В середине дня телефон Тамары зазвонил. Она схватила трубку, и ее лицо расплылось в медовой улыбке.
— Да, Геннадий Петрович, слушаю вас.
Геннадий Петрович был тем самым клиентом. Я оторвалась от бессмысленной таблицы и наблюдала.
Улыбка на лице Тамары начала медленно сползать. Она стала похожа на восковую маску, которая плавится под огнем.
— Как… блестяще? — переспросила она, и в ее голосе прозвучали истерические нотки. — Да, конечно, я передам благодарность… Анне. Да, она очень ценный сотрудник.
Она бросила трубку так, будто та была раскаленной. Ее взгляд метнулся по офису и впился в меня.
В нем не было ничего, кроме чистой, незамутненной ненависти. Она поняла. Поняла, что я не подчинилась, что я отправила верный отчет и выставила ее полной идиоткой.
Она вылетела из своего кабинета. Весь отдел замер. Шоу начиналось.
— Ко мне! — прорычала она, указывая на свой кабинет.
Я спокойно закрыла программу сверки баз, встала и пошла за ней.
Едва я закрыла за собой дверь, она набросилась.
— Ты что себе позволяешь, дрянь?! Ты решила меня подставить?!
— Я исправила ошибку, — спокойно ответила я.
— Это была не ошибка! Это была проверка! Которую ты провалила! Ты ослушалась приказа!
Она металась по кабинету, как зверь в клетке. Она поняла, что потеряла контроль. И это сводило ее с ума.
— Ты уволена! — выкрикнула она. — Уволена по статье! За саботаж! Я сделаю так, что тебя больше ни в одну приличную компанию не возьмут!
Я молчала. Это было ожидаемо. Но она не закончила.
— Я знаю про твоего братца-студента, — прошипела она, подойдя вплотную. — Учится в престижном вузе?
Дорого, наверное? Что же он будет делать, когда его сестричка-мышка вылетит на улицу без копейки? Пойдет дворы мести?
И вот это был тот самый момент. Удар ниже пояса. Удар по единственному, что имело для меня значение.
Моя работа была не просто работой. Это была плата за будущее Лешки.
Внутри меня что-то щелкнуло. Громко, окончательно. Плотина рухнула.
Я посмотрела ей прямо в глаза. И впервые за все время она увидела в них не покорность и не страх. Она увидела то, чего боялась больше всего. Превосходство.
— Вы не сможете меня уволить, Тамара Игоревна, — сказала я тихо.
— Это еще почему? — опешила она.
— Потому что ровно через десять минут генеральный директор и глава службы безопасности получат на почту письмо.
С одного из моих анонимных ящиков. В письме будет ссылка на облачную папку. Назовем ее «Творчество Тамары Игоревны».
Ее лицо вытянулось. Цвет ушел с него полностью.
— Ты… ты не посмеешь.
— Там все: ваши договоренности об «откатах», схема лишения сотрудников премий, покупка дипломов для сына.
И, конечно, полная история вашего сотрудничества с нашими конкурентами из «Атланта». Думаю, службе безопасности особенно понравится этот раздел.
Я развернулась и пошла к двери.
— Сядь! — взвизгнула она.
Я остановилась, не оборачиваясь.
— Вы не в том положении, чтобы отдавать приказы. У вас есть ровно девять минут, чтобы написать заявление по собственному желанию. Иначе я нажимаю «отправить». Время пошло.
Я вышла из кабинета, оставив ее одну в ее стеклянном аквариуме, который внезапно стал похож на тюремную камеру.
Весь отдел смотрел на меня. Но теперь в их взглядах был не страх перед начальницей, а шок и… зарождающееся уважение.
Я села за свой стол. Открыла ноутбук. И стала ждать.
Девять минут. В офисе повисла такая густая, вязкая атмосфера, что казалось, ее можно резать ножом. Никто не печатал.
Никто не говорил. Все взгляды, так или иначе, были устремлены на два объекта: на закрытую дверь кабинета Тамары и на меня.
Я не смотрела на часы. Я смотрела на курсор, мигающий в пустом теле письма.
Мой палец лежал на тачпаде. Я была абсолютно спокойна. Это было не мщение. Это была хирургическая операция по удалению опухоли.
Ровно через восемь минут дверь кабинета открылась.
Вышла Тамара. Она постарела на десять лет. Дорогой костюм висел на ней, как на вешалке. Идеальная укладка растрепалась.
Но хуже всего было ее лицо — серое, осунувшееся, с пустыми глазами. Она ни на кого не смотрела.
Она прошла через весь отдел, подошла к моему столу и положила на него сложенный вдвое лист бумаги. Заявление.
Затем она так же молча пошла к выходу, подхватила с вешалки свое пальто и скрылась за дверью. Никто не сказал ей ни слова.
Я взяла заявление и пошла к генеральному директору.
Сергей Владимирович, грузный мужчина с усталыми, но очень умными глазами, уже ждал меня. Он молча взял у меня бумагу, прочитал.
— Я ожидал чего-то подобного, — сказал он. — Тамара была… эффективной. Но токсичной. Что именно произошло, Анна?
Он смотрел прямо. Он не спрашивал, правда ли это. Он спрашивал, что стало последней каплей.
И вот он, момент истины. Я могла бы выложить все. Стать героем. Но настоящая власть не кричит о себе на каждом углу.
— У Тамары Игоревны возникли непреодолимые разногласия с корпоративной этикой, — ровно ответила я. — Она посчитала, что ее уход будет лучшим решением для блага компании.
Он долго смотрел на меня, и в его глазах промелькнуло понимание. Он увидел не просто обиженную сотрудницу, а человека, который держит в руках все карты, но не спешит их показывать. Он увидел силу.
— Понятно, — кивнул он. — Хорошо. Возвращайтесь на свое место. Обязанности руководителя отдела временно будете исполнять вы. Подготовьте к утру предложения по оптимизации…
Нет. Просто вернитесь к работе. Разберемся в понедельник.
Я вышла из его кабинета. Исполняющая обязанности.
Вернувшись за свой стол, я удалила заготовленное письмо. Папку «Страховка» я не тронула.
Она осталась на своем месте, как ядерный чемоданчик. Гарантия того, что старые порядки никогда не вернутся.
Я не чувствовала эйфории или радости. Я чувствовала, как на плечи лег груз. Я победила.
Но победа не сделала меня свободной. Она сделала меня ответственной.
Я больше не была серой мышью, шуршащей в углу. Но я и не стала ликующим победителем. Я стала кем-то другим.
Тем, кто знает, что у каждого есть свои секреты. И тот, кто контролирует эти секреты, контролирует всё. И это знание — самая тяжелая ноша.
