Он ошибся. Это было не затишье. Это было обнуление. В тот момент, когда его презрительное «Что я, грузчик тебе?» повисло в воздухе, в Юлии что-то умерло. Не любовь — она, кажется, умерла уже давно, тихо и незаметно. Умерла надежда. Умерло желание что-то доказывать, спорить, искать справедливость. Весь эмоциональный шторм, бушевавший в ней, схлынул, оставив после себя гладкую, холодную, как арктический лёд, поверхность.
Она больше не смотрела на него. Её взгляд, пустой и отстранённый, скользнул по комнате, безразлично фиксируя детали их общей жизни: фотографии на полке, его любимое кресло, разбросанные журналы. И тут её глаза остановились. У дивана, рядом с тем местом, где он только что сидел, стоял его рабочий портфель. Дорогой, из толстой телячьей кожи, с тяжёлыми латунными замками. Символ его мира. Его статуса. Его «глобальных вопросов». В этом портфеле лежала вся его «занятость» — ноутбук с проектами, папки с договорами, ежедневник, расписанный на месяц вперёд. Его вселенная в кожаной оболочке.
Не сказав ни слова, она сделала шаг. Потом ещё один. Её движения были плавными, почти сомнамбулическими, но в них чувствовалась стальная, неумолимая логика. Игорь, уже успевший снова погрузиться в телефон, краем глаза заметил её движение. Он решил, что она, надувшись, пошла в спальню. Типичное женское поведение, по его мнению. Он даже не оторвался от экрана.
Юлия подошла к дивану и наклонилась. Её пальцы коснулись прохладной, гладкой кожи портфеля. Она взялась за ручку и подняла его. Он был тяжёлым. Вес его работы, его важности. Она выпрямилась, держа портфель в руке, и молча направилась в сторону балконной двери.
Только сейчас до Игоря начало что-то доходить. В её молчании было нечто зловещее. Он оторвал взгляд от телефона и увидел её спину, удаляющуюся к балкону.
— Ты куда? — спросил он с ноткой раздражения.
Она не ответила. Её рука уже легла на ручку балконной двери. Щёлкнул замок. Холодный сквозняк коснулся его ног. И тут его мозг наконец сложил два плюс два. Её странное спокойствие. Его портфель в её руке. Балкон. Седьмой этаж.
— Ты что удумала?! — взревел он, вскакивая с дивана так резко, что телефон вылетел у него из рук и со стуком упал на ковёр.
Он бросился за ней, но опоздал. Юлия уже стояла на балконе. Она не смотрела вниз, не смотрела на него. Её взгляд был устремлён куда-то вдаль, за крыши соседних домов. Она держала портфель обеими руками, словно готовясь к броску. Ветер трепал её волосы.
— Юля, поставь! Ты с ума сошла?! Там документы! Там ноутбук!
Он замер в дверном проёме, боясь сделать резкое движение. А она, не обращая никакого внимания на его вопли, сделала лёгкий, почти изящный замах. Кожаный портфель описал в воздухе короткую дугу и беззвучно полетел вниз. Они оба, как заворожённые, проследили за его падением. Он кувыркался в воздухе, становясь всё меньше и меньше, пока не исчез из вида. Глухого удара о землю они не услышали.
Юлия медленно повернулась. Она прошла мимо него, застывшего в проёме с перекошенным от ужаса и ярости лицом, и вернулась в комнату. Она остановилась посреди гостиной и спокойно посмотрела ему в глаза. В её взгляде не было ни злости, ни раскаяния. Только холодная, выжженная пустота.
— Иди. Помоги своей секретарше собрать.
Секунду он просто стоял, глядя на неё. Его мозг, парализованный шоком, отказывался обрабатывать произошедшее. Он смотрел на её спокойное лицо, на пустые руки, на открытую балконную дверь, из которой тянуло холодным вечерним воздухом, и не мог соединить эти образы в единую картину реальности. А потом пелена спала. Осознание обрушилось на него не волной, а раскалённой лавиной.
Его лицо из бледного стало багровым. Вены на шее и висках вздулись, превратившись в уродливые синие жгуты. Он сделал вдох, но вместо крика из его горла вырвался какой-то сдавленный, хриплый сип.
— Ты… Ты… — он не мог подобрать слов, задыхаясь от ярости, которая была настолько всепоглощающей, что лишала его способности говорить.
Он рванулся с места, но не к ней. Он заметался по комнате, как зверь в клетке, хватаясь руками за голову. Он подбежал к окну, вглядываясь в темноту двора внизу, словно надеясь, что это был дурной сон, что портфель лежит целый и невредимый на газоне. Но там, внизу, была лишь тьма.
— Ты хоть понимаешь, что ты наделала?! — наконец прорвало его. Его голос сорвался на визг, полный животного ужаса. — Там вся моя работа! Все контракты за полгода! Ноутбук! Ты уничтожила всё!
Юлия молчала. Она просто стояла и смотрела на него. Не сочувственно, не злорадно, а с холодным, почти научным любопытством, как энтомолог наблюдает за бьющейся в агонии букашкой. Её спокойствие выводило его из себя ещё больше, чем сам поступок. Он ожидал слёз, криков, раскаяния — чего угодно, только не этой ледяной стены.
— Это не просто деньги, дура! Это моя карьера! Моя репутация! Мне завтра на встречу с инвесторами! Что я им скажу?! Что моя сумасшедшая жена выбросила все документы с седьмого этажа?!
Он остановился прямо перед ней, тяжело дыша и в упор глядя ей в глаза. Он искал в них страх, но видел лишь своё искажённое яростью отражение.
— Зачем? Просто скажи, зачем? Из-за сраных пакетов с едой? Ты променяла моё будущее на свою минутную истерику?
И тут она ответила. Тихо, ровно, без малейшей дрожи в голосе.
— Нет, Игорь. Не на свою. На твою. Ты же сам сказал, что таскать пакеты — это не твоя глобальная задача. Вот я и помогла тебе. Избавила тебя от лишнего груза. Теперь ты можешь сосредоточиться на действительно важных вещах.
Это было страшнее любого оскорбления. Логика её ответа была настолько чудовищной и в то же время безупречной, что он на мгновение опешил. Она взяла его же оружие — его высокомерие, его ценности — и ударила им по нему самому.
— Ты больная… — прошептал он, отступая на шаг. — Ты просто ненормальная.
— Возможно, — так же спокойно согласилась она. — Жизнь с тобой кого угодно сделает ненормальным. Ты годами объяснял мне, что мои проблемы — это мелочи и глупости. Что моя усталость — это ерунда по сравнению с твоей великой работой. Я наконец-то поняла. И просто убрала твою работу из уравнения. Теперь у нас нет проблем.
Он смотрел на неё, и до него медленно доходило. Дело было не в ноутбуке и не в документах. Она уничтожила не его карьеру. Она уничтожила их. Окончательно и бесповоротно. Это был не скандал. Это была казнь.
Он больше не кричал. Его ярость выгорела, оставив после себя лишь чёрный пепел и звенящую пустоту. Он посмотрел на неё взглядом абсолютно чужого человека, врага. Он увидел перед собой не жену, а разрушительницу, которая с улыбкой стёрла в порошок всё, что он строил.
— Убирайся, — выдохнул он.
— Это и моя квартира, — безразлично парировала она и, развернувшись, пошла в сторону кухни.
Он остался стоять посреди комнаты. Внизу, во дворе, на мокром от вечерней измороси асфальте, лежали обломки его мира. А здесь, в квартире, на выжженной земле их семейной жизни, стояли два человека, для которых больше не существовало общего будущего. Только общая территория, на которой отныне началась война…
