Пришла вернуть долг, но живёшь у нас вместе с детьми уже месяц! – еле выгнали племянницу мужа

by

– У тебя совсем совести нет? Ты что же, реально считаешь, что нам с женой делать больше нечего, кроме как сидеть с твоими отпрысками? – закричал вконец расстроенный Аркадий. И было отчего расстроиться и прийти во гнев. Мужчина уже и не рад был, что разрешил своей племяннице и её детям остановиться у них на пару … Read more

Хватит терпеть, что твоя мать обчищает мой счёт! Я работаю, а она тратит на свои «лекарства»! С меня хватит

by

— Опять ты свои карточки заблокировала? — голос Сергея гремел так, будто стены в хрущёвке могли не выдержать. — Мама теперь даже хлеба купить не может! Елена стояла у раковины, мыла кружку, и руки её дрожали. Но не от страха — от злости. Она вытерла пальцы о полотенце и медленно повернулась. — Заблокировала. Потому что … Read more

— Квартира должна быть моей! Мне жить негде! И я не желаю слышать «нет»! — так поставила перед фактом моя свекровь

by

— Ты вообще понимаешь, что ты натворила?! — голос Романа сорвался на крик, когда дверь за его матерью захлопнулась. Алина стояла у окна, держа в руках чашку с остывшим чаем. Чай дрожал, как и её руки. — Я защитила себя, — тихо ответила она. — Ты выгнала мою мать! — Роман бросил куртку на стул. … Read more

— Теперь я ещё и поручитель по кредиту?! Да вы кто такие, чтобы решать за меня, что подписывать?! — Анна сжала кулаки, глядя на договор.

by

Утро началось с визита Марины. Без звонка, без предупреждения. — Нам нужно поговорить, — сказала она, даже не здороваясь. Анна молча открыла дверь. Марина выглядела иначе — не растерянно, не жалобно. Уверенно. В дорогом пальто, с новой сумкой, волосы уложены. — Неплохо для человека с долгом в два миллиона, — заметила Анна. Марина усмехнулась. — … Read more

— Оформи квартиру на меня, иначе развод, — требовал муж. Но Ольга уже определилась с ответом

by

В соцсети Дмитрия — новый пост. Фото, где он стоит на фоне чужой кухни, с чашкой кофе и подписью: «Иногда дом — это не стены, а там, где тебя не заставляют чувствовать себя гостем». И хэштег. Громкий, демонстративный: #новаяжизнь. Ольга сидела несколько минут, не моргая. Потом выключила телефон и просто легла обратно. Потолок казался ей … Read more

— Восемь лет быть для тебя кошельком и дурой? Теперь твоей Свете придётся искать другого спонсора, милый!

by

— Катя, я же не враг тебе! Ну, ошибся. Да, увлёкся, но ты сама отдалилась! Постоянно занята своим бизнесом, своими сделками! Где была жена? Где любовь, внимание? Я просто искал… тепла. Екатерина медленно повернулась к нему. — Тепла? Ты искал женщину, которая поверит, что ты — несчастный герой, запутавшийся в холодной браке. А потом ты … Read more

— Ты решил за меня, что я буду терпеть эту свинью? Нет уж, лавочка закрыта, выметайся вон со своей сестрёнкой!

by

— Привет, братишка! — воскликнула она. — Можно? Татьяна стояла за его спиной, молча наблюдая. — Заходи, — быстро сказал Павел. — Как ты? — Нормально… ну как — почти. У меня, представляешь, беда. Татьяна скрестила руки. — Какая на этот раз? Алена вздохнула, словно готовясь к драматическому монологу. — У нас в коммуналке трубы … Read more

— Ты что, действительно вытолкала мою мать из квартиры? — Ты что, действительно вытолкала мою мать из квартиры? — Григорий стоял в дверном проёме, держась за косяк. Его лицо было красным, галстук съехал набок. Алина подняла взгляд от книги. Она сидела в кресле у окна, укутавшись в плед. За стеклом медленно опускались сумерки, окрашивая небо в фиолетовые оттенки. — Твоя мать сама ушла, — спокойно ответила она. — После того, как я отказалась готовить ей отдельный ужин в десять вечера. — НЕ СМЕЙ так говорить о моей матери! — Григорий шагнул в комнату, споткнулся о порог. — Она же приехала помочь нам с ребёнком! — Помочь? — Алина отложила книгу. — Твоя мать приехала три недели назад и с тех пор только критикует всё, что я делаю. Как я кормлю Мирона, как одеваю, как укладываю спать. Она переставила всю мебель в детской, выкинула мои книги по воспитанию и заявила, что я порчу ребёнка. — Мама просто хочет помочь! У неё опыт, она вырастила троих детей! — И все трое теперь живут в других городах и видятся с ней раз в год, — заметила Алина. — Может, стоит задуматься, почему? Григорий подошёл к бару, налил себе виски. Руки у него дрожали. — Ты просто ревнуешь. Не можешь принять, что есть женщина, которая знает лучше тебя. — Я не ревную, Гриша. Я защищаю свою семью от токсичного влияния. Твоя мать вчера сказала Мирону, что его мама — плохая, потому что не умеет печь блины так, как бабушка. — Она не могла такого сказать! Автор: Владимир Шорохов © (1932_з) Иллюстрация ArtMind © — Могла и сказала. При мне. А что она говорит, когда меня нет рядом? Григорий выпил виски одним глотком, поморщился. — Ты всё преувеличиваешь. Мама просто старается… — ХВАТИТ! — Алина встала, плед упал на пол. — Хватит ОПРАВДЫВАТЬ её поведение! Твоя мать унижает меня в моём же доме, настраивает против меня моего сына, а ты делаешь вид, что ничего не происходит! — Не кричи на меня! — Я буду кричать, если захочу! Это мой дом тоже! Или ты забыл, что квартиру покупали мы вместе? Что я вкладывала в неё все свои сбережения? — При чём тут деньги? Мы говорим о моей матери! — А я говорю о нашей семье! О том, что ты ставишь свою мать выше жены и сына! В детской заплакал Мирон. Алина бросилась к нему, но Григорий преградил ей путь. — Пусть поплачет. Мама говорит, это полезно для лёгких. — УБИРАЙСЯ с дороги! — Алина оттолкнула мужа. — И не смей указывать мне, как заботиться о моём ребёнке! Она прошла в детскую. Мирон стоял в кроватке, протягивая к ней ручки. Алина взяла его на руки, прижала к себе. — Всё хорошо, малыш. Мама здесь. Григорий появился в дверях. — Видишь? Ты его балуешь. Мама права — он вырастет маменькиным сынком. Алина повернулась к нему. В полумраке детской её глаза блестели от слёз. — УХОДИ, Гриша. Просто уходи. — Это мой дом! — И мой тоже. Но если ты не можешь выбрать между матерью и женой, тогда иди К НЕЙ. Она снимает квартиру неподалёку, так? Вот и живи там. — Ты выгоняешь меня? — Я прошу тебя определиться. Либо ты муж и отец, либо сын своей МАМОЧКИ. Совместить не получится. Григорий хмыкнул. — Посмотрим, что ты запоёшь, когда останешься одна с ребёнком. — Я и так одна, — тихо сказала Алина. — Последние три недели я одна. Из коридора донёсся звук открывающейся двери. Потом голос — низкий, властный: — Гришенька, ты дома? Елизавета Марковна вошла без приглашения, как всегда. Высокая, полная женщина с идеально уложенной причёской. В руках у неё была кастрюля. — Я принесла тебе борщ, сыночек. Настоящий, не то что… — она осеклась, увидев Алину с Мироном. — А, ты здесь. Опять ребёнка тискаешь. Разбалуешь совсем. — Елизавета Марковна, у вас есть своя квартира. Зачем вы сюда приходите без приглашения? — Как это зачем? Мой сын здесь живёт! Мой внук! — И ваша НЕВЕСТКА, которую вы упорно не замечаете. Елизавета Марковна фыркнула. — Невестка! Тоже мне, нашла чем гордиться. Гришенька мог бы найти себе жену получше. Из хорошей семьи, с образованием… — У меня два высших образования, — напомнила Алина. — И что толку? Борщ варить не умеешь, в доме бардак, ребёнок вечно плачет… — МАМА! — неожиданно рявкнул Григорий. — Хватит! Обе женщины уставились на него. — Что? — Елизавета Марковна побледнела. — Ты на меня кричишь? На родную мать? — Я не кричу. Я прошу вас прекратить оскорблять мою жену. — Жену? Да она тебе мозги промыла! Настроила против родной матери! — Никто меня ни против кого не настраивал. Просто… просто мне надоело. Мама, вы правда говорили Мирону, что Алина — плохая мать? — Я говорила правду! Она не умеет за ребёнком ухаживать! — Она прекрасная мать. И прекрасная жена. А вы… вы переходите границы. Елизавета Марковна всплеснула руками, кастрюля упала, борщ растёкся по полу. — Вот! Вот до чего вы меня довели! Сердце! Мне плохо! Она схватилась за грудь, покачнулась. Григорий кинулся к ней, но Алина остановила его. — Не подходи. Это спектакль. — Алина, ей плохо! — Ей плохо каждый раз, когда что-то идёт не по её плану. Помнишь нашу свадьбу? Она упала в обморок прямо во время церемонии, потому что ты не пригласил её подругу. — Как ты смеешь! — Елизавета Марковна выпрямилась, забыв о сердце. — Гриша, ты это слышишь? — Слышу, мама. И знаете что? Алина права. Вы манипулируете мной всю жизнь. С детства. Стоило мне сделать что-то не так — у вас сразу сердце, давление, мигрень. — Я жертвовала ради тебя всем! — НЕТ! Вы жертвовали ради себя! Чтобы я был вечно виноват, вечно должен! Папа от вас ушёл, братья разъехались, а я остался. Дурак! — Как ты можешь… После всего… — После чего? После того, как вы выживаете из моего дома мою жену? После того, как настраиваете против неё моего сына? Мирон в руках у Алины захныкал. Она укачивала его, наблюдая за разворачивающейся сценой. — Я уйду! — Елизавета Марковна подняла подбородок. — Уйду и больше никогда не вернусь! Будете потом на коленях умолять! — Не будем, — спокойно сказала Алина. — Что?! — Не будем умолять. Мы будем жить своей жизнью. Растить сына. Любить друг друга. А вы… вы можете делать что хотите. ТОЛЬКО НЕ ЗДЕСЬ. Елизавета Марковна посмотрела на сына. Григорий отвернулся. — Гриша… — Уходите, мама. Пожалуйста. — Ты пожалеешь! Вы оба пожалеете! Она развернулась и вышла, громко хлопнув дверью. В наступившей тишине было слышно только сопение Мирона. — Прости меня, — сказал Григорий. — Я был слепым идиотом. — Был, — согласилась Алина. — Ты простишь меня? — Не знаю. Мне нужно время. — Я понимаю. Я… я пойду в гостиницу. Дай мне шанс всё исправить. Пожалуйста. Алина молчала, глядя на сына. Мирон уснул у неё на руках, посапывая. — Завтра позвоню, — сказал Григорий. — Можно? — Можно. Он ушёл. Алина осталась стоять в детской, укачивая Мирона. На полу в коридоре всё ещё растекался борщ — красный, как кровь. *** Утро выдалось солнечным. Алина готовила завтрак, когда раздался звонок в дверь. На пороге стоял Святослав — младший брат Григория. — Привет, Алинка. Можно войти? — Конечно, Слава. Что-то случилось? Святослав прошёл на кухню, сел за стол. — Мама звонила. Всю ночь. Рыдала, угрожала, потом опять рыдала. — Мне жаль. — Не надо. Она это заслужила. Знаешь, почему я уехал в Новосибирск? — Работа? — Мама. Я уехал от мамы. Она довела мою жену до нервного срыва. Милана была беременна, а мама каждый день приходила и рассказывала, какая она неправильная. Что неправильно ест, неправильно одевается, неправильно готовится к родам. — Мне знакомо. — Милана потеряла ребёнка. Врачи сказали — стресс. Мама сказала — это к лучшему, Милана всё равно была бы плохой матерью. Алина налила ему чаю. — Ужасно. — После этого мы уехали. Сменили номера, удалились из соцсетей. Мама до сих пор не знает, где мы живём. И знаешь что? Мы счастливы. У нас двое детей, которых она никогда не видела. И не увидит. — Гриша знает? — Нет. Гриша был маминым любимчиком. Старшим сыном. Наследником. Она вцепилась в него мёртвой хваткой и не отпускала. Я рад, что он наконец прозрел. — Не уверена, что прозрел. Может, это временно. — Не думаю. Вчера он мне позвонил. Первый раз за три года. Плакал. Говорил, что был дураком, что потерял столько времени. — Он в гостинице? — Нет. Он у Германа. — У среднего брата? — Да. Герман тоже от мамы сбежал. В Питер. Женился, не сказав ей. У него трое детей, которых она видела только на фотографиях. — Боже. Я не знала. — Мама умеет делать вид, что всё прекрасно. Что сыновья просто заняты. Что внуки далеко, но любят бабушку. Она врёт всем. И себе в первую очередь. Из детской донёсся плач. Алина пошла за Мироном, вернулась с ним на руках. — Дядя Слава приехал, — сказала она сыну. — Помнишь дядю Славу? Мирон протянул к Святославу ручки. Тот взял племянника, подкинул в воздух. Мирон засмеялся. — Хороший парень растёт. Не дай маме его испортить, Алин. — Не дам. Даже если придётся растить одной. — Не придётся. Гриша не дурак. Ну, дурак, конечно, но не безнадёжный. Дай ему шанс. — Посмотрим. Святослав поиграл с Мироном, выпил чаю и ушёл. Алина осталась одна — если не считать сына. Она посадила Мирона в стульчик, дала ему печенье. — Будем завтракать, малыш. Без папы и без бабушки. Сами. Мирон улыбнулся ей, размазывая печенье по лицу. *** Прошла неделя. Григорий звонил каждый день, спрашивал о Мироне, просил о встрече. Алина не отказывала, но и не соглашалась. Ей нужно было время подумать. Елизавета Марковна тоже звонила. Оставляла длинные голосовые сообщения, где называла Алину змеёй, разлучницей, дрянью. Алина удаляла их, не дослушивая. В субботу пришла Ярослава — подруга Алины. — Ну что, держишься? — Держусь. — Григорий звонил мне. Просил замолвить словечко. — И что ты ему сказала? — Чтобы не лез ко мне со своими проблемами. Это между вами. Алина улыбнулась. — Спасибо. — Не за что. Слушай, а правда, что его мамаша теперь всем рассказывает, какая ты стерва? — Наверное. Мне всё равно. — Правильно. Знаешь, моя свекровь тоже пыталась строить из себя главную. Пока я не поставила ультиматум мужу — либо я, либо она. — И? — Выбрал меня. Мама обиделась, полгода не разговаривала. Потом поняла, что внуков без меня не увидит. Присмирела. — Елизавета Марковна не присмиреет. Она из другого теста. — Все они присмиряют, когда понимают, что теряют. Вопрос только — не поздно ли будет. Мирон заполз в комнату, таща за собой игрушечного мишку. Ярослава подхватила его на руки. — Ох ты мой хороший! Тётя Ярослава тебя любит! — Ярочка, можешь посидеть с ним часок? Мне нужно в магазин. — Конечно. Мы с Мироном отлично проведём время. Алина оделась и вышла. День был пасмурный, но тёплый. Она шла по улице, думая о том, что будет дальше. Развод? Примирение? Она не знала. В магазине было людно. Алина набирала продукты, когда услышала знакомый голос: — Представляете, выгнала свекровь из дома! Бедная Елизавета Марковна теперь скитается по съёмным квартирам! Продолжение в первом комментарии Алина обернулась. У молочного отдела стояла Виталина — соседка Елизаветы Марковны. Рядом с ней — ещё две женщины. — Ужас какой! — ахнула одна. — А что сын? — Сын под каблуком! Эта змея его совсем запугала! Елизавета Марковна говорит, она ему угрожает — мол, ребёнка не даст видеть! — Кошмар! Алина подошла к ним. — Добрый день, Виталина. Женщина побледнела. — А… Алина… — Я слышала, вы обсуждаете нашу семейную ситуацию. Хотите узнать правду? — Мы не… — Правда в том, что Елизавета Марковна сама ушла из нашего дома, когда поняла, что больше не может манипулировать сыном. Правда в том, что она довела до нервного срыва жену одного сына и вообще не знает о существовании пятерых внуков от двух других. Правда в том, что она токсичный человек, отравляющий жизнь всем вокруг. — Как вы смеете! — СМЕЮ. И если вы продолжите распространять сплетни, я подам на вас в суд за клевету. У меня есть свидетели, записи, доказательства. Хотите проверить? Виталина попятилась. — Вы… вы не посмеете… — ПОСМЕЮ. Так что лучше молчите. И Елизавете Марковне передайте — пусть тоже молчит. Иначе я расскажу всем, какая она на самом деле «заботливая» мать и бабушка. Алина развернулась и ушла, оставив женщин в шоке. *** Вечером позвонил Григорий. — Алина, мама в больнице. — Что случилось? — Сердечный приступ. Настоящий, не симуляция. Врачи говорят, это стресс. — Мне жаль. — Она хочет тебя видеть. — НЕТ. — Алина… — Григорий, НЕТ. Я не пойду к ней. И ты не заставишь меня. — Я и не собирался заставлять. Просто передаю. Она… она просит прощения. — ПОЗДНО. — Я знаю. Я тоже так сказал. Она плакала. — Это её проблемы. — Да. Алина, можно мне прийти? Увидеть Мирона? Алина помолчала. — Завтра. В десять утра. На час. — Спасибо. Григорий пришёл ровно в десять. Выбритый, в чистой одежде, с игрушкой для сына. — Привет. — Привет. Они сидели в гостиной, наблюдая, как Мирон играет с новой машинкой. — Я снял квартиру, — сказал Григорий. — Отдельную. Начал ходить к психологу. — Правда? — Да. Психолог говорит, у меня созависимость. Что мама воспитала меня так, чтобы я всегда был виноват перед ней. — И что ты думаешь? — Что психолог прав. Я вспомнил столько всего… Как мама угрожала самоубийством, когда я хотел поступать в другой город. Как симулировала болезни, когда я встречался с девушками. Как настраивала меня против отца, а потом против братьев. — И что теперь? — Теперь я хочу научиться жить по-другому. Быть нормальным мужем и отцом. Если ты дашь мне шанс. — Я подумаю. — Это всё, о чём я прошу. Мирон подполз к отцу, протянул ему машинку. Григорий взял её, покатал перед сыном. Мирон засмеялся. — Он меня помнит, — удивился Григорий. — Конечно помнит. Ты его отец. — Плохой отец. — Пока да. Но можешь стать хорошим. — Буду стараться. Час прошёл быстро. Григорий поцеловал сына, кивнул Алине и ушёл. Она смотрела в окно, как он идёт по улице — сутулый. *** Елизавета Марковна вышла из больницы через две недели. Она позвонила Алине сама. — Алина, это я. — Я знаю. — Я… я хочу извиниться. — Не надо. — Надо. Я была неправа. Я вела себя ужасно. Я… я одинокая старая женщина, которая боится потерять последнего сына. — Вы уже потеряли всех троих. — Да. Я знаю. Святослав приезжал. Рассказал про Милану, про детей. Я не знала… — Знали. Просто не хотели признавать. — Может быть. Алина, я не прошу простить меня. Но позвольте иногда видеть внука. Пожалуйста. — НЕТ. По крайней мере, не сейчас. Может быть, когда-нибудь, когда Мирон подрастёт. Но не сейчас. — Я понимаю. — Нет, не понимаете. До свидания, Елизавета Марковна. Алина повесила трубку. Мирон сидел на полу, строил башню из кубиков. Она села рядом с ним, помогла поставить последний кубик. — Мы справимся, малыш. Вдвоём справимся. *** Прошёл месяц. Григорий приходил каждые выходные, играл с Мироном, помогал по дому. Не настаивал, не торопил, просто был рядом. Однажды вечером он принёс ужин из ресторана. — Подумал, ты устала готовить. — Спасибо. Они ели молча. Мирон спал в своей кроватке. — Психолог говорит, у меня прогресс, — сказал Григорий. — Это хорошо. — Я перестал звонить маме каждый день. Теперь только раз в неделю. — И как она? — Плохо. Но это не моя ответственность. Психолог объяснил — я не обязан быть её эмоциональным костылём. — Умный психолог. — Да. Алина, я не тороплю тебя. Но я хочу, чтобы ты знала — я изменился. Правда изменился. — Я вижу. — И? — И мне нужно ещё время. Но… но я готова попробовать. Медленно, осторожно, но попробовать. Григорий улыбнулся. — Спасибо. *** Елизавета Марковна сидела в своей съёмной квартире одна. Телевизор бубнил что-то о погоде, но она не слушала. На столе лежали фотографии — сыновья, внуки, которых она никогда не видела. Позвонила Виталина. — Лиза, ты как? — Нормально. — Слышала, Григорий вернулся к жене. — Да. — Ты простила их? — Нет. Но это уже неважно. Они не нуждаются в моём прощении. — Но как же так! Ты же мать! — Плохая мать. Я только сейчас это поняла. Поздно поняла. — Не говори так! — Виталина, мне нужно побыть одной. — Но… — До свидания. Елизавета Марковна положила трубку, выключила телевизор. Время шло, а она оставалась одна. Совсем одна. *** Прошло полгода. Григорий вернулся домой — не сразу, постепенно. Сначала оставался на ужин, потом на ночь, потом перевёз вещи. — Мы начнём заново, — сказал он. — С чистого листа. — Чистых листов не бывает, — ответила Алина. — Но мы можем написать новую главу. Мирон научился ходить, говорить первые слова. «Мама» было первым, «папа» — вторым. Григорий плакал, когда услышал. Святослав с Миланой приезжали в гости, привозили своих детей. Дом наполнился детским смехом. — Как мама? — спросил Святослав. — Не знаю, — ответил Григорий. — Она не звонит, я тоже. — Может, стоит… — Нет. Психолог говорит, мне нужно держать дистанцию. Иначе всё вернётся. — Наверное, ты прав. Герман позвонил из Питера, поздравил с годовщиной свадьбы. — Вы молодцы, что справились. — Было трудно, — призналась Алина. — Знаю. Мы с Кристиной тоже через это прошли. Мама пыталась нас развести. — И что помогло? — Полный разрыв контакта. Звонок пришёл в четверг утром — Елизавету Марковну нашли соседи, она лежала на диване, а вокруг были разбросаны фотографии сыновей и внуков. Григорий смотрел на Алину остекленевшими глазами и шептал: «Я убил её, я оставил её умирать одной», собрал вещи и ушёл в тот же день, не слушая её попыток объяснить, что это не его вина. Алина не стала звонить, уговаривать, бегать за ним — просто подала документы в ЗАГС и продолжила жить. Прошёл год, прежде чем до Григория дошло: он опять сбежал к маме, только теперь к её памяти, опять предал жену ради мёртвой женщины, которая даже из могилы управляла его жизнью. А Алина учила Мирона кататься на самокате во дворе, смеялась его шуткам и засыпала спокойно, без страха, что завтра кто-то вломится в её дом и начнёт указывать, как ей жить.

by

Алина обернулась. У молочного отдела стояла Виталина — соседка Елизаветы Марковны. Рядом с ней — ещё две женщины. — Ужас какой! — ахнула одна. — А что сын? — Сын под каблуком! Эта змея его совсем запугала! Елизавета Марковна говорит, она ему угрожает — мол, ребёнка не даст видеть! — Кошмар! Алина подошла к ним. … Read more

— Твой брат обзавелся семьёй, а ты живёшь одна! Так что обязана меня приютить, — мать решительно заносила вещи в МОЮ квартиру.

by

Мать стояла неподвижно. Только губы дрожали. — Ты… ты меня выгоняешь? Родную мать? Татьяна молча кивнула. И тогда что-то в матери изменилось. Лицо исказилось, глаза блеснули чем-то тёмным. — Пожалеешь, — прошипела она. — Ещё пожалеешь, Таня. Она схватила свой старый шарф со спинки стула и метнулась в коридор. Чемоданы, стоявшие там уже третью неделю, … Read more

— Да, квартира маленькая, но она моя, а вот что есть у тебя? — поинтересовалась Галина у мужа. — Машина? Вот в ней и живи.

by

Галина бесшумно вышла из квартиры. Ноги не держали. Она спустилась во двор, села на лавочку. В голове не укладывалось услышанное. Кирилл, её Кирилл, которому она верила, которого любила… Предатель. Вор. Подлец. Что делать? Бежать? Кричать? Плакать? НЕТ. Галина сжала кулаки. Только не это. Она не даст ему увидеть свою слабость. Вернувшись домой через час, она … Read more