В воскресенье, как и было запланировано, Настя и Артём пригласили гостей к себе — на один вечер. Вероника, войдя в квартиру, огляделась с явным удивлением. Потолки высокие, окна панорамные, стиль — светлый скандинавский минимализм. Очень уютно и стильно.
— Ну надо же, — протянула Вероника, с нескрываемым восхищением. — А ты, Настя, молодец. Прям как в журнале. Мы бы тут и пожили с Вадимом. Веселее, чем у стариков.
Раиса тоже осматривалась, как на экскурсии:
— Ну что, зять, как вы тут? Ипотека, поди? Или подарили?
Артём кивнул, словно не расслышал вопроса, а Настя тем временем пригласила к столу.
Беседа шла тяжело. Вероника рассказывала, какие выставки они уже успели посетить, как им «так не хватало культурной среды». Раиса Петровна — жаловалась на соседей, магазины, погоду. Вадим с аппетитом поглощал еду. Артём поддерживал разговор из вежливости, но видно было, как он периодически посматривает на Настю: она держалась, но уставала.
Когда часы показали семь вечера, Артём встал, собрал пустые тарелки и сказал ровно:
— Ну что ж, вечер был хороший. Пора расходиться. Насте завтра на работу, ей нужно отдохнуть. Беременность — не шутка.
Раиса Петровна приподняла брови:
— Мы думали, может, сегодня у вас и переночуем? Чтобы не тащиться обратно.
— К сожалению, такой возможности нет, — мягко, но твёрдо ответил Артём. — К тому же завтра утром у нас приём у врача.
Они провели гостей, закрыли дверь, и в квартире стало тихо. Впервые за день — по-настоящему.
***
Но тишина продлилась недолго. В понедельник после обеда раздался звонок от отца.
— Настя, приезжай. Маме плохо. Вызвали скорую.
Артём и Настя выехали сразу. Подъехав, увидели у подъезда «скорую», возле которой стояла соседка и махала рукой.
В квартире мать лежала на диване, бледная, с влажным платком на лбу. Раиса и Вероника сидели рядом, растерянные, но молчаливые.
Врач подошёл к Насте, передал рецепт:
— Ничего критичного. Подскочило давление, организм вымотан. Нужно отдохнуть, витамины, тишина. В её возрасте лучше не геройствовать.
Настя подошла к матери, взяла её за руку. Та посмотрела на неё затуманенными глазами и выдавила:
— Всё хорошо, доченька. Я просто… устала.
Артём подошёл ближе, остановился у двери и, глядя прямо на Раису, спокойно сказал:
— Послушайте… Может, уже хватит? Софья Петровна слегла, ей нужен покой, а вы здесь как на курорте.
— Что? — вспыхнула Раиса. — Мы мешаем, значит?
Настя тут же вмешалась, голос её был чётким, спокойным:
— Мама устала. Она действительно плохо себя чувствует. Мы больше не можем позволить вам здесь оставаться. Пожалуйста, давайте паспорта — мы купим билеты на поезд. Или, если хотите остаться в городе, — перебирайтесь в гостиницу.
— Но у нас билеты в театр на послезавтра! — возмутилась Вероника.
— Театр — это хорошо, — кивнула Настя. — Только не за счёт здоровья других людей.
Раиса шумно выдохнула, но спорить не стала. Вероника отвернулась к окну. В комнате повисла тяжёлая тишина.
***
Настя стояла у кухонного окна, наблюдая, как отец неспешно идёт к аптеке за лекарствами. Артём в это время сидел за столом с ноутбуком, бронируя билеты.
— Завтра утром, — сказал он, не глядя. — Быстрее не было. Купим билеты сами, чтоб быстрее уехали.
Настя кивнула. В другой комнате Раиса с Вероникой шептались, ворчали вполголоса. Было слышно, как открывают шкафы, собирают вещи.
Софья Петровна лежала в комнате, подложив под голову подушку повыше. Она больше не пыталась вставать, суетиться, участвовать.
— Мама… — Настя села рядом. — Теперь — отдыхай. Больше никакого «потерпим». Договорились?
Софья Петровна кивнула. В глазах её появилась благодарность. Настя обняла её и поняла — всё встало на свои места.
Позже, когда Артём вез гостей на вокзал, Вероника ещё попыталась язвить:
— Не думала, что вы такие. Билеты купили — как будто выгоняете.
Артём ответил спокойно, глядя в зеркало заднего вида:
— Всё. Больше никаких визитов. Это ненормально — навязываться без спроса.
Раиса фыркнула, но не ответила.
На вокзале попрощались сухо. Ни объятий, ни обещаний «навестить».
Настя в тот вечер долго сидела в тишине, укутавшись в плед. Она смотрела, как вечер опускается на город, и чувствовала только одно: внутри больше нет тревоги. Её дом — её крепость. Её мама — под защитой. А её ребёнок родится в мире, где есть право сказать «нет».
