— Ты опять ей переводишь? — сказала Вера так резко, что кружка в руках Андрея дрогнула.
Он даже не успел убрать телефон от уха — просто на секунду закрыл второй рукой динамик и бросил на жену раздражённый взгляд.
— Я разговариваю! — процедил он и снова прижал трубку. — Алин, говори-говори, я слушаю… Да, понятно… Угу. Конечно, помогу.
Вера стояла у стола, упершись руками в край столешницы, будто так могла удержать себя от взрыва. На плите шипела сковорода с яичницей, но запах масла только раздражал.
— Алин, да, хорошо… Я переведу. Ты не переживай… Держись. Всё, позже спишемся.
Он отключил звонок. Медленно положил телефон. Молча сделал глоток холодеющего чая.
Вера смотрела прямо в него, не мигая.
— Сколько?
— Что «сколько»? — Андрей будто заранее устал от разговора.
— Сколько она вытянула в этот раз?
— Не вытянула. Попросила. Куртка у неё порвалась, зима уже на носу.
— Мы с тобой тоже не на Мальдивах живём, — тихо бросила Вера.
— Ну что ты начинаешь? Это семейное. Я же не могу её бросить.
«Я устала быть кошельком для твоей сестры», — подумала Вера, но вслух не сказала.
День прошёл, но раздражение не ушло — осело внутри, как песок в горле. Она ехала в автобусе с запотевшими окнами, слушала, как школьники громко спорят про телефоны, а сама думала только о том, как утекают их копейки. Каждый месяц — новое «у Алины проблемы». Каждый раз — будто долг, который не обсуждается.
Через неделю Алина примчалась сама. Без звонка, без предупреждения, как всегда.
— Привет, Верунчик! — сказала она, распахнув дверь почти ногой. — Андрюха дома?
Не успев ответить, Вера увидела, как Алина уже усаживается на их диван, раскидывает подушки, закидывает ногу на ногу. И ведёт себя, как будто живёт здесь.
— На кухне, — коротко сказала Вера и отошла в сторону, даже не пытаясь скрыть раздражения.
Андрей вскоре вышел с кружкой чая. На лице — та расслабленная, тёплая улыбка, которую Вера давно уже не видела, когда он смотрел на неё.
Разговор пошёл по накатанной схеме:
— Я уже не могу дома, — жаловалась Алина. — Мама меня пилит с утра до вечера, говорит, что я «сиднем сижу», что надо бы искать работу… А где ты её найдёшь, эту работу? Сейчас везде хотят опыт, связи…
— Ничего, ничего, прорвёшься, — тянул Андрей, глядя на сестру так, будто она — единственный человек в мире, который нуждается в его поддержке.
Вера тихо мыла посуду на кухне, слушая обрывки фраз. И всё сильнее ощущала, как внутри растёт раздражение и усталость. Алина в очередной раз перед уходом бросила:
— Ой, кстати, маме лекарства нужны. Я тебе напишу, какие. Там немного — пару тысяч. Ты же поможешь, да?
Он, конечно, поможет.
Вера в тот момент поняла: Алина приходит не в гости — она приходит за ресурсами.
Ещё пара недель прошла в мелких ссорах и недоговорённостях. До вечера, в который всё перевернуло один телефонный звонок.
— Вера Михайловна? Добрый день. Беспокоит нотариальная контора. У нас для вас важная информация…
Через два часа они вдвоём прыгали по комнате. Смеялись. Обнимались. Андрей подхватывал её за талию, кружил, будто это кино.
— Двушка в центре! Ты понимаешь? — почти кричал он. — Настоящая квартира! Наша! Вернее… твоя. Но наша!
Вера плакала и смеялась одновременно — она едва помнила ту далёкую родственницу, оставившую ей эту странную, невероятную удачу.
Андрей говорил быстро, взахлёб, словно уже жил в той квартире:
— Наконец-то будем как люди! Хватит этой тесноты. И… слушай… может, правда уже думать о ребёнке? У нас же теперь всё будет!
Слова «всё будет» звучали как обещание новой жизни.
Первая поездка в квартиру была как в чужую историю. Огромное окно, старый паркет, запах пыли, железом отдающий кран. Вера ходила от комнаты к комнате, словно боялась, что проснётся.
— Красота… — прошептала она. — Сколько же тут воздуха.
Вадим Петрович — сухой сосед снизу — тут же вынырнул на лестничной клетке, как будто ждал нового жильца всю жизнь.
— Я тут давно, — сказал он, кашляя. — Если что — обращайтесь. Только тапочки носите, а то сверху барышня нервная.
Почти сразу появилась и та самая барышня сверху — Маргарита Семёновна, с вареньем и взглядом, которым можно было мерить температуру воздуха.
— Дом старый, стены тонкие, — сказала она. — С громкой музыкой поаккуратнее. И гостей много не водите.
Вера приняла подарок, улыбнулась, а когда дверь закрылась — впервые за долгое время рассмеялась от души. Ей понравился этот странный дом, полный людей со своими правилами.
С ремонтом всё оказалось сложнее. Снятие старых обоев превратилось в археологию: газеты 70-х, слои зелёной краски, цветастые узоры советских времён. В руках появились мозоли. Но каждый вечер она ложилась спать с ощущением, что приближается к чему-то настоящему.
Паша — мастер «по всему» — возник почти случайно.
— Я Паша. Могу помочь. Если надо — двери, полы, розетки. В общем, по хозяйству.
Он говорил много, любил байки про другие ремонты, пил чай литрами. Но дело делал, и квартира оживала.
И вот однажды, когда Вера стояла на стремянке, намазывая валиком свежую краску на стену, услышала за спиной знакомый голос:
— Вижу, тут у кого-то жизнь удалась.
Она обернулась. На пороге стояла Алина, оценивающая каждый кусок стены, каждый метр пола, будто примеряя пространство к себе.
— Привет, — сказала Вера. — Что пришла?
— Так… посмотреть. Ну мало ли. Интересно же.
Алина медленно прошлась по комнатам. Коснулась подоконника. Фыркнула.
— Удобно тебе, конечно. Просто так — и вот тебе жильё. Одни всю жизнь по углам, а другим… ну, везёт.
Вера сделала вид, что не услышала.
Но впервые за всё время ей стало не по себе — словно Алина не просто смотрела, а прикидывала, что здесь поменять, если бы жила сама.
Ремонт шёл к завершению. Полы блестели свежим лаком, шторы висели аккуратными волнами, и даже Маргарита Семёновна похвалила: «Аккуратно. Молодец».
Вера пригласила Андрея и Алину посмотреть результат. Гордилась. Радовалась. Хотела услышать что-то хорошее.
Алина прошлась по квартире молча. Лишь уголки губ чуть дёрнулись — и то не ясно, от одобрения или от зависти.
А Андрей в тот вечер был странно тихим, будто что-то изнутри его тянуло в сторону.
Через несколько дней Вера устроила ужин в старой квартире — картошка, чай, как обычно. Но в воздухе висело что-то густое, тревожное. И она знала — не случайно Алина пришла раньше.
Когда Андрей сел, Алина вдруг ровно сказала:
— Я хотела обсудить вашу… точнее, Верино… квартиру.
Андрей посмотрел на сестру, как на ведущую передачи, где он заранее знает сценарий, но волнуется.
— Может… — продолжила Алина, — раз уж так сложилось… вы бы… ну… передали её мне? Мне очень тяжело жить с мамой. А вам… вы же молодые, вы и тут справитесь.
Вера сначала даже не поняла.
— Что? — спросила она тихо.
— Я серьёзно, — вставил Андрей, будто боялся, что сестра смягчит удар. — Мы подумали…
«Мы». Значит, обсуждали без неё.
— Вы хотите, чтобы я отдала квартиру? — медленно проговорила Вера.
— Не «отдала». Передала. Семье. Это же мы. Мы же вместе.
— Нет, Андрей, — сказала она и почувствовала, как внутри всё опускается. — Ты и она — это вы. А я — отдельно.
Ссора была громкой. Обидной. Ломающей.
И впервые за годы Вера увидела, как сильно она была третьей лишней в собственном браке.
Развод она озвучила тихо, за завтраком.
Он пытался спорить. Уговаривать. Кричать. Унижать. Потом снова уговаривать.
Но всё — впустую.
И вот теперь, спустя неделю, она сидела на подоконнике своей отремонтированной квартиры, глядя на ноябрьский город. Рядом тёплым клубком свернулся рыжий кот, которого она вчера забрала из объявления.
Она наконец почувствовала, что может жить без постоянного ощущения, что чья-то рука тянется в её карман.
И тишина квартиры впервые за долгое время была не пустой — а своей.
— Ты серьёзно думаешь, что сама вытянула эту квартиру? — услышала Вера из трубки, едва успев ответить.
Голос Андрея был напряжённый, сорванный, будто он копил это несколько дней.
— Андрей, сейчас не время, — устало сказала она, прижимая телефон плечом, пока наливала себе чай в новой кухне.
— Время, — резко перебил он. — Ты меня просто выкинула из жизни. Даже вещей нормально забрать не дала.
— Они в коробках. Забирай когда хочешь.
— Когда хочу? Ах вот как? — он усмехнулся сухо. — А Алина? Ты хоть понимаешь, что у неё сейчас обвал? Мама в больнице, лекарства дорогие…
Вера закрыла глаза. «Опять». Как будто всё в мире вращается вокруг бесконечных проблем его сестры.
— Андрей, я не должна обеспечивать твою семью, — сказала она ровно. — Ты тоже.
— Ну конечно, — он фыркнул. — Зато свою новую жизнь ты строишь быстро. Кот, квартира, уют… У тебя всё хорошо, да?
Она поставила кружку и медленно, по слогам сказала:
— Да, Андрей. У меня всё хорошо. У меня наконец нет чувства, что меня используют.
Он хотел что-то сказать, но она уже отключила звонок.
Она поняла: разговоры с ним теперь — пустая трата воздуха.
Ноябрь тянулся сыростью и ранними сумерками. Квартира пахла свежим деревом и краской, стены ещё чуть отдавали холодом, но Вера всё равно любила эту полуготовую атмосферу нового дома.
Только вот покой пришёл ненадолго.
В один из вечеров раздался стук в дверь. Сильный, резкий, как будто кто-то был уверен, что имеет право ломиться.
Открыла — и увидела Алину.
Без куртки, без сумки — в толстовке, лосинах, взъерошенная. И сразу, не поздоровавшись, шагнула внутрь.
— Так, Вера… — сказала она, оглядываясь. — Нам нужно поговорить.
— На лестнице поговорим, — Вера преградила ей путь. — Здесь ты не проходишь.
— Чего ты боишься? — Алина ухмыльнулась. — Что я тут что-то возьму? Это же всё ТЕПЕРЬ твоё, да?
— Всё — моё, — подчеркнула Вера. — И поэтому прохода нет.
Алина закатила глаза, но отступила на полшага.
— Ладно. Буду стоять тут. Так вот… мама в больнице. Нам нужно денег.
— Андрей пусть даёт, — ответила Вера.
Алина хмыкнула:
— Он дал. Но этого мало. Он сказал… — она осеклась, будто выбирала слова, — …сказал, что ты, может, поможешь. По человечности.
— По какой человечности? — Вера смотрела прямо ей в глаза. — Ты же сама предложила забрать мою квартиру.
— И? Это был рациональный вариант, — Алина говорила так, будто обсуждала не чужую жизнь, а перестановку мебели.
— Рациональный для кого?
— Для всех! — взорвалась она. — Ты живёшь тут одна! Ты вообще понимаешь, как ты выглядишь со стороны? Одиночка в новой хате, с котом, делает ремонт, будто ей никто не нужен!
Вера усмехнулась. Чуть. Усталой, спокойной, взрослой усмешкой.
— Алина, иди домой.
— Нет! — девушка внезапно повысила голос. — Ты разрушила Андрею жизнь! Он ночами не спит!
— Это он тебе сказал? — тихо.
— Да!
— А кто разрушал мою жизнь четыре года подряд? — спросила Вера. — Тот, кто женился на мне, но жил ради тебя. Тот, кто обсуждал МОЁ имущество за моей спиной. Или та, кто приходила и вытягивала деньги, зная, что у нас в кошельке последние купюры?
Алина побледнела.
— Ты… ты просто завидуешь.
— Чему? — Вера приподняла бровь.
Алина сглотнула.
— Ну… тому, что мы с Андреем близки.
— Я рада, что вы близки, — сказала Вера. — Но я больше не обязана быть банком.
Алина вдруг резко шагнула вперёд, будто хотела дотронуться до дверного косяка, но Вера закрыла дверь прямо перед её лицом.
За дверью прозвучало злое:
— Ты пожалеешь!
Но Вера впервые за долгое время почувствовала… облегчение.
Она думала — после этого станет тише.
Не стало.
Андрей звонил каждый день. Иногда требовал поговорить. Иногда — мягко уговаривал. Иногда — угрожал «выставить её жадной перед всей роднёй».
Но Вера была спокойна.
Она больше не была той, что сжимала кулаки, слушая, как он переводит деньги сестре.
Она вставала рано, заваривала кофе, включала лампу от Вадима Петровича, и тишина квартиры была как щит.
Но однажды тишина нарушилась.
Вечером, часов в девять, в дверь позвонили. На этот раз — настойчиво, но не хамски.
Открыла — стоял Андрей.
Немного помятый. Уставший. Не бритый.
— Можно войти? — спросил он тихо.
Вера сразу почувствовала — разговор будет тяжёлым.
— На пять минут, — сказала она, отступая.
Он вошёл медленно, будто боялся сломать воздух. Оглядделся, задержался взглядом на коте, который сидел на подоконнике и внимательно на него смотрел.
— Уютно, — тихо сказал он. — По-настоящему уютно.
— Я старалась.
Он сел за стол. Вера тоже. Некоторое время они молчали.
И вдруг он заговорил ровно, почти без эмоций:
— Я… хочу вернуть всё назад.
Вера приподняла бровь.
— Что именно?
— Нашу жизнь. Нашу семью. Всё. Я… — он глубоко вдохнул, — я был неправ. Я должен был держаться за нас. А я держался за Алину. Я знаю.
Она молчала. Он продолжил:
— Просто… она единственный родной человек, который у меня остался. С детства. Мы же выросли вдвоём. Мама вечно на работе, отец там… сам знаешь где. И я всё время был ей и братом, и отцом, и другом. И… когда мы поженились, я думал, что смогу совместить. Но…
— Но выбрал её, — закончила за него Вера.
— Нет, — он покачал головой. — Я просто… не выбирал. Я жил так, как привык. А ты была рядом, терпела… и я это воспринимал как должное. Теперь понимаю, что был дураком.
Он опустил голову.
— Я хочу попробовать всё вернуть. Если ты… если есть хоть шанс.
Вера смотрела на него долго.
Очень долго.
И внутри у неё было странное ощущение: будто она смотрит на человека, которого уже не знает.
— Андрей, — мягко начала она. — Спасибо, что ты это сказал. Правда. Это многое значит.
Он поднял глаза — в них вспыхнула надежда.
Но Вера продолжила:
— Только уже поздно.
Он замер.
— Почему?
Она вздохнула. Выбрала слова.
«Я больше не хочу быть человеком, который терпит. Я изменилась. И уже не вернусь туда, где была несчастлива.»
Лицо Андрея побледнело.
— То есть… у тебя есть кто-то? — испуганно спросил он.
— Нет. — Вера едва улыбнулась. — У меня есть я.
Он отвёл взгляд в сторону. Цепко посмотрел на стены, окно, кота… будто искал, за что ухватиться.
— Ясно, — прошептал он. — Понятно.
Он поднялся.
— Тогда… тогда прощай.
— Прощай, Андрей.
Он ушёл медленно, тихо закрыв дверь. Кот тут же спрыгнул с подоконника и подошёл к ней, будто почувствовал её состояние.
Вера присела на корточки, погладила его.
И шепнула:
— Всё будет хорошо. Мы уже на другой дороге.
Но история с Алина не закончилась.
Через неделю, когда Вера поздним вечером шла домой из магазина, кто-то выскочил из-за угла.
Алина.
Глаза красные. В руках — телефон.
— Ты больная! — закричала она. — Ты его сломала! Он теперь не человек, а тень! Он домой не приходит, ночами уходит куда-то… Ты его добила!
— Алина, отойди, — спокойно сказала Вера.
— Нет! — она шагнула вперёд. — Ты обязана всё вернуть! Ты должна! Он тебе жизнь отдал!
— Он мне ничего не отдавал. — Голос Веры был спокойным, но твёрдым. — Он жил, как хотел. А я — как могла.
Алина зарыдала резко, истерично:
— Из-за тебя мы теперь одни! Одни! Ты… ты забрала его у меня!
Вера впервые за все эти месяцы увидела: перед ней не манипулятор и не хищница. Перед ней — человек, который боится остаться один. Который всю жизнь держался за брата, как за единственный стабильный кусок мира.
И теперь этот кусок мир ускользает.
Но даже это не меняло сути.
Иногда помочь человеку — значит уйти от него.
— Алина, — мягко сказала Вера. — Андрей — взрослый мужчина. Он сам разберётся. И ты тоже сможешь. Но без моего участия. Я пошла.
Она повернулась и ушла.
Алина не догоняла.
Только плакала.
Прошло два месяца.
Зима вступила в силу — снег хрустел под ногами, воздух пах дымом и холодом. Квартира превратилась в настоящий дом: новые полки, мягкий диван, аккуратный столик у окна.
Вера нашла работу недалеко — небольшое рекламное агентство. Коллектив спокойный, директор сдержанный, кофе на кухне всегда горячий.
Жизнь стала простой и прямой. Тихой, но живой.
Иногда она думала об Андрее — спокойно, без боли. Иногда — о разговоре с Алиной. Но прошлое постепенно растворялось.
И вот однажды вечером, выйдя на лестничную клетку, Вера столкнулась с Вадимом Петровичем.
— Здравствуйте, соседка, — сказал он, глядя на сумки в её руках. — Вы всё красивее квартиру делаете. Я слышу, как у вас там всё ровно, чинно. Приятно жить рядом с такими людьми.
— Спасибо, — улыбнулась Вера. — А как вы?
— Да ничего, — пожал он плечами. — Дышу, пока дышится. А Маргарита Семёновна спрашивала про вас — говорит, вы «мудрая девушка». Вы ей нравитесь.
Вера удивилась.
— Правда?
— А то, — рассмеялся он. — Она редко кем довольна.
Она открыла дверь своей квартиры. Внутри пахло чем-то очень домашним — свежей едой, древесиной и чуть влажной шерстью кота. Вера сняла куртку, поставила чайник.
Села на подоконник.
Город за окном светился, шумел, жил.
И вдруг она подумала:
«Мне больше не страшно быть одной. Мне страшно снова потерять себя — а этого я уже не допущу.»
Она улыбнулась.
И впервые за долгое время почувствовала не только покой — но и будущее.
Конец.