— Что-то случилось?
Я молча пошла в спальню и вернулась со шкатулкой. Поставила ее на кухонный стол между нами.
Он смотрел на шкатулку, и его лицо на мгновение окаменело. Всего на секунду, но я успела это заметить. Потом он снова надел маску недоумения.
— Что это? Откуда ты ее взяла?
— Из твоего стола, — мой голос звучал ровно, без эмоций. Я была хирургом, который готовится к сложной операции. — Там было двойное дно. Очень предусмотрительно.
Он нервно кашлянул.
— Ань, это просто старые вещи. Какой-то хлам. Давай не будем…
— Давай будем, — я оборвала его. — Давай посмотрим на этот «хлам» вместе.
Я открыла крышку. Сверху лежал альбом. Я подвинула его к нему.
— Открой.
Он колебался. Его взгляд бегал от шкатулки к моему лицу. Он искал во мне привычную мягкость, готовность поверить, отступить. Не нашел.
Медленно он открыл альбом. На его лице отразилось что-то похожее на боль.
— Это память об Андрее, — глухо сказал он. — И о ней. Они были семьей.
— Семьей? — я усмехнулась. — По-моему, здесь только одна семья. И она состоит из тебя и Кати. Судя по подписям. «Моя Катя». Не слишком ли для памяти о жене брата?
Он захлопнул альбом с такой силой, что стол дрогнул.
— Прекрати! Что ты себе напридумывала? Ты копаешься в моем прошлом, в моем горе! Тебе не стыдно?
— Стыдно? — я повысила голос. — Мне было стыдно, когда я пятнадцать лет верила в твою скорбь по брату!
Когда я годами ходила по врачам, надеясь родить тебе ребенка, а ты утешал меня, зная, что твой сын уже здесь, со мной, за одним столом!
Он отшатнулся, как от удара.
— Он и есть мой племянник! — выкрикнул он. Его лицо побагровело. — Леша — сын Андрея!
— Правда? — я спокойно достала из шкатулки конверт. Положила его поверх альбома. — Тогда что это?
Он уставился на логотип лаборатории. И я увидела, как из него уходит воздух. Как рушится его мир. Он молчал, глядя на конверт, как на смертный приговор.
— Я сделала тест ДНК, Стас, — сказала я тихо, но каждое слово падало в образовавшуюся пустоту, как камень. — Твой и Лешин.
Он поднял на меня глаза. В них больше не было гнева. Только загнанный, животный страх.
— Зачем? — прошептал он.
— Зачем? — я рассмеялась. Смех был сухим, похожим на треск ломающейся ветки. — Я пятнадцать лет была декорацией в твоем спектакле.
Играла роль любящей тети, а потом и матери для твоего бастарда! Я отдала ему всю свою жизнь! А ты спрашиваешь «зачем»?
— Не говори так, — он вскочил, опрокинув стул. — Не смей так говорить о нем! Он ни в чем не виноват!
— О, конечно. Виноват только ты. Ты, твой брат и твоя драгоценная Катя. Вы разыграли эту партию на троих, а меня оставили с чужим ребенком и разбитой жизнью. Скажи мне, Стас. Андрей знал? Он знал, что растит твоего сына?
Он опустил голову. Это молчание было громче любого признания.
— Знал, — выдохнула я. — Боже, какая мерзость.
Я отошла к окну. Нужно было глотнуть воздуха, но казалось, что и он пропитался этой ложью.
— Я хочу знать все, — сказала я, не оборачиваясь. — Всю правду. Без ужимок и благородных страданий. Как все было на самом деле. Иначе я прямо сейчас звоню Леше. И отправляю ему копию этого теста.
Это был удар ниже пояса. Я это знала. И он знал. Его сын. Его гордость. Узнает, что вся его жизнь — обман.
Стас медленно поднял стул. Сел. Он выглядел постаревшим на двадцать лет.
— Не надо… Лешу… не трогай, — прохрипел он. — Я все расскажу.
Он говорил долго. Его голос был глухим и безжизненным. Он не пытался себя оправдать, просто выкладывал факты.
Он любил Катю еще до того, как она познакомилась с Андреем. Любил отчаянно и молча. А потом брат привел ее в дом и сказал: «Это моя невеста». И он промолчал. Уступил.
А через несколько лет выяснилось, что Андрей не может иметь детей. Это был его секрет, его боль.
Катя была одержима идеей материнства. И тогда они втроем приняли это решение. Безумное, эгоистичное. Стас станет биологическим отцом, а Андрей вырастит ребенка как своего.
— Я сделал это ради брата, — прошептал он, глядя в стол. — И ради нее. Я думал, это… благородно.
— Благородно? — я горько усмехнулась. — Обманывать меня было благородно? Жениться на мне, чтобы создать прикрытие?
— Я полюбил тебя, Аня. Честно. Потом. Ты была доброй, настоящей… Я не хотел… я думал, прошлое похоронено. Когда они погибли, я испугался. Испугался, что все вскроется.
Что я потеряю и Лешу, и тебя. Проще было продолжать лгать. А шкатулка… это единственное, что у меня было от той жизни.
Я не мог выбросить. Как наркоман не может выбросить последнюю дозу.
Его исповедь не принесла облегчения. Она лишь добавила новые, уродливые детали в общую картину предательства.
Я ушла в ту ночь. Собрала небольшую сумку и уехала к подруге. Первые дни были наполнены звенящей пустотой. Я думала о разводе. Представляла, как делю квартиру, как объясняю все Леше.
И на последнем пункте все рушилось. Что я ему скажу? «Здравствуй, сынок. Тот, кого ты считал отцом, на самом деле твой дядя.
А твой настоящий отец — это другой твой дядя, который врал тебе всю жизнь. А я, твоя мама, просто статист в этой грязной истории».
Я не могла этого сделать. Моя любовь к этому мальчику, моему мальчику, была единственным, что оставалось настоящим.
Я вырастила его. Я утешала его, когда он болел, проверяла уроки, гордилась его победами. Биология не могла этого отменить.
Через неделю я вернулась. Стас сидел на кухне. Он похудел, осунулся. Вскочил, когда я вошла.
— Аня…
— Сядь, — сказала я. Мой голос был спокойным. За эту неделю я выплакала всю ярость. Осталась только холодная, тяжелая решимость.
Я села напротив. Положила на стол ключи.
— Я остаюсь. Но не ради тебя. А ради Леши.
Он смотрел на меня с надеждой. Я ее убила.
— Нашей прежней жизни больше нет. Забудь о ней. Мы будем жить как соседи. Как партнеры в этом общем деле — воспитании нашего сына. Ты будешь отцом, я — матерью. Но между нами все кончено.
— Я все исправлю, — горячо зашептал он. — Я докажу…
— Ты ничего не докажешь, — оборвала я его. — Ты просто будешь жить с тем, что сделал. Каждый день. Глядя на меня. Глядя на Лешу. Это и будет твое наказание.
А альбом и этот тест, — я кивнула на шкатулку, — останутся у меня. Как напоминание. О том, что правда всегда выходит наружу.
И о том, что теперь я знаю все. А ты будешь жить в моем доме на моих условиях.
Он медленно кивнул. В его глазах стояли слезы. Но я не чувствовала жалости.
Мы остались вместе. Для всех мы по-прежнему были идеальной семьей. Но только мы двое знали, что наш уютный дом превратился в мавзолей, где похоронена наша любовь и доверие.
Я не простила его. Я просто выбрала меньшее из зол. Я выбрала сына. А он… он получил то, что заслужил.
Жизнь рядом с женщиной, которая знает его самую страшную тайну и никогда не даст ему о ней забыть.
