В этот момент внутри Станислава что-то сломалось. Годами копившееся молчаливое принятие несправедливости, все эти дни рождения, Новый Год, 23 февраля, 8 марта, когда Вероника получала дорогие сервизы, украшения, а им вручали одну коробку конфет “на троих” со словами “вам же не надо, вы сами зарабатываете” — все это встало огромным комом в горле.
Мужчина посмотрел на сына, на его потухшие глаза, на сжатые кулачки, на жену, которая смотрела в тарелку, чтобы не выдать своих чувств.
Станислав молча встал из-за стола и вышел в прихожую. Вернулся он с небольшой, скромно обернутой коробкой.
— Ваня, иди сюда, — позвал он сына.
Мальчик, не понимая, неуверенно подошел к отцу. Станислав вручил ему коробку.
— Это тебе от нас с мамой и от… бабушки…
Иван стал разворачивать бумагу. Внутри была не приставка, не огромный конструктор.
Там была хорошая, качественная книга о динозаврах, которую он хотел, и набор для выжигания. Его лицо озарила улыбка. Он крепко обнял отца.
— Спасибо, пап! Спасибо, мам! Спасибо, бабушка! — он по инерции повернулся к Татьяне Петровне.
— Не за что. Я же не при чем, — та смерила внука холодным взглядом.
Наступила неловкая пауза. Станислав выпрямился во весь свой рост. Он был высоким, крепким мужчиной, но в глазах матери всегда оставался маленьким мальчиком, которого можно было осадить одним строгим взглядом.
— Нет, мама, — сказал он твердо. — Ты при чем,потому что это твой подарок. Я просто купил его от твоего имени… как обычно, потому что ты, видимо, опять забыла.
Глаза Татьяны Петровны сузились. В комнате повисла тишина, нарушаемая только звуками из гостиной, где беззаботно хохотали Вероника, ее муж и дети.
— Что это значит? — прошипела она.
— Это значит, что последние… сколько лет? Я уже и не помню. Все подарки Ване на дни рождения и Новый Год покупаем мы. Просто подписываем открытку от тебя, чтобы мальчик не думал, что бабушка его не любит. Но сегодня я забыл купить “твой” подарок заранее. Пришлось импровизировать.
Ольга ахнула. Она не знала об этом. Иван посмотрел сначала на отца, а потом – на бабушку. Лицо Татьяны Петровны побагровело.
— Ты… Ты что себе позволяешь?! Как ты смеешь так говорить! Я не обязана никому ничего дарить! Я вас вырастила, ты мне жизнью обязан!
— Я ничего и не требую, мама, — голос Станислава оставался спокойным. — Я просто констатирую факт. Ты даришь подарки только сестре и ее детям. Мы с Ольгой давно смирились с этим, но Ваня — ребенок. Он не должен быть заложником твоего выборочного отношения.
— Да как ты смеешь?! — Татьяна Петровна вскочила, опрокинув стул. Ее голос сорвался на визгливый крик. — Я тебя рожала, я ночи не спала! Я тебя на ноги подняла! Ты мне должен! Ты обязан меня уважать, заботиться обо мне, а ты тут устраиваешь мне сцены из-за какого-то подарка?! Да я вас всех кормила, одевала, обувала!
— Мама, при чем тут это? — попыталась вставить слово Вероника, появившись в дверях, но ее тут же осадили.
— Молчи! Ты тоже хороша! Пользуешься, наверное, рада, что я только твоих детей люблю! — злобно проскрежетала зубами мать.
Вероника смущенно отступила и больше не сказала ни слова, продолжая наблюдать за тем, что происходило.
— Я тебе помогал все эти годы после смерти отца! — не сдавался Станислав, тоже повышая голос. — Я тебе квартиру отремонтировал, машину поменял, на море возил, а Ольга тебе лекарства покупала, когда ты болела! Разве мы что-то требовали в ответ? Нет! Потому что ты — мать, и это — нормально! А скажи мне, когда Вероника в последний раз тебе таблетку от головной боли привозила? Никогда! Но подарки — она получает, и ее дети — тоже.
— Она мне внимание уделяет! — закричала Татьяна Петровна, уже совершенно не контролируя себя. — Она звонит, приезжает! Да и вообще, я не обязана твоему сыну ничего дарить! Хочу — дарю, хочу — нет!
— Хорошо, мама, — тихо сказал мужчина. — Ты права. Ты не обязана. И я тогда тоже не обязан. Никакого больше ремонта, денег, поездок, – ничего! Ты не обязана моему сыну, я не обязан тебе. Все честно.
Он повернулся к жене и сыну.
— Оль, Ваня, одеваемся. Поехали домой. Нам здесь больше нечего делать!
Ольга, бледная, молча кивнула и повела Ивана в прихожую. Татьяна Петровна замерла с открытым ртом.
Она ожидала всего: что он будет оправдываться, что будет умолять о прощении, но не этого.
— Как ты смеешь так со мной разговаривать! Я мать! — это было все, что она смогла сказать.
Станислав уже был в дверях. Он обернулся. Его лицо было уставшим и бесконечно печальным.
— Да, мама. Ты — мать, но мне тоже нужно быть отцом для своего сына. Прости. С днем рождения.
Дверь закрылась. В квартире повисла оглушительная тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием Татьяны Петровны.
Она посмотрела на Веронику, на своих любимых внуков, которые выглядывали из-за спины дочери с испуганными лицами.
— Представляешь? Еще и упрекает меня! Неблагодарный! — выкрикнула она, пытаясь найти поддержку.
Однако Вероника отвела глаза в сторону, избегая встретиться с взглядом матери.
Ей впервые в жизни стало не по себе из-за того, что произошло. Она отлично понимала, что мать несправедлива к сыну брата, но раньше не придавала этому важного значения.
— Мама, нам тоже пора, а то завтра в школу, — с надрывом проговорила Вероника.
Однако Татьяна Петровна подбоченилась и удивленно посмотрела на дочь и внуков.
— Сейчас же летние каникулы, — с усмешкой напомнила она, намекая на то, что Вероника врет.
— Мальчикам нужно на репетицию. Скоро 1 сентября, — холодно возразила дочь и приказала детям собираться. — Нам пора! Андрей, хватит играть, мы уходим! — добавила она, громко позвав мужа, который увлеченно играл в приставку.
Спустя десять минут семья покинула дом Татьяны Петровны. Та, казалось, была этим очень недовольна.
Станислав с Ольгой и сыном Иваном в этот момент подъехали к своему подъезду.
За время, пока добирались до дома, злость и гнева у супругов немного поутихли.
— К маме больше нет ни малейшего желания ездить – надоели унижения, — решительно произнес мужчина.
Ольга понимающе кивнула, она и сама была рада тому, что Станислав принял это решение.
Женщине тоже надоело терпеть и молча наблюдать за тем, как свекровь относится к их семье.
