Позже вечером она подошла к Игорю. Он снова ушёл от разговора, словно не хотел видеть очевидного.
— Ты вообще дома бываешь? Видишь, что здесь происходит?
— Да что такого происходит? Ну да, носки, плед, посуда. Подросток, как подросток.
— Ты осознаёшь, что я уже в своей же квартире чувствую себя чужой?
Игорь замолчал. Этот разговор был другим. Его голос впервые дрогнул:
— Но это же временно…
— А я? Я тоже временная?
В глазах Вероники стояло не раздражение. Не усталость. Только пустота. Когда любовь не исчезает — она превращается в разочарование. А оно страшнее любой ссоры.
Падение фигуры
Артём всё больше врастал в их пространство. Он уже не спрашивал разрешения — просто брал. Вероника в один момент перестала даже злиться — злишься, когда есть надежда. А теперь у неё оставалась только усталость.
Он пользовался её ноутбуком. Забыл выключить свет. Разваливался на её кресле. Листал её книги, оставляя закладки где попало. Однажды она нашла свой дневник — открытым, с заломанной страницей.
— Ты лазил в мой дневник?
— Я? Да ну, просто случайно открыл, не знал, что это личное.
— Случайно? Он был в ящике, под другими тетрадями. С резинкой.
— Ладно, прости, чего ты заводишься?
Она хотела крикнуть. Хотела уйти. Но вместо этого — молча закрыла дневник и пошла в ванную. Заперлась и просто сидела на полу, прижав колени к груди.
Позже ночью она услышала, как Игорь шепчет с кем-то по телефону. Узнала по голосу — мать Артёма. Разговор был напряжённый. Сквозь приглушённые слова прорывались фразы: “ещё не время”, “он адаптируется”, “Вероника просто не понимает”, “поговорю с ней”.
Он не был на её стороне. И не хотел быть.
На следующее утро она не сказала ни слова. Просто сделала себе кофе, села у окна и смотрела, как капли дождя стекают по стеклу. Внутри всё опустело.
Когда любовь сталкивается с равнодушием, она не исчезает сразу. Она трещит по швам. Она ждет. А потом падает — как фарфоровая фигура с полки. Беззвучно, но необратимо.
Срыв
Это случилось вечером субботы. Вероника готовила ужин. На плите закипал суп, в духовке запекались овощи. Она всё ещё старалась. Всё ещё держалась.
Артём ввалился на кухню, пнул дверцу мусорного ведра, оставив её открытой. Потянулся к кастрюле.
— Эй, а что на ужин?
— Подожди. Почти готово.
— Я голодный, могу прямо сейчас взять, — и уже полез в кастрюлю ложкой.
— Артём, ты можешь не лезть в кастрюлю руками? — голос дрожал.
— Ой, ну прости, хозяйка строгая, — хмыкнул он, закатывая глаза.
Что-то внутри сорвалось. Наконец. Вся накопленная злость, унижение, беспомощность — взорвались.
— ВОН! — закричала она. — ХВАТИТ! Я БОЛЬШЕ НЕ МОГУ! Ты ведёшь себя как свинья! Это не твой дом!
Артём застыл, потом ухмыльнулся:
— О, началось…
И тут появился Игорь. Прямо посреди этой сцены. Его лицо — маска растерянности.
— Что происходит?
— Ты что, не видишь? — повернулась к нему Вероника. — Он живёт здесь, как король, а я будто прислуга! Я устала!
— Ты… перегибаешь, — тихо сказал он.
— Перегибаю? — в глазах Вероники сверкнули слёзы. — Я молчала два месяца. Я глотала. А теперь ты говоришь — я перегибаю?
Наступила тишина. Артём вытер руки о её кухонное полотенце и вышел из кухни, насвистывая.
Игорь остался. Растерянный. Немой.
А Вероника поняла: она больше не дома. Ни в этой квартире. Ни в этих отношениях.
Последняя ночь
Этой ночью Вероника почти не спала. На кухне осталась недоваренная еда, выключенная духовка и остывший чай. В её голове — пустота и зловещая тишина.
Игорь так и не пришёл поговорить. Артём закрылся в комнате и включил какой-то боевик на полную громкость. Она слышала, как он смеётся, как будто ничего не произошло.
Это стало финальной трещиной.
Она села за стол, открыла ноутбук, начала искать съёмные квартиры. Потом выключила экран и просто сидела. Долго.
— Значит, всё, — сказала себе вслух. — Не потому что не любила. А потому что себя любить надо.
Наутро она встала рано. Собрала одну сумку. Только нужное: документы, ноутбук, пару вещей, любимую чашку. Остальное — не важно.
Игорь всё ещё спал. Она не стала будить. Хотела — но остановилась.
Оставила на столе записку:
Ты выбрал сторону молчанием. Я — ухожу голосом. Прощай.
Она закрыла за собой дверь. Без истерик. Без хлопков. Без “мы ещё поговорим”.
Это была не демонстрация. Это была точка.
После
Прошло три месяца. Город уже не пугал Веронику. Он стал снова её — шумный, равнодушный, но теперь без чужого вторжения.
Она сняла студию с большим окном. Завела кошку. По вечерам пила чай с имбирём и мёдом, слушала музыку и читала, не прерываясь на чьи-то громкие игры или просьбы.
Однажды ей пришло сообщение от Игоря:
Ты была права. Я всё испортил. Прости…
Она не ответила сразу. И не потому что злилась. Просто… не было смысла.
На следующее утро она написала:
Я тебя прощаю. Но назад — не хочу. Береги себя.
Она больше не думала, что любовь — это жертва. Не верила в то, что надо терпеть.
Она стала собой — не половинкой чьей-то истории, а главной героиней своей.
И теперь, когда кто-то спрашивал: “А как ты решилась уйти?” — она просто улыбалась:
— Я не ушла. Я вернулась. К себе.
