— Как ты можешь! — выкрикнула она. — Иначе как предательством я твой поступок, тем более в такой момент не назову!
Марина моргнула и посмотрела в упор на Тамару Игоревну.
— У нас двое детей, — произнесла она тихо. — И отец двоих детей с мечтой — ломать себе конечности. Ты ему оплатила его мечту, ты теперь и восстанавливай, Тамара Игоревна!
— Я — предупреждала, говорила про статистику, про больницы, про семейный бюджет. Он сам отдал половину денег, он сам сделал заказ на ваше имя. Я тебе не враг, Паша, я тебя берегла как могла! – расплакалась наконец-то Марина.
— Берегла! — захохотала Тамара сухо.
— Довела ты его, вот что! Своим молчанием бессердечным. Своей обидой. Своей… энергией негативной. Я знаю вас, тихонь. Вы как вода: без удара — и подточите камень.
Марина лишь отвернулась, чтобы хотя бы не видеть свекровь.
— Ах вы… — Марина снова посмотрела на Тамару Игоревну, и впервые в её глазах вспыхнуло что-то похожее на злость.
— Мне некогда играть в мать Терезу.
— У меня двое детей дома, муж — здесь, по сути, без ног, и свекровь, которая до сих пор не понимает, что натворила.
— Предательница, — еле слышно сказала Тамара.
Марина устало улыбнулась — без ласки, без злости.
— Предательница — это та, кто предаёт ребёнка ради дешевого авторитета. Вы сделали это не думая, лишь бы Ваш сыночек Вам был благодарен, любил Вас, слушал Вас. Чтобы вы для него были хорошей, а я – плохой, — произнесла Марина
— Слышишь, заботливый муж и отец-экстремал! Из больницы выписываешься к матери! — сказала Марина и вышла из палаты.
***
Павлика выписали, правда в кресле, сказали, что нужно ждать, потом на одну операцию, потом опять ждать потом, опять в больницу. Там какие-то тренажеры, что будут снова учиться ходить…
Однажды вечером, пересыпая гречку по банкам пока Павлик опять был на восстановлении, она сорвалась и пошла к Ираиде.
— Это всё она! — зачастила словами Тамара. — Это она его довела. Молчала, как вода в дубовом бочке. Это её обида! Её энергия!
Ираида опять сидела молча и слушала, а потом сказала:
— Тамар, ну, можно, конечно, и дальше верить в тот бред, который ты несешь. Можно. Оно мёдом губу не мажет, правда.
— Но я тебе вот что скажу: у меня шурин так погиб — на мотоцикле. Без Марины и сглаза. Просто всё это опасное очень… Ты же сама теперь узнала, сколько этих двухколесных попадают – кто сразу на погост, а кто вот так…
— Их же врачи даже прозвали своим черным юмором “погремушками”! А ты — о справедливости говоришь? Справедливо — это когда каждый свою долю вины видит. А невестка твоя – не виновата!
— Какая вина у меня? — выпрямилась Тамара. — Я ведь хотела как лучше! Он же — взрослый! И мечта!
— Мечта — вещь хорошая, — кивнула Ираида.
— Но у них есть ещё дети, кредиты, квартира. Сорок — не девятнадцать, когда можно голову сложить в какой-нибудь дворовой заварушке и поминай как знали, а у него – дети, жена…
— Мы все — умные задним числом. Только ты, Тамар, умной задним числом не хочешь быть. Ты хочешь быть правой.
Слова Тамару больно ударили, не ожидала она таких сильных слов от своей подруги.
Тамара впервые молча села. В голове вспомнилось, как Павлик, уже в гипсах, брал телефон и, думая, что никто не слышит, шептал: «Маринка, я идиот. Прости. Если что, ты решай всё без меня, только детей береги». И как Марина выдохнула в трубку: «Выживем».
Весна долго не наступала, но в мае всё же тепло победило холод.
Павлик, морщась, делал шаги по коридору с ходунками и считал вслух: раз, два, три — остановка.
Марина приходила с детьми в квартиру к свекрови по выходным: они раскладывали пазлы, читали, играли с отцом в настольные игры
— Бабушка, — спросил однажды старший внук, — папа теперь не будет кататься на мотоцикле?
Тамара присела на корточки от резко подскочившего давления, слово “мотоцикл” стало для неё каким-то зловещим, каким-то страшным.
— Папа теперь будет просто жить. А мы будем ему помогать. Да, Павлик? – обратилась она к сыну.
Тамара улыбнулась. Впервые за долгие месяцы улыбка не была горькой. Она вышла во двор, где дети гоготали на качелях, и постояла, слушая, как по асфальту текла весенняя вода.
Марина всё же развелась с Павлом, но каждую неделю приходила к свекрови и бывшему мужу с детьми. Она даже иногда смеялась, и дети с надеждой то и дело поглядывали на папу и маму.
Но чуда не произошло, Марина так и не приняла мужа обратно, она просто сделала выводы.
Она могла также общаться с ним, и даже смеяться над его шутками, в её голосе не было обиды, она простила его уже давно, но она сделала выводы и больше не хотела возвращаться обратно туда, где она ждет его с очередного сплава по реке или этих гоночных заездов.
А Паша восстановился, да так, что снова принялся за старое. Нет, на байдарках он больше не сплавлялся, суставы болели от переохлаждения. Он теперь прыгал с высотных объектов города на тросе.
– Вот ведь бестия, вот приняла бы мужа обратно, может быть он бы образумился, а то ведь… Опять за старое! – опять жаловалась Тамара Игоревна своей подруге, но теперь Тамара переживала за сына, теперь мать ждала сына с очередной его опасной вылазки по городским джунглям, надеясь, что хотя бы к 50 Павлик образумится, если конечно доживет…
