
— Да чтоб тебя! Ты просто не хочешь помочь! Сама сидишь тут в тепле, в новых шмотках, а брату мужа отказать не западло?
— Павел! — резко сказал Игорь. — Хватит.
— Да что «хватит»? — Павел вскочил, лицо его покраснело. — Она тобой крутит, а ты как тряпка!
Игорь побледнел. Ксения почувствовала, как внутри всё закипает.
— Знаешь что, Павел, — тихо произнесла она, но голос дрожал от злости. — Лучше быть «жадной», чем дурой, которая верит твоим сказкам.
— Ах так? — Он шагнул ближе, наклонился к ней, пахнул табаком. — Да пошла ты!
Игорь бросился между ними, схватил брата за руку.
— Всё, Пашка, уходи. Немедленно!
Павел вырвался, но отступил к двери.
— Ладно, живите тут своей правильной жизнью. Но помни, Игорь, это твоя баба всё разрушает.
Он хлопнул дверью так, что посуда на полке задребезжала.
Ксения села обратно за стол, чувствуя, как дрожат руки.
— Ну что, — сказала она тихо. — Вот тебе и ужин.
Игорь молчал.
А в квартире висел запах картошки, вперемешку с гарью ссоры, и казалось, что отмыть его уже будет непросто.
На следующее утро в квартире стояла тишина — гулкая, как в пустом спортзале. Игорь с самого утра возился на кухне, как будто мог загладить вчерашний скандал мытьём тарелок и громким шипением чайника. Ксения вышла в халате, завязав его тугим узлом, словно собиралась на бой.
— Доброе утро, — сказал Игорь слишком бодро. — Кофе сварил.
— Отлично, — она села за стол и открыла ноутбук. — Только кофе проблем не решает.
Он вздохнул.
— Ксю, ну чего ты так? Пашка просто сгоряча…
— Сгоряча? — она подняла глаза от экрана. — Он вчера едва не в лицо мне плюнул. И это, по-твоему, «сгоряча»?
Игорь замялся, потер переносицу.
— Ты же знаешь его. Упрямый, но сердцем не злой.
Ксения захлопнула ноутбук.
— Послушай, — её голос стал твёрдым. — Вчера он не просто попросил. Он пришёл в наш дом и устроил цирк. И всё потому, что я не захотела влезть в кредит. Мой кредит, между прочим.
Муж молчал, виновато глядя в окно.
Ксения встала, подошла ближе и резко:
— У меня один вопрос, Игорь. Ты на чьей стороне?
Он обернулся, глаза его метались.
— Я между вами.
— Нет, — она покачала головой. — Между — это когда нейтралитет. А ты каждый раз поддакиваешь ему.
— Да что я поддакиваю! — сорвался он. — Ты сама видела, как он живёт. У человека даже нормальной обуви нет. А ты тут принципы свои…
— Да хоть босиком пусть ходит! — вспыхнула Ксения. — Мне двадцать лет было — я сама себе всё зарабатывала. Никто кредиты на себя за меня не оформлял.
Игорь схватил кружку и с силой поставил её на стол.
— Ксюша, да пойми ты: он мой брат! У него никого нет, кроме меня.
— Ошибаешься, — холодно ответила она. — Теперь у него ещё и я. Та, которую он ненавидит. Но кредит должен быть на мне. Удобно, правда?
В кухне повисла пауза. Потом Ксения тихо добавила:
— Если ты продолжишь это обсуждать, я уйду.
— Что значит — уйду? — Игорь побледнел.
— В прямом смысле. Чемодан, вещи — и к маме. Пусть твой брат тогда тебе ужин готовит.
Он уставился на неё, как на чужую.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно.
Через два дня ситуация только накалилась.
L
Павел звонил по вечерам — сначала мужу, потом прямо ей. Голос у него был сладкий, как у продавца на рынке:
— Ксюша, ну чего ты упёрлась? Машина — это ведь для нас всех. Я же буду подрабатывать, семью вашу поддерживать.
— Нашу семью поддерживать? — хмыкнула она. — Ты бы хоть раз хлеба купил, когда к нам приходишь.
— Ой, ну прямо! — зашипел он. — Ты ж всё равно за продуктами бегаешь, что тебе…
— Павел, — перебила она. — Ещё один звонок с таким тоном — и я блокирую твой номер.
И тут он взорвался:
— Ах так?! Да без тебя Игорь давно бы машину взял! Это ты ему мозги запудрила! Ты вообще кто такая, чтобы решать?
Ксения молча нажала «сбросить вызов».
Через пять минут телефон завибрировал снова. Уже Игорь.
— Ксю, ты чего опять его довела? Он орёт в трубку, что жить не хочет.
— Пусть орёт, — устало ответила она. — Я в театр не собираюсь.
— Ты бессердечная, — выдохнул муж.
— Нет, Игорь, — она посмотрела в зеркало, поправила волосы. — Я просто не дура.
Конец недели. Пятница, вечер. Она пришла с работы уставшая, а дома — чемодан. На полу, у шкафа. Игорь складывал вещи.
— Что это? — холодно спросила она.
— Я поеду к Пашке, — не глядя, ответил он. — Раз тебе так тяжело с нами двоими, останься одна.
У неё перехватило дыхание.
— То есть ты выбираешь его?
— Я не выбираю! — он обернулся, глаза полные злости и боли. — Я просто не могу бросить брата. Он кровь моя. А ты… ты только упрямство своё показываешь.
Она долго молчала, потом спокойно:
— Хорошо. Тогда собирайся. Только знай: если выйдешь за эту дверь — назад дороги не будет.
Игорь застыл, держа рубашку в руках.
— Ты меня шантажируешь?
— Нет, — она усмехнулась. — Я просто ставлю точку.
И впервые за много лет она не чувствовала страха. Только злость и неожиданное облегчение.
Игорь стоял, не решаясь. Потом всё же сунул рубашку в чемодан и захлопнул его.
— Ладно, — бросил он, — поживём пока отдельно.
И ушёл.
Ксения осталась одна, посреди квартиры, где всё ещё пахло его одеколоном и свежесваренным кофе. Она медленно села на диван, зажала лицо руками и поняла: её жизнь треснула пополам.
Но, странное дело, внутри было больше свободы, чем боли.
Две недели без Игоря.
Ксения уже привыкла к тишине: ни храпа ночью, ни вечных разговоров про «бедного Пашку». Дом стал напоминать гостиницу для одного постояльца: чисто, спокойно, по расписанию. Только иногда накатывало чувство пустоты — особенно вечером, когда она возвращалась с работы и машинально ждала, что кто-то встретит. Но встречала её только собственная тень.
Телефон молчал. Ни звонков, ни сообщений.
До субботнего утра.
Звонок в дверь.
Ксения открыла — и на пороге стоял Игорь. Не побритый, помятый, с теми самыми глазами, в которых всегда читалась вина. В руках — сумка.
— Ксю… — начал он тихо. — Я больше не могу.
Она молча отошла в сторону.
Игорь прошёл, сел на диван, обхватив голову руками.
— Он меня задушит, понимаешь? — говорил он торопливо, сбивчиво. — Долги, звонки, коллекторы… Ему машину-то дали, но под залог. И теперь они грозят забрать, если он не платит. А он не платит! Он пилит меня каждый день: «Попроси у Ксюши, она же умная, она справится».
Ксения стояла напротив, скрестив руки.
— А ты чего пришёл?
Он поднял глаза — полные мольбы.
— Вернись. Мы справимся. Я только понял, что ты была права. Но помоги ему, пожалуйста. Хотя бы раз.
И вот тут у неё внутри щёлкнуло.
Все годы, все унижения, все «жадина» и «стерва» всплыли в памяти.
Она подошла ближе, наклонилась и тихо:
— Знаешь, Игорь… Я помогу. Но не ему. А себе.
Он моргнул, не понимая.
— Что?
Ксения пошла к шкафу, достала из папки бумаги — копии кредитных договоров, документы на квартиру, свои справки из банка. Положила на стол.
— Видишь? — она указала на аккуратные стопки. — Это моя жизнь. Чистая, без долгов. И я её не отдам ни тебе, ни твоему брату.
Игорь вскочил.
— Ксю, ну как же так? Ты же моя жена!
— Была, — она поправила его. — А теперь — нет. Я подаю на развод.
Он побледнел, сел обратно, как сдулся.
— Ты не шутишь…
— Нет. Я устала быть заложницей твоего брата. Я выбираю себя.
Тишина. Только за окном орали дети во дворе, хлопали дверцы машин.
Игорь сидел с опущенной головой, а Ксения вдруг почувствовала, что ей стало легко. Настоящее облегчение — как после долгой болезни.
Она подошла к двери, открыла её и сказала спокойно:
— Уходи. И не возвращайся.
Игорь встал, взял сумку и вышел. Даже не оглянулся.
Ксения закрыла дверь и впервые за долгое время улыбнулась.
Не злорадно. Просто свободно.
И в квартире стало тихо. Но теперь эта тишина была её собственной.
Конец.