После того разговора Марина старалась реже звонить матери. Она чувствовала себя виноватой, но в то же время злилась. Почему её независимость, её труд, её выбор всегда оказывались на втором плане? Она работала, платила коммуналку, помогала, когда Сергей просил денег на детский сад, — и всё равно была «эгоисткой».
Анна Павловна, в свою очередь, начала жаловаться соседке, тёте Вале. «Марина совсем отбилась от рук. Не хочет для семьи стараться», — говорила она, сидя на лавочке у подъезда. Тётя Валя качала головой, но втайне думала, что Анна Павловна слишком давит на дочь.
Тем временем Сергей с Наташей обсуждали свои планы. Наташа, листая объявления о продаже участков, говорила: «Если бы Марина согласилась, мы бы уже начали строить. Ей-то что, она одна, а нам с детьми тесно». Сергей соглашался, но в глубине души чувствовал неловкость. Он знал, как сестра гордилась своей квартирой, но не хотел спорить с женой.
Марина, чтобы отвлечься, начала чаще встречаться с Верой. Они гуляли по парку, сидели в кафе, и Марина выговаривалась. Вера, женщина прямолинейная, но добрая, советовала: «Марин, ты не должна оправдываться. Это твоя жизнь. Но попробуй объяснить им, не срываясь. Может, поймут наконец».
Марина кивала, но знала, что разговоры с матерью всегда заканчиваются одним и тем же: чувством, что она что-то должна.
***
Однажды, забирая племянников из сада, Марина услышала разговор двух мамочек у ворот. «Слышала, Наташка-то с Серёгой участок уже присмотрели. Сестра Серёги квартиру продаёт, вот и деньги будут», — шептала одна другой. Марина замерла, чувствуя, как кровь приливает к вискам. Она не могла поверить, что слухи уже пошли, хотя она ясно дала понять, что не согласна.
Дома она позвонила Сергею. Разговор был коротким и жёстким.
— Сережа, ты что, всем рассказываешь, что я квартиру продаю? — спросила она, едва сдерживая гнев.
— Марин, да никто ничего не рассказывает, — начал он, но голос звучал виновато. — Просто Наташа с подругами болтала, что, может, дача будет. Ну и… слухи пошли.
— Может? — перебила Марина. — Ты понимаешь, что это моя жизнь? Вы уже всё за меня решили!
Сергей замялся, а потом тихо сказал:
— Марин, прости. Я не хотел. Просто нам правда тяжело. Я думал, ты передумаешь.
Марина бросила трубку. Она сидела на диване, глядя на книжный шкаф, и чувствовала, как обида смешивается с усталостью. Её брат, её семья — они будто видели в ней не человека, а только возможность решить свои проблемы.
***
Через пару дней Марина решила поговорить с матерью. Она приехала к Анне Павловне, взяв с собой торт из ближайшей кондитерской — не для того, чтобы задобрить, а просто чтобы смягчить напряжение.
Они сидели на той же кухне, и Марина, собрав все силы, начала:
— Мам, я хочу, чтобы ты меня услышала. Я не продам квартиру. Это не потому, что я не люблю вас. Это мой дом. Я его заработала. А вы все делаете так, будто я вам что-то должна.
Анна Павловна молчала, глядя на торт. Потом подняла глаза, и в них было что-то новое — не упрямство, а боль.
— Мариночка, я же для семьи стараюсь, — сказала она тихо. — Я думала, ты пойдёшь навстречу. Сережа с Наташей в тесноте, дети растут…
— А я? — перебила Марина. — Почему обо мне никто не думает? Я одна, да. Но это мой выбор. И я не хочу, чтобы моя жизнь была для кого-то другого.
Анна Павловна замолчала. Впервые за долгое время она выглядела растерянной. Потом, будто решившись, сказала:
— Я… я не хотела тебя обидеть. Просто я всю жизнь так жила. Для вас с Серёжей. И думала, что ты тоже…
Марина почувствовала, как гнев внутри утихает, уступая место грусти. Она поняла, что мать не хотела ей зла — она просто не знала, как по-другому. Вся её жизнь была прочей «для семьи», и она ждала того же от дочери.
***
Разговор с матерью не решил всё сразу, но что-то сдвинулось. Анна Павловна перестала говорить о даче, хотя иногда всё ещё вздыхала, глядя на сына. Сергей, после разговора с Мариной, извинился ещё раз, и, кажется, начал понимать её. Наташа, правда, осталась холодной, но Марина решила не зацикливаться на этом.
Но напряжение достигло пика, когда Марина узнала, что Наташа всё-таки внесла задаток за участок, уверяя продавца, что «деньги скоро будут». Это было последней каплей. Марина приехала к брату, и на этот раз не сдерживалась.
— Вы что, правда думаете, что я сдамся? — спрашивала она, стоя в их тесной комнате. — Вы уже за меня всё решили, даже не спросив!
Наташа, не выдержав, ответила:
— А что нам делать, Марина? Жить вчетвером в этой клетушке? Мы для детей стараемся!
— Тогда работайте! Копите! — крикнула Марина. — Но не за мой счёт!
Сергей встал между ними, пытаясь успокоить, но Марина уже ушла, чувствуя, как слёзы жгут глаза. Впервые она поняла, что, возможно, придётся отстраниться от семьи, чтобы сохранить себя.
***
Прошёл месяц. Марина больше не ездила к матери каждые выходные, но иногда звонила, чтобы узнать, как дела. Анна Павловна отвечала сдержанно, но без прежней настойчивости. Сергей с Наташей вернули задаток за участок, хотя Наташа до конца ворчала, что «Марина думает только о себе».
Марина, сидя в своей квартире, чувствовала странное облегчение. Она поняла, что её независимость — это не эгоизм, а необходимость.
Однажды вечером она сидела на диване с книгой, когда позвонила мать.
— Мариночка, я тут подумала, — начала Анна Павловна. — Может, ты права. Не надо ничего продавать. Мы как-нибудь сами разберёмся.
Марина улыбнулась, чувствуя, как что-то внутри отпускает.
— Спасибо, мам, — ответила она тихо.
Она не знала, что будет дальше. Может, они с семьёй найдут способ собраться вместе, не жертвуя ничьими мечтами. А может, ей придётся держать дистанцию. Но одно Марина знала точно: свой дом, свою жизнь она будет защищать. И в этом не было ничего плохого.
