Осужденная

1992 год

Поезд мчался сквозь заснеженные поля, мерно отстукивая ритм. Регина, перекусив бутербродом, взяла в руки книгу, но отчего-то строчки будто плыли перед глазами и смысл написанного не улавливался. А всё оттого, что в попутчицах у неё была странная женщина, которая утром села на одной из станций. Хотя… вот чего она придумала? Почему странная? Едет себе попутчица и едет. Да, молчаливая, да, за весь день она не слезла со своей верхней полки, чтобы поесть. Она просто либо спит, либо смотрит каким-то обреченным взглядом в окно на мелькающие пейзажи. Такой взгляд у людей бывает, когда что-то тяжелое пришлось им пережить.

Мужчина, который ехал на соседней нижней полке, вышел полчаса назад на станции, а в отсеке плацкарта осталась только Регина и молчаливая незнакомка. На боковых местах тоже никого не было. Направление непопулярное, не сезон отпусков, вот поезд и ехал полупустой.

Тут женщина слезла со своей полки, отправилась в конец вагона, а Регина вдруг нахмурилась – она и правда слезала только по нужде. Может быть ей нечего есть?
Регина вытащила два яйца, еще один бутерброд, печенье и чай. Она едва успела разложить всё на столике, как женщина уже вернулась и стала забираться на своё место.
– Послушайте… – неуверенно начала Регина. – Неужели вам даже чаю выпить не хочется?
– Спасибо, не хочу.
– А я думаю, что у вас просто ничего с собой нет, – самоуверенно ответила Регина. – Так не пойдет, нельзя голодом себя морить. Пожалуйста, перекусите чего-нибудь. Мне вот дочь с собой еды собрала, а я до завтра всё не съем. А в поезде так топят, вдруг пропадет? Жалко выкидывать будет.
По глазам женщины Регина поняла, что попала в точку – она и правда была голодной, но стеснялась и была растерянна.
– Пожалуйста, угощайтесь, – Регина кивнула. – А я пойду за кипятком. Чаю попьём.
Заварив чай, Регина представилась и сказала, что едет от дочери домой, в Иваново.
– А как вас зовут?
– Мария.
Больше она не сказала ничего. Ни куда едет, ни откуда.
В глазах её была какая-то грусть и безысходность, глядя на неё можно было сказать, будто человек потерялся в этом мире и не знает, что же делать дальше. Когда она поела, не стала залезать на верхнюю полку, а просто сидела у окна и смотрела на мелькавшие провода. Регине показалось, будто она хочет о чем-то сказать, но не знает, как начать. Тогда она решила взять инициативу в свои руки.
– Скажите, что вас так печалит? Я не первый раз еду в поезде и люди часто охотно общаются, потому что тут встречаются незнакомые люди и, как правило, рассказывают многое о себе, зная, что больше никогда не увидят собеседников. А вас будто придавливает какой-то груз. Вы едете туда, куда не хотите ехать?
– Хочу, очень хочу. Но дело в том, что меня там больше никто не ждет. Я еду туда, где никому не нужна.
– А зачем же тогда вы туда едете, Маша? – удивилась Регина.
– Потому что больше некуда… – и тут Мария разрыдалась так жалобно и горько, что Регина не выдержала и присела рядом, приобняв молодую женщину лет тридцати.
– Расскажите, – попросила она. Но не из праздного любопытства, а потому что по опыту знала – человеку нужно выговориться, тогда становится легче. – Что вас печалит? Куда вы едете?
– Я еду домой. Только вот дома у меня, вроде бы и нет. И дочь уже вроде как не моя и муж стал чужим…

****

1987 год

Маша всю жизнь прожила в деревне. Выросла в небогатой, но дружной и трудолюбивой семье. Вышла замуж за такого же деревенского парня, Валерия, работающего на МТС. После свадьбы ровно через год родилась дочь Лизочка. Молодые были счастливы, в доме царила любовь и гармония.
Когда Лизе исполнилось два года, Маша устроилась работать на склад, который построили на окраине деревни. Её взяли вторым кладовщиком и оклад там был хороший.,
Казалось, что в жизни наступила большая белая полоса, но вдруг Маша стала замечать странности – будто бы пропадает какая-то часть продукции. Вот она ушла домой и в углу стояло три коробки с маслом, а утром, когда пришла на работу – уже две. И другие случаи бывали. Бывало, даже мешки пропадали с мукой или гречкой. Спрашивала у первого кладовщика Галины Владимировны, но та лишь плечами пожимала и говорила, что Маше кажется, что она ошибается.
– Ну как же? – в очередной раз Маша пыталась доказать свою правоту. – Я вчера уходила отсюда последняя, видела, что вон там, на второй полке, было двадцать банок тушенки, сегодня шестнадцать.
– Сама говоришь, что последняя уходила. Так кто мог что-то взять?

– Не знаю, – покачала головой Мария. – Может быть сторож?
– У сторожа нет ключей от этого склада. Они есть только у тебя и у меня.
– А почему мы, кстати, сторожу их не сдаем?
– Не знаю, – равнодушно ответила Галина Владимировна. – Испокон веков, как склад построили, ключи только у материально ответственных кладовщиков. Да и зачем они сторожу? Он же так, для вида здесь. Ежели кто и влезет, так ему в обязанность только в милицию позвонить из сторожки.

Маша не могла понять, что за странности. Неужели Галина Владимировна выносит что-то со склада? Получается, ключи есть только у кладовщиков. Но Маша ни крошечки, ни граммулечки отсюда ни разу не унесла. Да и Галина Владимировна уходит на час раньше неё.

****
А потом грянула внеплановая ревизия. Обнаружилась довольно крупная недостача и всю её свалили на Марию. Молодая несчастная женщина пыталась оправдаться, говорила, что замечала странности, что не раз твердила об этом первому кладовщику, но её не слушали. Галина Владимировна делала круглые глаза и презрительно говорила:
– Ни о чем таком ты не сообщала. Признавайся, Машка, таскала домой гречку, тушенку, масло и прочие продукты. Признавайся, меньше дадут. Ты последняя всегда уходила, а ключи есть только у меня и у тебя.
– А может быть это ваших рук дело? – плакала навзрыд Мария.
– Ты что же, бессовестная, свою вину на меня свалить хочешь? – Галина Владимировна сверкала гневными глазами. – По-твоему выходит, что я по ночам сюда приходила? А ну, позовите сторожей, Макара и Василия, пусть скажут, видели меня или нет! Машка, не юли, нет смысла отпираться. Ты последняя уходила, а больше ключей ни у кого нет.

Макар и Василий подтвердили, что Мария всегда последняя уходила и первая приходила, что ни разу не видели они Галину Владимировну вне рабочего времени.

– Это что же происходит, Валера? Как же это так? Куда же провизия девалась? – Маша рыдала, сидя рядом с мужем.
– Маша, это же очевидно. Скорее всего выносила всё Галина Владимировна, делясь со сторожами. А как при ревизии всё вылезло, так на тебя и свалили. Что же теперь делать? Как доказать твою невиновность?
Валера и Маша не знали, как это сделать. Они уговаривали сторожей и первого кладовщика признаться, но они только посылали их куда подальше, не идя на контакт.
Не поверили Маше и на суде, дав ей 7 лет лишения свободы.
– Как же так? – кричала она. – Как же так? Я не виновата! За что мне семь лет? У меня дочка маленькая.
Судья, стукнув молоточком и закрыв папку, удалилась из зала заседания, а зареванную Марию уводили под конвоем на глазах у матери, мужа и маленькой дочери.
– Будь ты проклята! – кричала Маша, глядя на пришедшую в зал суда Галину Владимировну. – Однажды ты попадешься, и по справедливости ответишь!

****
Марию отправили в лагерь. Каждый день, каждую минуту она пребывала в тоске по родным, особенно по маленькой дочке Лизоньке. Как она там без мамы?
Спустя полгода весть пришла от мужа – умерла её мать Валентина Семеновна. Инфаркт.
Валера писал, что только Татьяна, подруга её детства, помогла пережить эти трудные дни.
– Танечка моя, Таня, спасибо тебе, – бормотала себе под нос Маша, выводя буквы в ответном письме.
– Кто такая Таня? – спросила её Надя, отбывающее с ней наказание по такой же статье.
– Подруга детства. Мы всю жизнь вместе, в садик ходили, в школе за одной партой сидели. Как сёстры мы. Таня вот тоже письмо прислала, в конверт к Валериному письму и своё послание вложила. Обещала за дочуркой моей присмотреть и помочь им.
– Глупая ты, Машка. Не торопись благодарить. Лучше напиши в письме, чтобы твой Валерка сам за дочкой смотрел. Не к добру это.
– Зря ты так, Надя, – улыбнулась Мария и покачала головой. – Я Танюше доверяю, она всю жизнь была для меня самым близким человеком.
– И всё же… Самые близкие люди причиняют самую большую боль.
Мария лишь качала головой, говоря, что это не про Таню.

Но уже через два года она рыдала, уткнувшись в плечо Надежды.
– Ну почему? Почему?
– Так бывает, Машка, бывает. Эх, сколько подруженек закадычных мужиков из семьи увели. Да что подружки… Моя сестра мужа моего заарканила. А тут Танька твоя бок о бок с Валерой пробыла два года, о ребенке заботилась. Неужто ты думала, что не сблизятся они?
– Он на развод подал.
– Подал… Это и понятно. Но это хорошо, что ты сейчас об этом узнала. Больнее было бы потом. А сейчас у тебя есть время всё принять и успокоиться.

Маша разорвала в клочья от злости последнее письмо Валеры, где он писал, что они с Татьяной стали жить вместе. Так получилось. Они оба просили прощения. Маше было больно и обидно, но опять же Надежда говорила ей, что надо найти и хорошие моменты – её дочь под присмотром женщины, знает ласку и тепло. Ведь Таня всегда хорошо к ребенку относилась.
– По крайней мере за дочь ты будешь спокойна, она под присмотром.
– Да. Это единственное, что меня утешает, – вытирала слёзы из глаз Маша, кивая на эти слова.

Шли годы, боль утихала. Когда она уже провела в лагере пять лет, Маша подала документы на амнистию и вскоре пришел положительный ответ.
В декабре 1992 года она ехала в поезде в родную деревню, но не было в душе радости, а был лишь страх и томила неизвестность.

***
– Да уж, – тихо промолвила Регина. – Будешь дочь возвращать?
– Конечно. Только вот… У меня судимость, отдадут ли мне её? – с сомнением произнесла Мария.
– Но тебя ведь не лишили родительских прав. Приедешь, устроишься на работу. Жить есть где?
– Дом мамин. В нем буду жить. Только у нас село небольшое, кто возьмет меня на работу? Для всех я воровка. У нас же, как известно, невинных не сажают, – усмехнулась она.
– Вот что… – Регина достала из сумки тетрадь и ручку. – Здесь мой адрес, если совсем туго будет, приезжай или напиши мне.
Маша покачала головой.
– Почему? – удивилась Регина.
– Зачем вам это? Вы же меня совсем не знаете… А вдруг я соврала вам? А вдруг я и правда мошенница.
– А я верю тебе. Знаешь ли, я чувствую людей кожей, как говорит моя дочь. Но если я ошиблась и ты мошенница, если ты меня обманешь, то ответишь за это перед Богом. Да, я верю, что он есть. И что люди, которые проходя испытания, становятся сильнее. Маша, я живу одна, мои дети проживают в Вологде, никто не будет тебя осуждать или к тебе плохо относится. И я никому не расскажу о твоей тайне.
– Спасибо вам. Но… Я постараюсь сама решить эту проблему.
– И всё же, не потеряй мой адрес. Выходит, мы недалеко друг от друга живем, тебе всего два часа ехать до города.

Мария убрала листок во внутренний кармашек. Они еще посидели немного, а потом улеглись спать. На следующее утро в восемь часов Мария сошла на своей станции. Стала собираться и Регина, ей выходить не следующей. Она была убеждена, что всё сделала правильно. Человеку нужен человек. Надо помогать тем, кто нуждается в помощи, это непременно где-нибудь зачтется…

***
Они ждали Машу. Валерий и Татьяна подготовили дом её матери, ведь Мария писала им, что выходит по амнистии.
– Почему вы Лизоньку не привели? – спросила она, глядя на бывшего мужа и подругу, чувствуя боль и тоску.
– Она в школе, сегодня же вторник.
– Я встречу её после школы, только… – Мария подошла к шкафу и оглядела вокруг себя. – Вещей Лизиных не вижу. Вы когда их сюда принесёте?
– Маша, послушай, – мягко начал говорить Валера. – Лиза поживет с нами, так лучше будет.
– Что значит, поживет с нами? Ты не хочешь отдавать мне дочь? – у неё внутри всё похолодело. – Меня не лишали родительских прав.
– Я не собираюсь препятствовать общению. Но пока ты не устроилась на работу и не встала на ноги, Лиза поживет у нас.
– Маша, так лучше будет, – произнесла Таня и отвела взгляд.
– Лучше… Да, может быть лучше. Но скажите мне глядя в глаза – за что вы так со мной? Разве по своей вине я отбывала заключение? Разве моя была вина в том, что я рассталась с дочерью?
– Маша, прости, – Таня заплакала. – Понимаешь, у нас и в мыслях сперва не было ничего такого… Я приходила, помогала. Когда Лизонька болела, я ухаживала за ней. Два года я была нянькой для твоей дочери, зная, что ты очень волнуешься и переживаешь. А потом Новый год… Родители уехали в санаторий, я осталась одна, вот и пришла к Валере и Лизе. В ту Новогоднюю ночь на нас будто помутнение нашло. Я пыталась забыть, говорила себе, что это неправильно. Но нас стало тянуть друг к другу, как магнитом. Валера ведь тоже молодой мужчина, трудно ему было без женщины, сколько уж к тому времени ты в лагере была.
– Трудно, значит, тебе было? – усмехнулась Маша, глядя на мужа.
– Маша, послушай, – он поморщился, как от боли. – Если помощь какая нужна будет, ты говори, ладно? А мы пойдем.
– Приведите мне Лизу сегодня.
– Хорошо, – кивнула Таня.

А после обеда, когда Татьяна привела к ней Лизу и объяснила семилетней девочке, что это её мама, Маша чуть не разрыдалась – она поняла, что совсем не знает свою дочь. Ни что она любит, ни чем увлекается. Она не знает, какое у девочки любимое блюдо и с кем та дружит. И всё из-за тех, кто решил воровство свалить на неё, подвергнув таким испытаниям.
– Значит, ты моя мама… Мама Таня показывала твою фотографию, но ты там была красивее, – бесхитростно ответила девочка.
Маша вздрогнула, услышав «мама Таня».
– Не смотри на меня так, – прошептала бывшая подружка. – Как видишь, она называет меня не просто мамой, а мамой Таней. И о том, что у неё есть настоящая мать, я не скрывала. И фото твои показывала, и письма ей твои читала.
– Я заберу её, слышишь? Вот устроюсь на работу, и заберу.

– Не спеши. Пусть девочка сама решит, с кем ей лучше.

Понятное дело, что Лиза, как бы ей не было жалко родную маму, тянулась к Валерию и Татьяне, с которыми выросла и которых любила. Маша была для ребенка чужой, она ведь не помнила её.
А еще, как назло, Машу не брали на работу. Куда бы не пошла она в поселке, везде ей давали понять, что не горят желанием брать бывшую зечку на работу. Она даже пошла в тот же склад, где работала ранее. Вышла она оттуда в рыданиях –на неё чуть собак не спустили. Заведовала там Галина Владимировна, которая даже на порог её не пустила и только ухмылялась.

****

Помыкавшись месяц, Маша приехала в город и, сжимая в руке лист с адресом, отправилась к Регине.
– Я знала, что ты приедешь, Машенька. Ничего, что я вот так, по-простому?
Маша кивнула и разревелась, стоя на пороге.
Регина взяла её за руку, втянула буквально в квартиру и, снимая с неё старенькое пальтишко, тихо приговаривала:
– Ничего, ничего. Сейчас чаю с ромашкой заварю, картошечки пожарю, поедим, подумаем, как быть. А может быть я наливочку достану? А, Машунь? Может, наливочки? Согреешься, успокоишься.
– Мне так стыдно, – шептала Маша. – Но мне и правда не к кому больше обратиться.
– Нечего стыдиться. Дело житейское. Говорят, прошли времена, когда человек человеку товарищем был. Но я не согласна с этим. Ты, Машунь, слёзы то утри, всё расскажешь мне, а там решим, как быть.

***
Уже через три дня Маша вышла на работу формовщицей на частную пекарню. Регина работала там технологом, вот и посодействовала, чтобы Машу туда взяли.
С первой зарплаты Маша отдала треть Регине.
– Ты чего удумала-то? Зачем мне эти деньги?
– Вы должны их взять. Плата за жилье, за питание.
– Еще чего, не возьму, – возмущалась Регина. – Ты вон всю квартиру мне отдраила, в порядке мое жилье держишь, готовишь. Я тут как барыня живу.
– Вы должны взять эти деньги, – упрямо повторила Маша. – Иначе я и дальше буду чувствовать себя приживалкой.

Раз в месяц Маша ездила в деревню к дочери, Лиза постепенно к ней привыкала. А когда отпуск взяла, Регина была не против, чтобы она Лизу в город на это время привезла.
– А мама Таня беременна, – сказала Лиза, когда они ехали в город.
– Вот как, а я даже не заметила, – удивилась Мария.
– Я вчера подслушала, мама Таня папе говорила. Она у врача была.
Маша почувствовала укол ревности и невероятную боль в душе. Но тут же взяла себя в руки – ничего уже не изменить и не исправить.
– Скажи, Лиза, а ты бы не хотела жить со мной?
– Мама, я пока с папой и мамой Таней поживу. Я их люблю и скучать по ним буду. И у меня там друзья…
Маша едва сдержала слёзы. Когда-нибудь дочь скажет и ей то же самое.

ЭПИЛОГ

Татьяна родила двух близняшек. Через год, после того как её бывший муж вновь стал отцом, обрела своё женское счастье и Мария – она начала жить с Николаем. Он работал мукосеем на пекарне и проявлял к ней внимание с самого первого дня её появления.
Что радовало Машу – он жил в соседней пятиэтажке, а значит, она будет часто видеться с Региной, так вовремя протянувшей ей свою руку помощи.
В 1996 году она родила Николаю сына Евгения. И только в 2000 году Лиза перебралась жить к маме, поступив учиться в колледж. Девочка повзрослела, смогла понять и осознать в полной мере сложившуюся в её семье ситуацию. Она постаралась не осуждать отца и мачеху и жалела Марию.
Что касается Галины Владимировны и сторожей, которые оклеветали её, то и их постигла незавидная участь – склад перешел в частные руки, сменился владелец и, подняв старые документации, сделал правильные выводы. Галину Владимировну и сторожей выгнали с работы в то время, когда даже пенсии задерживали и они были вынуждены в деревне выживать. А после стольких лет «леваков» это было очень сложно.