— Три тысячи, — вдруг сказал Павел, всё так же не поднимая глаз. — Со скидкой взял, в “Санлайте”.
— Спасибо, — тихо сказала она. — Красивое.
Что-то кольнуло в груди. Не то чтобы она ждала бриллиантов — какие уж тут бриллианты в их возрасте! Но эта будничность, эта бухгалтерская точность. Словно отчитался о купленном хлебе.
Марина долго стояла перед зеркалом, придирчиво разглядывая новую причёску. Нет, всё-таки эта стрижка ей не шла — слишком молодёжно. В пятьдесят семь уже поздно экспериментировать. Хотя Люба, парикмахер, уверяла, что она теперь выглядит минимум на десять лет моложе.
“А кому это надо?” — подумала Марина, поправляя непослушную прядь. Раньше Павел любил перебирать её волосы, говорил, что они пахнут летом. А теперь. Когда он вообще в последний раз обращал внимание на её внешность?
Сегодня была их тридцатая годовщина свадьбы. Круглая дата, серьёзная. Марина встала пораньше, чтобы приготовить что-нибудь особенное на ужин. Достала из шкафа любимый фартук — белый, с вышитыми маргаритками, подарок дочери. Начала замешивать тесто для “Наполеона” — торт, без которого не обходился ни один их семейный праздник.
Тридцать лет. Как же быстро они пролетели. Будто вчера была свадьба — скромная, в столовой завода, где работал Павел. Она в простеньком белом платье, сшитом мамой, он в костюме с чужого плеча. Зато какие планы строили! Мечтали о путешествиях, о большом доме, о том, как встретят старость.
— Паш, а помнишь, как ты мне в молодости обещал, что на тридцатую годовщину свозишь меня в Париж?
Она нарочно спросила это легко, будто шутя. Чтобы не выдать, как сильно ждала этого дня, как надеялась.
Марина улыбнулась, разглядывая крошечное колечко в красной бархатной коробочке. Серебро, три фианита — скромно, но со вкусом. Как раз в духе последних лет их совместной жизни.
Муж что-то буркнул в ответ, не отрываясь от телефона. Его пальцы быстро скользили по экрану — наверное, опять какие-то важные рабочие переписки. В последнее время он всё чаще прятался за этим экраном, словно тот стал щитом между ними.
Марина помнила, когда это началось. Примерно год назад Павел вдруг “заболел” здоровым образом жизни. Купил абонемент в дорогой фитнес-клуб, начал следить за питанием. Она радовалась поначалу — мужчине в его возрасте полезно заниматься собой. Но потом начала замечать перемены: новая одежда, дорогой парфюм, постоянные “деловые встречи” по вечерам.
“Ну и ладно”, — подумала Марина. — “Главное, что не забыл про годовщину”.
Она примерила колечко. Село как влитое — после тридцати лет брака Павел хотя бы научился угадывать её размер. Правда, камешки как-то странно поблёскивали в свете люстры. Марина поднесла руку ближе к глазам.
— Три тысячи, — вдруг сказал Павел, всё так же не поднимая глаз. — Со скидкой взял, в “Санлайте”.
— Спасибо, — тихо сказала она. — Красивое.
Что-то кольнуло в груди. Не то чтобы она ждала бриллиантов — какие уж тут бриллианты в их возрасте! Но эта будничность, эта бухгалтерская точность. Словно отчитался о купленном хлебе.
Вспомнилось вдруг, как двадцать лет назад он подарил ей кулон — простенький, но купленный в кредит, потому что очень хотел порадовать. Тогда они жили совсем небогато, считали каждую копейку, но Паша всегда находил способ сделать ей приятное. Цветы с работы приносил — пусть не розы, а обычные гвоздики, зато каждую пятницу. А теперь, когда денег стало в разы больше.
В тот вечер они даже не поужинали вместе — у Павла “срочные дела”, надо ехать на встречу. Торт так и остался нетронутым, бутылка шампанского — не открытой. Марина сидела за столом, рассеянно ковыряя вилкой остывший плов.
После ужина она достала старый фотоальбом в потёртой кожаной обложке. Страницы пожелтели, некоторые фотографии выцвели, но воспоминания были яркими, словно вчерашние.
Вот они молодые — загорелые, счастливые, на море. Их первый отпуск вместе, накопили всей семьёй. Павел обнимает её за плечи, она смеётся — только что поймала медузу и испугалась.
А вот первая машина — старенькая “девятка”, но как же они ей радовались! Ночами разгружали вагоны на товарной станции, чтобы накопить на первый взнос. Сколько планов строили.
Между страниц выпала записка, сложенная вчетверо. Почерк Павла, ещё молодой, размашистый: “Люблю тебя, Мариша!”
Телефон тихо звякнул. Сообщение от Тани, подруги:
“Включи канал «Столица»! Быстро!”
Таня всегда была такой — эмоциональной, порывистой. В молодости Павел даже ревновал к их дружбе: “Вечно вы с ней шушукаетесь!” А сейчас. Сейчас ему, кажется, вообще всё равно, с кем она общается.
Марина потянулась к пульту. На экране — какой-то репортаж о московских ресторанах. Камера медленно скользит по залу дорогого заведения, голос диктора рассказывает о новом шеф-поваре.
И тут она видит его. Павел сидит за столиком у окна, в том самом бордовом галстуке, который она подарила ему на прошлый день рождения. Напротив — эффектная блондинка лет сорока, в облегающем красном платье. Она что-то оживлённо рассказывает, размахивая руками. На запястье поблёскивает золотой браслет.
“Стоп. Браслет.”
Марина подалась вперёд, почти утыкаясь носом в экран. Да, точно — такой же, как на фотографии в телефоне Павла. Она случайно увидела этот снимок месяц назад, когда муж попросил её найти в его галерее фото документов. Тогда он быстро выхватил телефон: “Да так, реклама часов.”
Руки задрожали. В висках застучало. На экране Павел что-то говорил своей спутнице, улыбаясь той особенной улыбкой, которую Марина не видела уже много лет.
Новое сообщение от Тани:
“Это Виктория, она у нас в фитнес-центре занимается. Тридцать восемь лет, разведена, работает в какой-то косметической компании. Хвасталась, что любовник ей путёвку в Париж подарил на майские.”
Майские. Через неделю.
Марина опустилась в кресло, сжимая в руке телефон. В голове билась одна мысль: “Три тысячи. Со скидкой.”
А ей — Париж.
Когда Павел вернулся за полночь, Марина не спала. Сидела на кухне, перед ней — нетронутая чашка остывшего чая.
— Ты чего не спишь? — он попытался поцеловать её в щёку, но она отстранилась.
— Как прошла встреча? — спросила она неожиданно звонким голосом.
— Да нормально. Устал только.
— В “Ла Маре”?
Он замер. На секунду в его глазах мелькнуло что-то похожее на страх, но быстро сменилось привычной уверенностью:
— А, ты про репортаж? Да, там. С партнёрами встречался.
— С партнёршей, — Марина встала. — В Париж-то когда летите? На майские?
— Что за бред? Какой Париж?
— Не делай из меня дуру, Паша, — её голос дрожал. — Я всё знаю. Про Викторию. Про путёвку. Про всё.
Он помолчал. Потом тяжело опустился на стул:
— Ну и что ты теперь устроишь? Скандал? Истерику? В нашем возрасте уже поздно.
— Поздно — что? — она почти кричала. — Поздно уважать жену? Поздно быть честным? Три тысячи, Паша! Ты потратил на кольцо жене три тысячи, а любовнице даришь Париж?!
— А что ты хотела? — он вдруг тоже повысил голос. — Тридцать лет в одной квартире, в одной постели! Ты сама посмотри на себя — халат застиранный, бигуди эти вечные.
— Я растила твоих детей! Готовила, стирала, гладила твои рубашки!
— Вот именно! — он встал, нависая над ней. — Ты была не женой, а домработницей! А Вика, она видит во мне мужчину. Ей интересно со мной разговаривать, а не только про внуков и варикоз!
Марина молча смотрела на него. Тридцать лет. Половина жизни. И вот так — “домработница”.
— Знаешь что, — тихо сказала она. — Лети в свой Париж. Только документы на развод подпиши перед отъездом.
— Да ладно тебе, — он попытался взять её за руку. — Ну погорячился я. Ну прости. Давай всё забудем, а?
Она стряхнула его руку:
— Нет, Паша. Теперь — нет.
Через месяц Марина сидела в кафе с Таней. На безымянном пальце больше не было кольца — ни того, дешёвого, ни обручального.
— Представляешь, — рассказывала подруга, — эта Виктория вернулась из Парижа и сразу к нам в центр. Вся в слезах! Оказывается, твой благоверный всю поездку по телефону с работой разговаривал. В Лувр её не повёл — “некогда”. В ресторан сводил один раз, и то в какую-то забегаловку.
Марина рассмеялась:
— Да уж, романтик.
— А ты как? Справляешься?
— Знаешь, — Марина задумалась. — Первую неделю ревела. Вторую — злилась. А потом. Записалась на курсы испанского. Давно мечтала, но всё времени не было. И в бассейн хожу. И знаешь, что самое странное? Я будто проснулась.
Она помолчала, глядя в окно:
— Вчера внучка спросила: “Бабуль, а почему ты такая красивая стала?” А я и правда. Причёску новую сделала, платье купила. Первый раз за столько лет — просто для себя, не для кого-то.
— А Павел?
— А что Павел, — Марина пожала плечами. — Говорят, Виктория его бросила. Звонил на днях, просился вернуться. Я отказала.
— Жалко его?
— Было жалко. А теперь. Знаешь, я тут купила себе билет. В Париж.
— Одна?!
— Одна, — Марина улыбнулась. — Давно мечтала. А что? Мне всего пятьдесят семь — самое время начинать жить для себя.
Впервые за долгие годы она чувствовала себя по-настоящему свободной.
А через полгода в её жизни появился Сергей — вдовец, преподаватель испанского. Они встретились на курсах, разговорились. И однажды он пригласил её в кафе.
— Знаете, Марина, — сказал он, глядя ей в глаза, — а давайте в следующий раз вместе махнем в Париж? Я как раз собираюсь туда на конференцию.
Она рассмеялась:
— Давайте. Только не в мае — в мае там слишком много туристов.
Говорят, что жизнь после пятидесяти только начинается. Марина теперь точно знает — это правда. Нужно только решиться проснуться и начать жить для себя.
А колечко за три тысячи она отдала внучке — для её кукол. Самое подходящее применение.