В субботу ровно в десять раздался резкий звонок в дверь.
Дима, сидевший напротив матери за ноутбуком, поднял голову. Они как раз заканчивали составлять письмо для бельгийцев.
На столе рядом лежало почти готовое колье — сложная вязь из серебряной проволоки и дымчатых раухтопазов.
— Я открою, — сказала Галина.
На пороге стояла Аня. Нарядная, в светлом тренче, с безупречной укладкой. Она смерила взглядом Диму и скривила губы.
— А, ты тоже здесь. Приехал маму обрабатывать? Мам, ты готова? Мы опаздываем.
— Я никуда не еду, Аня, — ровным голосом ответила Галина, не приглашая дочь войти.
— В смысле? Я же сказала, я за все заплатила.
— Я не поеду обсуждать герань. У меня видеоконференция через два часа. С Брюсселем.
Аня непонимающе захлопала ресницами, а потом рассмеялась.
— С кем? С Брюсселем? Мам, что за чушь тебе Дима наплел? Пойдем, люди ждут.
Она попыталась отстранить мать и войти. Галина не сдвинулась с места.
Но Аня была настойчива, она протиснулась в квартиру и увидела на столе ноутбук, бумаги, инструменты и то самое колье. Ее взгляд стал жестким.
— Ах, вот оно что. Вы тут в свой бизнес играете? Пока я впахиваю, чтобы вам обеим помогать, вы занимаетесь… этим.
Она рывком подошла к столу и взяла в руки колье.
— Не трогай!
— А что такое? Боишься, сломаю твою поделку? — Аня держала сложное изделие двумя пальцами, словно это был мусор. — Сколько ты за это хочешь? Тысячу? Две? Мам, это несерьезно.
— Положи, Аня, — Дима встал.
Но Аня его не слышала. Вся ее досада, все ее многолетнее раздражение выплеснулось наружу.
— Я просто хочу, чтобы ты жила нормально! Чтобы не позорилась с этими… бусами!
Она встряхнула колье, и в этот момент ее рука дрогнула. Крупный центральный камень выскользнул из оправы, ударился о край стола и с тихим щелчком раскололся надвое.
Наступил звенящий вакуум. Все смотрели на два тусклых осколка.
И в этот момент что-то изменилось. Галина посмотрела на разбитый камень, потом на испуганное, но все еще высокомерное лицо дочери. И многолетняя плотина терпения рухнула.
Она очень тихо, почти безэмоционально сказала:
— Вон.
— Что? — не поняла Аня.
— Вон из моего дома, — повторила Галина. В ее взгляде не было ни обиды, ни злости. Только холодный, выжигающий пепел.
— Мам, ты чего? Я нечаянно…
— Этот «нечаянный» камень, — ледяным тоном произнесла Галина, — стоит как половина твоего тренча.
А все колье целиком — это аванс за будущую коллекцию. Аванс, который больше твоей годовой премии.
Аня застыла, ее лицо начало медленно бледнеть.
— А теперь слушай меня, — продолжила Галина. — Этот ноутбук, над которым ты смеялась, — мой рабочий инструмент.
Этот «бизнес», который ты называешь ерундой, два года позволяет мне жить так, как я хочу, а не так, как ты считаешь правильным.
Он позволяет мне помогать людям, о которых ты даже не знаешь.
А эти «бусики» через два часа станут предметом контракта с одним из крупнейших ювелирных домов Европы.
Она сделала шаг вперед. — Я молчала, потому что не хотела тебя расстраивать. Я думала, ты моя дочь и будешь за меня рада. Но я ошиблась. Тебе не нужна моя радость.
Тебе нужна моя слабость, чтобы на ее фоне чувствовать себя сильной. Так вот, дочка. Это закончилось. Уходи.
Аня ушла, не сказав ни слова. Дверь за ней закрыл Дима.
Конференция с Брюсселем прошла успешно. Контракт был подписан.
Следующие недели пролетели в тумане. Новая мастерская, закупка оборудования, найм помощниц. Галина с головой ушла в работу.
Аня не звонила. Но однажды Галина узнала от общей знакомой, что Аня звонила ей, жаловалась на «зазнавшихся» мать и брата, на их «фантазии». Знакомая, которая как раз накануне купила у Галины серьги, молча выслала Ане скриншот своего заказа с сайта. После этого Аня пропала.
Она появилась через месяц. Ждала у подъезда. Без дорогого пальто, в простом джемпере и джинсах.
— Мам, — тихо сказала она. — Я… заходила на твой сайт. И в тот журнал, где про тебя написали. И… мне Лена все рассказала. Показала.
Галина ничего не ответила, просто ждала.
— Я вела себя… как последняя идиотка. Я так привыкла считать тебя слабой, что просто не видела тебя настоящую.
Я не гордилась тобой, мам. Я тебя стыдилась. А оказалось… это мне должно быть стыдно. Прости меня. Если сможешь.
Галина смотрела на свою взрослую, успешную и такую несчастную сейчас дочь.
— Я не знаю, Аня, — честно сказала она. — Мне нужно время.
Прошло два года.
В большом, залитом светом зале, пахнущем свежим деревом и цветами, Галина проводила мастер-класс.
За окном шелестел молодой сад. Этот дом, с огромной мастерской и садом, она купила год назад.
— Главное — не бояться, что камень вас не послушается, — говорила она. — Вы должны с ним договориться.
В дальнем конце сада Аня, в рабочих перчатках, высаживала гортензии. Ее небольшая фирма по ландшафтному дизайну уже выиграла несколько конкурсов.
Она нашла себя не в стеклянных офисах, а здесь, под открытым небом. Их отношения с матерью все еще были хрупкими.
Они учились узнавать друг друга заново, и это было сложнее, чем кажется.
Дверь мастерской тихо открылась, и вошел Дима. Его IT-компания, которую он основал на доходы от их общего с матерью дела, теперь разрабатывала платформы для таких же ремесленников.
Вечером они втроем сидели на веранде. Аня принесла из сада букет пионов.
— Помните, с чего все началось? — вдруг спросил Дима. — С того ноутбука.
Аня вздрогнула. — Лучше не вспоминай.
— Почему же? — Галина взяла ее за руку. — Это был хороший урок. Для всех нас. Я поняла, что мое дело стоит того, чтобы за него бороться.
— А я поняла, что успех — это не цифры в отчете, — тихо закончила Аня. — Успех — это когда ты не врешь себе.
Галина сжала ее руку крепче. Прощение не приходит в один день.
Оно прорастает медленно, как эти гортензии в саду, требуя ухода, терпения и света. Но глядя на своих повзрослевших детей, она знала, что у них все получится.
