Она вела пса по аллее парка, чувствуя, как напряжение в плечах превратилось в тупую, ноющую боль.
Герцог рвался вперед, едва не вырывая поводок из ее ослабевших рук. Каждый его рывок отдавался в ее душе эхом слов сына и дочери: «эгоизм», «куча времени», «сложно помочь?».
Навстречу, легкой, почти танцующей походкой, шла Зинаида, ее бывшая коллега. Яркий шарф, модная стрижка, смеющиеся глаза.
— Ниночка, привет! А я тебя сразу и не узнала! Вся в заботах! Опять с внучком? — она кивнула на Герцога.
— Это сына собака, — глухо ответила Нина.
— А, понятно! — беззаботно рассмеялась Зина. — Ты у нас вечная палочка-выручалочка. А я, представляешь, в Испанию лечу через неделю! На фламенко записалась, прикинь?
В мои-то годы! С девчонками из группы едем. Муж сначала ворчал, а потом сказал: «Лети, оторвись, заслужила». А ты когда последний раз отдыхала?
Вопрос повис в воздухе. Нина не помнила. Отдых для нее всегда был связан с дачей, внуками, помощью детям.
— Ты выглядишь уставшей, — с искренним сочувствием сказала Зинаида. — Нельзя так на себе все тащить.
Дети взрослые, пусть сами справляются. А то так и будешь их собачек нянчить, пока жизнь мимо проходит. Ладно, я побежала, у меня репетиция!
Она упорхнула, оставив за собой шлейф дорогих духов и звенящей пустоты.
«Пока жизнь мимо проходит».
Эта простая фраза сработала как детонатор. Нина Петровна остановилась так резко, что Герцог удивленно на нее посмотрел.
Она посмотрела на этого огромного пса, на свои руки, вцепившиеся в поводок, на серые дома вокруг.
И поняла, что больше не может. Ни одного дня. Ни одного часа.
Всё. Хватит.
Она достала телефон. Дрожащие пальцы открыли поисковик. «Лучший отель для собак Москва».
Первая же ссылка вела на сайт с глянцевыми фотографиями: просторные вольеры, бассейн, груминг-салон, индивидуальные занятия с кинологом. И цены, от которых у нее перехватило дыхание.
Нина Петровна решительно нажала на номер телефона.
— Здравствуйте. Я хотела бы забронировать у вас номер. Да, для дога. На две недели. С полным пансионом и спа-процедурами.
Она вызвала такси прямо в парк. В машине Герцог вел себя на удивление спокойно, будто чувствовал перемены.
В отеле пахло не псиной, а лавандой и дорогими шампунями. Милая девушка в униформе протянула ей договор.
Нина Петровна, не моргнув глазом, вписала в графу «Владелец» имя и телефон Кирилла.
В графе «Плательщик» — его же. Она заплатила залог из денег, которые откладывала на новое пальто. Это была лучшая инвестиция в ее жизни.
— Мы будем присылать ежедневный фотоотчет на номер владельца, — улыбнулась девушка, забирая поводок. — Не волнуйтесь, вашему мальчику у нас понравится.
Вернувшись в свою умиротворенную, пусть и потрепанную квартиру, Нина Петровна впервые за много лет почувствовала не одиночество, а покой.
Она налила себе чаю, села на уцелевший край дивана и отправила два одинаковых сообщения. Одно — Кириллу. Другое — Оле.
«Герцог в безопасности. Он в отеле. Все вопросы к его владельцу».
А затем она выключила звук на телефоне.
Телефон начал вибрировать на столе спустя три минуты. Нина Петровна смотрела на светящийся экран, на котором высветилось «Кирилл», и отпила еще глоток чая.
Она не ответила. Через минуту телефон завибрировал снова. Потом пришло сообщение от Оли: «Мама, что это значит? Перезвони немедленно!».
Она включила звук на телевизоре, сделав его погромче. Она знала, что сейчас происходит на том конце провода.
Паника. Возмущение. Попытки понять, как их удобная, безотказная мама могла так поступить.
Настоящая буря разразилась через два дня. Звонок в дверь был настойчивым, почти агрессивным.
Нина Петровна не спеша подошла и посмотрела в глазок. На пороге стояли Кирилл и Оля. Загорелые, но злые. Отпуск, очевидно, был безнадежно испорчен.
Она открыла дверь.
— Мам, ты с ума сошла?! — с порога закричал Кирилл. — Какой еще отель? Нам счет прислали, ты видела эти цифры? Ты решила нас разорить из-за какой-то собаки?
— Здравствуйте, дети, — спокойно ответила Нина. — Проходите. Только разуйтесь, я полы помыла.
Это спокойствие сбило их с толку лучше любой перепалки. Они вошли в квартиру. Кирилл оглядел разодранный диван, перевернутый цветок.
— Вот, — он ткнул пальцем в диван. — Это что?
— Это, Кирилл, последствия пребывания твоей воспитанной собаки в моей квартире. Я вызвала мастера, он оценил ущерб. Вот счет за перетяжку мебели и покупку нового фикуса.
Она протянула ему аккуратно распечатанный на принтере лист.
— Ты еще и счет мне выставляешь? — задохнулся от возмущения Кирилл. — Ты должна была за ним следить!
— Я должна была? — Нина Петровна впервые за много лет посмотрела на сына не с любовью, а с холодным любопытством.
— Я ничего вам не должна, дети. Как и вы мне. Я так понимаю, вы приехали не для того, чтобы вернуть мне залог за отель и возместить ущерб?
Оля вмешалась, пытаясь сгладить углы.
— Мамочка, ну зачем так? Мы же семья. Мы бы все решили. Ну, погорячился Кирилл, с кем не бывает. Зачем сразу в крайности?
— Крайности — это когда твой родной сын обвиняет тебя в эгоизме, потому что ты не хочешь, чтобы твой дом превращали в руины.
Крайности — это когда родная дочь говорит, что у тебя «куча времени», чтобы прислуживать ее брату. А это, — она кивнула на счет, — это просто последствия ваших решений.
Кирилл побагровел.
— Я не буду за это платить! Ни копейки! И за отель твой дурацкий тоже!
— Хорошо, — просто ответила Нина. — Я и не сомневалась. Тогда я продаю дачу.
Это был удар под дых. Дача, на которую они уже строили планы: шашлыки, баня, отдых с друзьями. Их дача. Место, куда они приезжали исключительно отдыхать, пока мать все лето полола грядки и красила забор.
— Ты не имеешь права! — выкрикнула Оля, забыв о миротворчестве. — Она и наша тоже! Мы там все детство провели!
— Документы на мне, — пожала плечами Нина. — А детство, Оленька, закончилось.
Вырученных денег как раз хватит, чтобы покрыть расходы, компенсировать мне моральный ущерб и, может быть, съездить в Испанию.
Зинаида говорила, там очень хорошо.
Они смотрели на нее, как на незнакомку. Перед ними стояла не их тихая, покорная мама, а женщина со стальным стержнем, о существовании которого они и не подозревали.
Женщина, которая больше не боялась их гнева, их манипуляций, их обид.
Впервые за долгие годы в комнате воцарилось напряженное безмолвие. Это было неловкое затишье осознания. Они проиграли.
Через неделю Кирилл перевел ей на карту всю сумму до копейки. Ни извинений, ни звонков больше не последовало.
А Нина Петровна и не ждала. Она достала с антресолей свой старый, почти неношеный чемодан. Позвонила Зинаиде.
— Зиночка, привет. У тебя есть еще одно место на фламенко?
