— Я не всё прошу, — Витя снова сел. Вид у него был, будто с работы выгнали. — Только часть. Чтобы ей помочь рассчитаться с долгами.
— А потом? — Света смотрела прямо, не мигая. — Что будет, если она снова «влюбится»? В очередного поэта с дипломом инвестора? Опять спасать?
— Нет. Это не повторится. Она поняла…
— Сама сказала? — перебила Света.
Он сглотнул.
— Ну… не совсем. Она уверена, что Марат её любил. Просто у него проблемы. Он уехал. Вернётся… наверное.
Света засмеялась. Но смех этот был усталый, хриплый — такой, что даже чайник на плите будто смолк.
— Витя, да она до сих пор верит в Деда Мороза. Только зовут его Марат, и он задержался где-то в пробке.
— Но она моя мать! — заорал он, ударил кулаком по столу. — Я не могу её бросить!
Света посмотрела на него спокойно, но глаза были жёсткие.
— А я кто тебе, Витя? Я твоя жена. И я не хочу, чтобы наше будущее ты приносил в жертву её фантазиям.
Витя резко поднялся, вышел в гостиную и направился к шкафу. Там, за аккуратной стопкой папок, хранилось их самое святое — коробка из-под конфет, где лежали деньги. Те самые, что собирались годами на первый взнос. На новую жизнь.
Света тоже встала.
— Что ты делаешь? — спросила она, хотя ответ знала заранее.
— Беру деньги, — буркнул Витя, открывая дверцу. — Немного. На долги, на коммуналку, на кредит.
— Не смей, — она шагнула вперёд и встала между ним и шкафом. — Это не просто деньги. Это годы. Это отпуска, которых не было. Это ночные подработки. Это я, которая тянула двоих, пока ты «отдыхал».
— У неё артрит, какая уж подработка? — Витя вытер пот со лба и упрямо глянул в сторону. — Свет, это всего лишь деньги. Мы ещё заработаем.
— Всего лишь деньги? — она смотрела на него, будто он предложил отдать что-то живое, часть их самих. — Ты забыл, как мы с калькулятором сидели вечерами, считали каждую копейку? Ты тогда говорил: «Терпим, Свет, зато будет своё жильё».
— Я тоже работал! — вспыхнул он.
— Работал, — согласилась она. — Но потом отдыхал. А я — дальше тянула. И теперь ты готов взять всё это и отдать женщине, которая меня за человека не считает?
Молчание легло тяжёлое, липкое. В нём было всё: старые обиды, несказанные слова, несбывшиеся поездки и вечные надежды на «потом».
И вдруг — звонок в дверь. Не обычный, а такой, как будто не к людям домой, а на суд вызывают. Витя и Света переглянулись. Он побледнел, у неё дёрнулась щека.
Звонок повторился — настойчиво, без сомнений, как у человека, который уверен: ему обязаны открыть.
— Кто там? — Света метнула взгляд на часы, потом на мужа. — Мы никого не ждали. Это твои дела опять?
Витя, словно каждый шаг давался через силу, подошёл к двери. Заглянул в глазок, лицо вытянулось.
— Мама… — пробормотал. — Чует, как будто у неё антенна на голове. Пришла в самый момент.
— Не открывай, — попросила Света, понимая, что бесполезно.
Но Витя уже повернул ключ.
На пороге стояла Раиса Михайловна. Волосы собраны, губы подведены, одежда аккуратная. Но лицо — всё в слезах, будто за ней фонтан работал.
— Витенька! — вскрикнула она и повисла на сыне. — Всё, мне конец! Денег нет, платить нечем, я не знаю, что делать!
— Мамочка, ну тихо, — торопливо обнял её Витя, не решаясь ни оттолкнуть, ни прижать крепче. — Сейчас что-нибудь решим…
Света стояла у стены, руки на груди, и смотрела, как разыгрывается эта сцена. Жалость и раздражение боролись в ней — жалко старую женщину, но и противно было видеть, как та снова играет роль жертвы.
— Добрый вечер, Раиса Михайловна, — наконец сказала она.
— А, и ты тут… — буркнула свекровь и снова вцепилась в сына. — Витя, я боюсь! Марат исчез! Сказал — через неделю вернусь. А теперь телефон молчит! Ни слова, ни письма! Я места себе не нахожу!
— Мам, ну успокойся, — Витя подвёл её к дивану, усадил. — Он просто оказался не тем, кем казался. Он тебя обманул.
— Не смей! — вскинула голову Раиса Михайловна. — Марат меня любит! Просто беда какая-то случилась!
Света усмехнулась — коротко, горько. Свекровь метнула в её сторону взгляд, острый как игла.
— Чего смеёшься? — холодно спросила. — Радость у тебя, что ли, на лице?
— Я улыбаюсь вашей вере, — ответила Света спокойно. — Её бы да в хорошее дело. Например, в оплату коммуналки.
— Как ты смеешь?! — взорвалась Раиса Михайловна. — Витя, ты слышал?! Она издевается надо мной! Это нормально?
Витя развёл руками.
— Давайте без крика, а? Ну по-человечески…
— Давайте, — согласилась Света и шагнула ближе. — Ты, Витя, только что хотел отдать наши сбережения. Всё, что мы откладывали. Чтобы заштопать её дыру.
— И правильно! — свекровь подняла подбородок. — Сын обязан помогать матери. Ты что, забыла, кто его родил?
— А вы забыли, что сын — это не банкомат? — отрезала Света. — Я вас предупреждала. Я говорила: Марат — не герой, а мошенник. Вы не слушали.
— Он мужчина! И я ему нужна была! — Раиса Михайловна загорелась вся. — Не всем двадцатилетние подавай! Есть ещё те, кто душу в женщине видит!
— Да, душу он у вас и вытряс, — мрачно сказала Света. — Вместе со всеми деньгами.
— Витенька, — свекровь схватила сына за руку. — Или ты мне помогаешь, или я ухожу. И больше не приду. Никогда.
Витя побледнел, весь сжался.
— Мам, ну не надо так…
— Надо! — вмешалась Света. — Выбирай, Витя. Или я, или твоя мама с её слезами. Я копила эти деньги для нас. Для новой жизни. А не для её спектаклей.
И Витя вдруг сказал спокойно, почти тихо:
— Я возьму деньги.
Он шагнул к шкафу.
Света бросилась следом.
— Только попробуй! Эти деньги — мои тоже! Понял?!
— Вот видишь, сынок, — тут же вставила Раиса Михайловна, довольная, как будто выиграла спор. — Она думает только о деньгах.
— А вы — только о том, как свои ошибки на других свалить, — парировала Света. — Витя, отойди от шкафа, пока я тебя там не закрыла вместе со всем этим бредом.
Он уже открыл дверцу, потянулся к полке. И в этот момент Света сказала тихо, но твёрдо, как удар молотка:
— Возьмёшь — и всё. Между нами всё закончено. Без шуток.
Комната застыла. Даже холодильник замолчал.
— Сынок, — прошептала Раиса Михайловна. — Я твоя мать…
Витя опустил руку, повернулся к жене. Глаза — потерянные, виноватые.
— Прости, Света… Я не могу её бросить. Она — мама.
Света посмотрела на него холодно, как на старый шкаф, который давно пора вынести. Потом подошла к столу, взяла сумку, достала ключи и положила их на тумбочку.
— Я ухожу. Навсегда.
— Свет, подожди! — Витя шагнул к ней.
— Не надо, — отрезала она. — Ты уже выбрал. Удачи вам обоим.
Дверь закрылась резко, как финальная точка в книге. Витя остался стоять посередине комнаты. С одной стороны — мать, торжествующая и уверенная. С другой — пустота.
И только теперь он понял, что, может быть, потерял свою единственную настоящую жизнь.
Финал.
