В хостеле было душно, от соседок пахло потом и тоской. Лика не спала, от волнения сердце билось, словно после двух уроков физкультуры. Как бы так сделать, чтобы встречу заснять на видео? Это ведь и правда будет эпично. Вот если бы она была не одна, а с Вадиком или Иркой… Нет, не нужно про них вспоминать.
Ничего так и не придумав, она пошла по тем местам, которые Ева отмечала как свои любимые – кафешка в центре города, фитнес-зал, книжный магазин. Почему-то она верила, что все должно случиться само собой, как в фильме.
Но ничего не случилось. Вечером Лика шаталась по центру, съев бургер и картошку с колой. Чувствовала она себя странно – несмотря на свитер, замерзла, люди казались странными, а в горле неприятно саднило. Денег осталось немного, и хотя она могла включить телефон и позвонить маме, этот вариант ее не устраивал.
На следующий день снова ничего не получилось. Она зашла с ноута в свой левый аккаунт, который специально создала на тот случай, если мама все же научилась пользоваться соцсетями, что вряд ли, и с него отследила страницу Евы. Прошлась по ее тегам, снова все обошла, даже спросила у официантки в кафе про «ту самую Еву». На нее посмотрели, как на дурочку. Хотя, собственно, она такой и была – как можно было поехать в чужой город без денег, не зная, куда идти… Оставался вариант написать Еве, но вдруг она ошибается? И какие у нее доказательства? Она ведь даже свою детскую фотографию забыла взять. И вообще, вдали от дома вся эта история стала казаться бредом.
Ничего не оставалось, кроме как купить обратный билет. И Лика купила. Все равно денег у нее было только на одну ночь в хостеле.
– Скучаешь, красивая?
Прямо на нее уставился бородатый парень в кожаной куртке.
Лика ничего не ответила.
– Оглохла, что ли? – повысил он голос.
– Дим, да не отстань ты от нее, – лениво произнес другой, в длинном светлом плаще. – Что тут, девчонок, что ли, мало.
– А я эту хочу, – произнес бородатый и потянул Лику за руку.
– Отпусти!
Лика надеялась, что ее голос прозвучал грозно, но на самом деле он прозвучал жалобно.
– Не трогай ее! – послышался третий голос, и все обернулись.
Несмотря на промозглую погоду, он был в футболке. Волосы кудрявые, собранные в хвост. И Лика сразу его узнала – по татуировке не руке.
– Данила, отвянь, – прогудел бородатый, но Лику отпустил.
– Ты оглох?
– Твоя, что ли?
– Моя.
– Как обычно…
Он сплюнул и отошел. В плаще пошел следом.
Лика поняла, что это ее шанс.
– Спасибо. Тебя Данила зовут?
– Ага. А ты чего тут одна сидишь? Ждешь кого?
– Да не. Я приехала из Ростова. Типа город посмотреть. Покажешь?
Парень, который, судя по всему, был ее братом, осмотрел ее с головы до ног и спросил.
– Ты сейчас серьезно, что ли?
– Что я из Ростова? Ну да, тебе паспорт показать?
– Не. Верю. Ты странная.
– Я еще на скрипке играю, – зачем-то сказала она.
Наверное, она ждала, что он скажет, что его отец тоже играл на скрипке. Но Данила сказал:
– Почему-то я так и понял.
– Что я играю на скрипке?
– Ага.
– Так покажешь город?
– Покажу.
Он оказался болтливым – без конца рассказывал ей то про одно здание, то про другое, городскими легендами делился и на ходу придумывал байки, она чувствовала по их нескладности, что это он для нее старается.
– Хочешь на крышу? – предложил Данила. – Только нужно будет через забор перелезть.
И они полезли через забор. Там их чуть не поймал сторож, который погнался за ними, громко ругаясь и угрожая спустить собак. Лике давно не было так страшно и так смешно. Они бежали быстро-быстро и держались за руки, но как только сторож отстал, Лика выдернула руку.
Они, и правда, забрались на крышу. Было страшно холодно, но Лика старалась не подавить вида. Они сидели совсем рядом, соприкасаясь плечами, и болтали о какой-то ерунде. Лика понимала, что время уходит, а она так ничего и не узнала.
– Скажи, а ты случайно не сын Евы Корнеевой? – решилась она.
Данила поморщился.
– Только не говори, что ты ее поклонница.
– Да нет. Просто спросила. Татуировка у тебя запоминающаяся.
– Говорил ей, чтобы удалила фотки…
– Вы не ладите?
В своем воображении Лика уже придумала, что Ева – идеальная мать.
– Нет.
– Это из-за сестры?
– Сестры?
– Ну, судя по всему, она ее активно разыскивает. Хотя, вряд ли можно найти ее через столько лет. Как ты думаешь…
– Да ты ничего не понимаешь! – перебил ее Данила. – Не нужна она ей, эта сестра. Ей деньги нужны.
– Деньги?
– Отчим все свои бабки ей оставил. Кристине. Да оба они знали, кто ее украл. И я знал.
Лика ожидала чего угодно, но только не этого. Какие деньги? Все знали?
– Не хочу просто, чтобы такая, как ты, верила в этот бред. Она моя мать, и я ее люблю. Да и не виновата она ни в чем. Это все он. Он назло так сделал. Потому что мама ее не любила. На дух не переносила. Да и кому понравится дочь любовницы? Я мелкий тогда был, ничего не понимал. Потом, по ругани их догадался. Они и не искали ее толком. А когда он умер, и мама оказалась без денег, пошла на это шоу, страницу завела. Ну а что делать? Она привыкла жить красиво.
– То есть твой отец…
– Отчим.
– Твой отчим оставил все деньги этой твоей сестре?
– Да не сестра она мне.
– Какая разница, – сказала Лика и почему-то подумала – разница есть.
– Короче. Давай закроем эту тему. Не читай всю эту слезливую муть, она просто хочет найти ее и как-нибудь обработать, чтобы получить хотя бы часть денег. Только ничего у нее не получится – прикинь, девчонка наверняка живет в бедности, а тут такое богатство? Да разве будет она с кем делиться!
– Почему сразу в бедности?
– Да она школьница еще. На три года меня младше. Прикинь, они только поженились, а он уже ребенка нагулял на стороне. Вообще, он не мог иметь детей, а тут такое. Он даже анализ специальный сделал. Видимо, сильно фертильная была та женщина.
Лике стало неприятно это слышать. Это ведь он про маму ее говорил – фертильная. И про деньги было неприятно. Мама всю жизнь только и делает, что пытается заработать эти злосчастные деньги. А зачем? Чтобы доказать этому скрипачу покойному, что она может обеспечить дочь не хуже него? Получается, что так. И если она сейчас скажет Даниле, что она – та девочка, он решит, что она тут из-за денег. Нет, она теперь не может ничего ему сказать.
– Выходит, что тебя лишили наследства, – попыталась пошутить она.
Он хохотнул.
– В точку. Мы с ним не очень дружили. Точнее, все время цапались. Он обожал всех строить – и меня, и мать. Гений недоделанный. Хватит уже про него, а? Расскажи лучше про себя.
Лика пожала плечами.
– Я не знаю, что рассказать. Ты уже все знаешь. Я из Ростова, раньше играла на скрипке. Учусь в колледже.
– В каком.
– В педагогическом.
– Любишь детей?
– Да не особо.
– А почему тогда педагогический? Раз ты играешь на скрипке, разве не в музыкальный колледж нужно было идти?
– Мне показалось, что ты не любишь скрипку.
– Да почему. Он хорошо играл. Отчим. А ты хорошо играешь?
Лика пожала плечами.
– Мама говорит, что хорошо.
– А какая она, твоя мама?
Лика задумалась.
– Она простая. Говорит, что думает. Очень много работает. Все время переживает из-за меня. Иногда мне кажется, что у нее вообще нет никакой жизни, кроме моей.
В горле запершило, и Лика замолчала. А Данила внезапно наклонился и чмокнул ее в щеку.
– Ты так хорошо про нее сказала. Сразу видно, что вы друг друга любите.
От смущения Лика не знала, что сказать. Повисло неловкое молчание.
– Давай завтра сходим в кино? – предложил вдруг Данила. – Ты вообще любишь кино? Я имею в виду не всю эту ерунду, которую обычно показывают, а нормальное кино. У нас есть один такой кинотеатр…
– Я завтра уезжаю, – напомнила Лика. – Я говорила.
В самолете она пыталась спать, но не получалось. Мысли путались. Ей хотелось увидеть маму, хотелось отмотать все назад и никогда не смотреть ту передачу. А потом она вспоминала Данила – его темные глаза, внутри которых она видела звезды, кривую усмешку, прядь волос, падающую на лоб.
«Не уезжай», – сказал он и взял ее за руку.
В этом месте ее рука до сих пор горела. А еще щека, до которой он дотронулся губами.
Ей хотелось одновременно плакать и смеяться.
На такси денег уже не осталось – пришлось ждать один автобус, потом другой. Телефон она так и не включила – боялась, что увидит сообщение от мамы, и это все испортит. Хотя, разве можно испортить все больше, чем есть?
По времени мама должна была быть на работе. Но как только Лика повернула ключ в дверях, она тут же распахнулась.
По дороге Лика представляла, как обнимет маму, как попросит у нее прощение, как скажет, что она все знает… Мама, конечно, заплачет, вцепится в нее, скажет, что любит ее и как она боялась, что Лика не вернется. Но мама не плакала и говорила ничего подобного. Она принялась кричать на Лику и даже замахнулась, чтобы ударить, но в последний момент опустила руку.
– Мама, я…
Но та уже отвернулась и закрылась в ванной.
Через десять минут она вышла – лицо в красных пятнах, но непроницаемое, волосы собраны, домашний халат сменили джинсы и свитер.
– Я на работу, – сухо произнесла она.
Лика ждала, что мама еще что-то скажет, но она даже не смотрела на нее. Глаза щипало. Лика понимала, что нужно что-то сказать, но что – она не знала.
Закрыв за мамой дверь, Лика встала перед зеркалом и долго в него смотрела, изучая по очереди свои глаза, подбородок, высокие скулы и нос с горбинкой. Почему она раньше не замечала, что радужка у нее такая же, как у мамы – зеленая в крапинку, а нижняя губа намного полнее верхней. Наверное, потому, что мама всегда ходила с короткой стрижкой, а у Лики волосы длинные.
Она взяла в руки ножницы и принялась резать. Получалось не очень: на пол падали темные пряди разной длины, ножницы скользили по гладким волосам, соскальзывали и резали криво. Но Лика не останавливалась – резала еще и еще, прихватывая торчащие пряди и вытирая тыльной стороной ладони слезы с лица. Тушь размазалась, но Лике было все равно.
Она включила телефон, и сообщения тут же посыпались одно за другим. От мамы штук тридцать – истеричных, угрожающих, умоляющих. В предпоследнем она писала то, о чем Лика и так уже знала от Данила: про ее отца, про то, что она просто хотела оградить ее, спасти. Лика перечитала это сообщение несколько раз, прежде чем перешла к другой переписке.
Данила написал три сообщения.
Первое: «Как долетела?»
Второе: «Это странно, но я скучаю».
Третье: «Хочу послушать, как ты играешь на скрипке».
Лика ничего не ответила.
Она собрала волосы с пола веником, потом пропылесосила, еще и пол помыла. Нашла еще одну заначку, сходила в магазин и купила фарш и сетку картошки. Молоко забыла, поэтому пришлось идти опять. Потом за луком. Но котлеты получились вкусные, а пюре почти как у мамы.
Оставив обед на плите, она достала из футляра скрипку и два часа занималась без перерыва. Сначала шло туго, но постепенно те навыки, которые она, казалось, уже утратила, вернулись. Ну или почти.
Лика не услышала, как мама пришла, музыка поглотила ее целиком, поэтому она не знала, сколько та стояла на пороге и смотрела на нее. Когда они встретились взглядами, глаза у мамы были мокрые. У Лики тоже.
– Твои волосы, – прошептала мама, подошла к ней и провела ладонью по стриженой голове.
Пальцы у нее дрожали.
– А мне нравится, – ответила Лика и улыбнулась. – Я там обед приготовила, давай, подогрею?
Мама посмотрела на нее долгим испытывающим взглядом. Кивнула.
– Давай.
Лике понравилось, что она больше ничего не стала говорить. И, пока в микроволновке крутилась тарелка, она быстро сделала селфи и, не дав себе время передумать, отправила Данилу.
«Если хочешь послушать, как я играю на скрипке, приезжай. Но я живу далеко, ты помнишь»
Ответ пришел через несколько секунд.
«Куда?»
В груди стало горячо, а тело таким легким, что Лике показалось, что если она сейчас подпрыгнет, то точно взлетит вверх. И до того, как кружение тарелки остановилось, она отправила ему свой адрес…
