На следующий день старушка проснулась с головной болью. Арина Григорьевна почувствовала шум в ушах, трудно было встать с постели.
– Давление, – пробурчала она, пытаясь добраться до ящичка с лекарствами.
Рыская среди картонных коробочек и полупустых блистеров, попыталась отыскать нужные таблетки – не нашла.
– Видимо, закончились. – потирая виски, с грустью в голосе произнесла женщина. – Придётся в аптеку идти.
Порылась в маленьком чёрном кошелёчке и, найдя пару мелких купюр и немного мелочи, приуныла.
– Совсем денежек не осталось, – тяжело вздохнула Арина. – А пенсию только через неделю выплатят.
Нехотя женщина позвонила Наталье – было стыдно утруждать единственную дочь, но других вариантов нет. На другом конце провода старушка услышала её недовольный голос:
– Чего тебе?
– Наташенька, здравствуй! – заговорила мать, хватаясь за голову. – Можешь, пожалуйста, дать немного денег – на лекарства не хватает. Я тебе верну, обещаю!
Наталья нахмурилась.
– У нас самих не густо, – сердито проговорила дочь. – И так живём от зарплаты до зарплаты, ещё и тебя обеспечивать? Нет уж, спасибо.
– Может, тогда приедешь, доченька? – взмолилась Арина Григорьевна, постанывая от боли. – Мне так страшно оставаться одной…
– Я занята, не мешай! – рявкнула Наталья, теряя терпение.
Она бросила трубку, оставив мать в недоумении. Просить помощи больше не у кого – остаётся только терпеть, пока недуг сам не отпустит.
Но старушке лучше не становилось. Через сутки Арина просто не смогла встать с постели, появилась жуткая боль по всему телу, от которой не спасало ни одно обезболивающее. Сердце бешено стучало, в ушах стоял звон. Женщина чувствовала себя всё хуже и хуже. Арина Григорьевна понимала: это последние дни её жизни, и проводит она их в одиночестве, а не в окружении близких людей.
На следующий день Наталья приехала к серой пятиэтажке и осмотрелась. Ничего особенного: обычный двор с детской площадкой и припаркованными автомобилями. Только из классической картины выбивались карета скорой помощи и полицейский автомобиль. Любопытство взяло верх, и женщина подошла ко входу в подъезд. На скамейке сидела незнакомая бабушка, державшая трость в руках.
– Наташка, ты, что ли? – старушка узнала Наталью. – Хорошо, что ты приехала. А у нас такое горе, такое горе! Григорьевна-то вчера померла! Я смотрю, а она гулять не выходит, в дверь звоню – не отвечает, пришлось звать на помощь, чтобы дверь выломали. А она там лежит… – плаксиво воскликнула женщина, всхлипнула и громко высморкалась в носовой платочек.
В этот самый момент медики из глубины дома тащили тело старушки на носилках. Наталья увидела бледное, морщинистое лицо матери, и к горлу сразу подкатил ком. Она стояла, остолбенев, и смотрела, как Арину, оставленную дочерью на произвол судьбы, грузят в карету.
«Мама», – единственное слово, засевшее в мыслях Наташи. Женщина осталась стоять в стороне, глядя, как скорая увозит тело. Наконец она пришла в себя и, не обращая внимание на говорливую соседку, пошагала на ватных ногах в подъезд. Дверь квартиры оказалась не заперта.
Осматривая тёмное помещение, Наталья медленно прошлась по коридору. Знакомый интерьер, не менявшийся десятилетиями. Перед глазами возникли воспоминания: Новый год с пышной ёлкой и подарками, уроки готовки на кухне от мамы, совместные игры… Наташа вспомнила, как мама поддерживала её в трудную минуту, помогала с уроками, слушала все жалобы, давала советы. Добравшись до книжного шкафа, достала альбом с поблёкшей обложкой. Арина старалась сохранить каждый момент из жизни дочери: первые шаги, каждый день рождения, первый рисунок… Всматриваясь в снимки стеклянными глазами, Наташа ощущала влагу на щеках. Руки тряслись, а джинсы на коленях стали мокрыми от слёз.
Наталья, пребывая в шоке от случившегося, не выдержала и, рухнув на пыльный ковёр, громко разрыдалась, нарушив мёртвую тишину. Тоска сковала разум женщины, ей стало безумно стыдно за равнодушие по отношению к маме. Только было уже поздно, и Наталья это понимала. Ещё больнее было от того, что не муки совести привели её к родной матери, а жажда наживы.
Наталья собиралась уговорить Арину Григорьевну продать квартиру, а её отправить в дом престарелых.
Конец
