— Я вот думаю, Анечка, — произнесла она, стоя в дверях спальни, — этот шкаф тебе ни к чему. Большой, место занимает. Мы с Ниной могли бы туда свои вещи сложить, а ты бы себе комод купила.
Анна даже не повернулась.
— Нет.
— Почему “нет”? — искренне удивилась свекровь. — Что за жадность? Мы же семья.
— Потому что это мой шкаф, — отрезала Анна.
— Ну и что? Мы же не чужие!
Анна взорвалась.
— Да вы чужие мне! Вы вторглись в мою жизнь без спроса и теперь ещё мебель делить хотите!
Лидия Петровна всплеснула руками.
— Вот она, неблагодарность! Я ж тебе как мать!
— Да вы мне не мать! — выкрикнула Анна. — У меня своя была, и она меня уважала!
Тишина. Только часы тикали. Лидия Петровна стояла, побелевшая, потом молча ушла в комнату, захлопнув дверь.
Вечером Игорь устроил разбор полётов.
— Ты с ума сошла? — прошипел он, чтобы не слышали. — Маме грубить?! Она из-за тебя весь вечер плакала!
Анна посмотрела на него с усталой усмешкой.
— Пусть плачет. Может, хоть так поймёт, что нельзя вести себя как хозяйка в чужом доме.
— Это не чужой дом, — мрачно сказал Игорь.
— Для неё — чужой! И для тебя скоро будет, если ты дальше молчать будешь!
— Ань… ну что я должен делать? Выгнать мать на улицу?
— Она сама туда идёт, если честно, — отрезала Анна. — Только делает вид, будто жертва.
Игорь встал.
— Я тебя не узнаю. Раньше ты была мягче. Добрей.
— А я устала быть доброй, — сказала она, глядя прямо ему в глаза. — Добрых обычно топчут.
С тех пор Анна почти не разговаривала с ними. Завтракала рано, пока все спят, ужинала на работе или у Раи. Дом стал как коммуналка: всё общее, но чужое.
Иногда слышала, как Нина по телефону жалуется сыну:
— Мы тут живём, как сироты. Хозяйка злая, еду не даёт, на всё орёт. А ведь могли бы дружно…
А свекровь добавляла в ответ:
— Терпим, Нин, ради Игоря. Она сама поймёт, что не права.
Поймёт… ага. Только поймёт она одно — что отступать больше нельзя.
Однажды вечером, когда все сидели за ужином, Лидия Петровна вдруг сказала:
— Анечка, я тут думала… Ты же всё равно работаешь целыми днями. Может, нам с Ниной оформить временную регистрацию? Чтобы не бегать по документам, когда в поликлинику или на почту.
Анна уронила вилку.
— Что — оформить?
— Регистрацию. Ну, прописку временную. Что тут такого?
— Всё, — тихо сказала Анна. — Вот теперь хватит.
— Ань, не кипятись, — попытался вмешаться Игорь. — Мама просто просит…
— Да не просит она! — крикнула Анна. — Она снова по-тихому захватывает территорию!
— Что за слова, — обиделась свекровь. — Мы же не враги тебе!
— А кто тогда? — Анна сжала кулаки. — Люди, которые врываются без спроса, лгут, переворачивают всё с ног на голову — это кто, семья?
— Девочка, не груби старшим, — ледяным голосом сказала Нина.
— А вы не лезьте в чужие дела, — отрезала Анна. — Вы мне вообще никто.
— А ты, выходит, святую из себя строишь? — зло усмехнулась свекровь. — Без нас бы на улице сидела!
— Ошибаетесь. Я теперь как раз не сижу на улице. Я в своей квартире.
Лидия Петровна встала.
— Значит, ты не хочешь, чтобы мы здесь были?
Анна посмотрела прямо в глаза.
— Я хочу, чтобы вы ушли. Сегодня.
В комнате повисла тишина. Слышно было, как за стеной капает кран.
— Сынок, ты слышал? — дрожащим голосом сказала Лидия Петровна. — Она нас выгоняет.
Игорь молчал. Внутри у него, видно, всё крутилось, но он стоял, как прикованный.
Анна смотрела на него и ждала. Вот он, момент истины. Или он — за неё, или против.
— Игорь, — тихо сказала она, — скажи им, чтобы собирались.
Он посмотрел на мать, потом на жену. И выбрал.
— Мама остаётся, — глухо сказал он. — Это мой дом тоже.
Анна будто окаменела. Всё стало чётким, ясным.
— Ну, раз это твой дом, — холодно сказала она, — тогда и живи в нём. С ними.
Она ушла в спальню, закрыла дверь, включила свет и села на кровать. Сердце стучало как молот.
В голове звучали только слова Раи: «Смотри, чтоб не выжили тебя из квартиры».
Она поняла — почти выжили. Почти.
Но не добьют. Она не даст.
На следующий день она взяла выходной и пошла к юристу. Прямо в обед.
— Мне нужно, — сказала она, — чтобы эти люди не имели ни малейшего права жить в моей квартире.
Юрист, молодая женщина в очках, посмотрела внимательно.
— Они прописаны?
— Пока нет. Но уже заикались.
— Значит, хорошо. Составим заявление о предупреждении незаконного проживания. И если начнут угрожать — сразу вызывайте полицию.
Анна кивнула. Вышла из офиса с чувством, будто надела броню.
Домой возвращалась с поднятой головой. На улице — поздний октябрь, листья месили под ногами мокрую кашу, небо низкое, серое. Но внутри впервые за долгое время — уверенность.
Она больше не боится.
А вечером всё случилось.
Лидия Петровна с Ниной вернулись с рынка, гремя сумками.
— Мы тут продукты купили, Анечка, — радостно сказала свекровь. — С завтрашнего дня всё будем готовить сами. Чтобы тебе легче было.
Анна только усмехнулась.
— О, спасибо, облегчение прямо чувствую.
— Ты опять с иронией, да? — обиделась Нина. — Не ценишь заботу.
— Нет, я просто больше не собираюсь терпеть, — сказала Анна. — Так что — соберите свои вещи. Завтра, чтобы вас здесь не было.
— Что?! — взвизгнула свекровь. — Ты не имеешь права!
— Имею. И вот бумаги, — Анна вытащила из сумки папку с документами. — Моя собственность, зарегистрированная на меня. Вы — гости без согласия.
— Игорь! — крикнула Лидия Петровна. — Скажи ей, что она не в своём уме!
— Аня, может… — начал он.
— Даже не думай, — перебила она. — Завтра вы уходите. Все.
Тишина повисла, тяжёлая, густая. Даже телевизор в соседней комнате будто притих.
Нина первая не выдержала.
— Мы ещё посмотрим, кто кого отсюда выгонит, — процедила она. — Не всё так просто, девочка.
Анна кивнула.
— Посмотрим, — сказала она. — Только готовьтесь к тому, что завтра чемоданы будут стоять у двери.
Ночью она не спала. Лежала, слушала, как свекровь с Ниной шепчутся на кухне. Что-то обсуждают, цокают языками, шуршат бумагами.
И вдруг Анна услышала фразу, от которой похолодело внутри:
— Завтра утром к нотариусу зайдём. Пусть Игорь подпишет доверенность. Всё равно квартира «на семью». Мы её отобьём, Нин, не бойся.
Анна сжала кулаки.
Вот оно. Вот ради чего всё это. Не «временно пожить». Не «помочь сыну». Они хотят забрать квартиру. Через мужа.
Она закрыла глаза и прошептала в темноте:
— Ну, попробуйте. Только я теперь другая.
Утро началось слишком тихо.
Так тихо, что Анна сразу насторожилась. Ни шороха кастрюль, ни утренних новостей, ни ворчания про давление и таблетки.
Она встала, пошла на кухню — и застала всю «троицу» в сборе.
Лидия Петровна в пальто, с папкой под мышкой. Нина — с телефоном, поправляет губы в отражении чайника.
Игорь — бледный, вялый, но одет прилично.
— Вы куда это намылились? — спросила Анна, стоя в дверях.
Нина усмехнулась.
— По делам. Не твоего ума дело.
— Ага, конечно, — ответила Анна. — Опять к нотариусу?
Все трое замерли.
— С чего ты взяла? — насторожилась свекровь.
— Да так, — усмехнулась Анна. — Слышу я хорошо. Особенно когда ночью кто-то решает, как мою квартиру «отбить».
Игорь поднял глаза, виновато.
— Ань, это не то, что ты думаешь…
— Да неужели? — она шагнула ближе. — А что я думаю? Что вы решили оформить доверенность, чтобы потом продать жильё за моей спиной?
— Никто ничего продавать не собирался! — вспыхнула свекровь. — Мы просто хотели защитить сына!
— Защитить? От кого? От жены, которая его кормит, стирает, крышу над головой даёт?
Нина закатила глаза.
— Господи, начинается драма. Женщина, ты успокойся, а? Никто твою хибару не трогает.
Анна подошла ближе, глаза горели.
— Это моя хибара. И с сегодняшнего дня — без вас.
— Да что ты всё повторяешь одно и то же! — сорвалась свекровь. — Мы не бомжи, чтоб нас выгонять!
— Тогда живите у себя, — холодно сказала Анна. — У тебя, Нина, вроде двушка на Перово есть? Или вы решили всё же здесь прижиться?
Нина побледнела.
— Откуда ты знаешь про Перово?
— Я всё знаю, — ответила Анна. — Даже то, что долг за коммуналку у вас там — три месяца. И что вы хотели переписать квартиру на Игоря, чтобы потом обменять.
Наступила тишина. Только тиканье часов.
Игорь сел, опустил голову в ладони.
— Мам… это правда?
— Не твоё дело, — буркнула Нина.
— Моё! — вдруг вскрикнул он. — Вы что, хотели меня в это втянуть?!
Анна стояла рядом, молча. Не злость — холод. Лёд.
— Игорь, — тихо сказала она, — теперь ты выбираешь. Либо со мной, либо с ними. Но в одном доме мы не уживёмся.
Он посмотрел на мать, потом на жену.
Секунда. Две.
И всё стало ясно по его взгляду.
— Я не могу их выгнать, — выдохнул он. — Это же мама…
Анна кивнула.
— Я поняла. Тогда я уйду.
— Аня! — вскрикнул он. — Подожди!
— Нет. — Она уже шла в спальню. — Пусть эта квартира будет тебе напоминанием. О том, что иногда мама — это не семья, а цепи.
Она собрала чемодан быстро. Документы, одежда, ноутбук, фото с выпускного — всё, что напоминало о ней, а не о них.
За дверью слышно было, как Лидия Петровна шепчет:
— Вот и всё. Сама ушла. Мы победили.
Анна усмехнулась.
— Рано радуетесь.
Она вышла в коридор, поставила чемодан, посмотрела прямо в глаза Игорю.
— Через неделю здесь будет юрист. Проверят регистрацию, подадут уведомление. Вы жить тут не будете, даже если стены на себе унесёте.
— Ты злая, — прошептала свекровь.
— Нет. Я просто наконец-то — взрослая, — ответила Анна и захлопнула за собой дверь.
На улице — дождь. Холодный, противный, московский.
Но Анна шла и чувствовала: впервые за долгое время ей не тяжело. Наоборот — будто спала сбросила.
Позвонила Рае.
— Ну что, — сказала подруга, — сожгла мосты?
— Не мосты, а мусор, — ответила Анна, усмехаясь. — Теперь — чистый воздух.
— Куда теперь?
— К тебе, наверное. На пару дней. А потом — сниму квартиру. Новую. С окнами на солнце. Без их шорохов, без ложек, без “Анечка, ты не права”.
Рая рассмеялась.
— Ну наконец-то! Та самая Анька, которую я помню — вернулась.
Анна улыбнулась.
— Да. Вернулась. Только теперь я — с бронёй.
Позже, через месяц, пришло письмо.
Из суда.
“Уведомление о прекращении незаконного проживания третьих лиц по адресу…”
Она аккуратно положила бумагу на стол, налила себе кофе, села у окна.
На улице уже падал снег.
Мир тихий, белый, чистый.
Она вздохнула, улыбнулась и сказала вслух:
— Всё. Больше никто не будет топтаться по моему дому. Ни ногами, ни словами.
И впервые за долгое время стало спокойно.
Не потому что вокруг тишина.
А потому что внутри — свобода.
Конец.