А эта «хорошая» жизнь – просто переливающийся мыльный пузырь: снаружи, вроде – красиво, а внутри – пшик в виде Торичеллиевой пустоты.
Возник естественный вопрос: “Где деньги, Зин? Точнее, Андрюша: где деньги?”
Где эти сначала десять тысяч в месяц, потом – двадцать, а потом и все тридцать? Да еще множим все это на двенадцать месяцев и три года на ум пошло, как говаривал один юморист.
А деньги получались неплохие, даже очень! И они бы пригодились: Инка уже подумывала об ипотечной трешке и ребенке. Хотя, где деньги, можно было легко догадаться.
И тут муж смешался и не нашелся, что сказать: «разбор полетов» состоялся тем же вечером.
Да, умный и остроумный Андрей не нашел слов для ответа! И откуда жена все узнала?
Откуда, выяснится завтра на работе. И, по сочувствующе-презрительным взглядам коллег, Андрей Борисович поймет, что его безупречная репутация никогда не будет прежней.
А пока предстоял разговор с женой.
– А я знаю! – сказала Инка. – Ты все отдавал мамочке!
– И что? – пришел в себя муж. – Да, отдавал!
В принципе, это уже не было для Инки новостью: найденная ей карта предназначалась, скорее всего, для непосредственного перевода денег свекрови.
До этого, видимо, Андрей давал ей наличные.
– И сестре?
У Дрюни была великовозрастная сестра, совершенно не утруждавшая себя в материальном плане.
Эдакая двадцатилетняя, воздушная и непредсказуемая поэтесса, витающая в эмпиреях: ночной зефир струит эфир.
Или – ночной эфир струит зефир: фиг их поймешь, этих лириков!
В общем, кто-то что-то где-то там без перерыва струит.
Девчуля писала с утра до ночи зарифмованную …ень и выкладывала ее у себя в блоге: читайте и завидуйте!
Этим трудовая деятельность ее, собственно, и ограничивалась.
А аппетит у поэтессы был отменным – она наворачивала за троих.
– И сестре! – согласился муж. – Но я же не все отдавал!
– А почему не все-то? – поинтересовалась Инка. – Надо было отдавать все! И теперь ты сможешь это сделать: я с тобой развожусь.
– Вот поэтому я и скрывал от тебя, что помогаю родне! – негодующе произнес муж – Потому что ты обязательно будешь против! Правильно мама говорила, что ты жадная и злая.
«Ну, конечно – правильно! Разве твоя мамочка может говорить неправильно? – неприязненно подумала Инка».
А вслух произнесла:
– Зато ты слишком добрый! Жаль, за чужой счет! Но меня это уже не интересует!
– Хорошо, а если бы я не врал, ты бы согласилась помогать моей маме и сестре? – спросил Андрей.
– Если бы они, действительно, нуждались, согласилась бы! Только, по-моему, они вполне могут обойтись без твоей помощи!
Моя мама – инвалид второй группы и то справляется.
А твоя мама и преподает, и репетиторством занимается, и ей не хватает? А сейчас – еще и пенсия подоспеет!
К тому же, может, кое-кому из рифмоплетов оторвать пятую точку от дивана и пройти поработать?
А то есть в три горла можно, а обеспечить себя жр.ачкой – нет? Нестыковочка получается!
Ну, да – нестыковочка! Но это же – сестра и мама: самые родные для него люди! Но откуда она узнала-то?
И тут появилась свекровь – оказывается, в начале их разговора сынуля написал маме СМС, состоящее из одного слова: “Спалились”.
И мама, конечно же, прилетела спасать свое любимое чадо от злой невестки: началось в колхозе утро!
Тут было все:
– И – что это ты удумала, пар.ши.вка? И – для рОдной мамы денег пожалела! И, конечно же – еще слезами умоешься, а мы поглядим! И – про пазлы…
Девушка смотрела на мужа и свекровь и понимала, что с этими людьми ее уже ничего не связывает: нет родни и это не родня.
Нет, конечно же, можно было все это «спустить на тормозах»: простить непутевых родственников и попытаться выстроить все заново.
Тем более, что Инка жадной вовсе не была! Да и деньги у нее водились.
Но, судя по происходящему, никто просить прощения у девушки не собирался, даже больше: виноватой считали именно ее.
Поэтому, подумав, «в сухом остатке» Инка получила три года и три короба вранья, значительную сумму потерянных денег, никакого раскаяния и все то же, неприязненное отношение к ней свекрови.
И это еще мягко сказано!
И поняла, что все это ей уже не нужно. И, действительно, зачем? Чтобы – что?
Ведь если люди за это длительное время пребывали в полной уверенности, что действуют совершенно правильно, вряд ли они что-то поймут и изменятся.
А вести себя по-прежнему Инка была не готова. Поэтому, развод. Однозначно!
– Да кто ты после этого? – заорала свекровь.
– Тоже мне – боярыня Морозова! – не сдержалась и невестка, выплеснув всю копившуюся годами обиду и боль на ненавистную тетку. – Сами обратно пойдете – ногами или розвальни вам вызвать?
И ты, добрый человек сердца – Жан Вальжан! – орала позабывшая все приличия девушка. – Вали вместе со своей мамочкой!
Элеонора Борисовна остолбенела: ее выгоняют! И как изощренно!
И кто? Это ничто..жество – какая-то примитивная бухгалтерша Инесса?
– Сынок, мы уходим!
– Но мамочка, можно я останусь? – просяще произнес сын: ему очень не хотелось возвращаться в хрущевскую двушку из просторной Инкиной сталинки – сестру-поэтессу ему точно было не прокормить.
Да и ездить на метро на работу он уже отвык…
– Никаких «но»! – взвизгнула Элеонора. И добавила: – Не унижайся, сынок!
– Слушай маму – она плохого не посоветует! – сказала Инка.
И мама с сыном ушли: хочется верить, что далеко и надолго. А не надо было обзываться Инессой Арманд! Поэтому так вам и надо.
И кто оказался, в результате, в выигрыше? То-то же!
