1940 год
– Юра, мать вареников с картошкой сделала, вот я тебе и принесла, голодный, небось, весь день в поле. И ты, Гриша, тоже поешь, тут на двоих хватит, – Надежда робко поставила на стол металлическую тарелку перед двумя друзьями.
– Ты почто, Надька, еду сюда таскаешь? Перед людьми неудобно, – нахмурился Юра. – Мы будем есть кашу вместе со всеми, а домашнее варево забери.
– Да чего ты, Юрка, – Гриша улыбнулся Наде и пододвинул тарелку, убирая сверху платок. – Надюшка зря по такой жарище на поле шла? И неужто ты не знаешь, как тетка Люба готовит? Ум съешь!
– Вот и ешь, – Юра встал и подошел к трактору, делая вид, что осматривает его, на самом деле, он просто хотел, чтобы Надя ушла.
Девушка тоскливо посмотрела на Юру, затем, проглотив ком в горле, чтобы не заплакать, обратилась к Грише:
– После работы занесешь тарелку.
– Будет сделано, – с набитым ртом ответил друг, а Надя, развернувшись, пошла обратно в деревню.
– Ушла, наконец, – ворчливо заметил Юра.
– Ты чего, Юрец? – Гриша удивленно посмотрел на друга.
– Чего, чего… Почто она таскается сюда? Люди невесть что подумают.
– Будто ты не знаешь, почто она таскается, – грустно ответил Гриша. – А как смотрит на тебя… Эх, аж завидно, что такая девчонка в тебя втрескалась.
– Вот и забирай её, а мне Надька не нужна, прилипала!
– Я бы забрал, да только она на меня лишь как на друга смотрит.. – еще печальнее ответил Григорий. – Эх, не ценишь ты своего счастья. Глазищи во! От улыбки лед тает! Красавица…
– Для меня она была всегда только другом, одноклассницей, не могу я на неё по-другому смотреть. Придумала себе любовь какую-то, глупость в голову подселила. А ты ешь, ешь, потом отнесешь тарелку, да не забудь утешить.
Гриша посмотрел на друга и покачал головой. Как странно вышло… Надя по уши втрескалась в Юру, а он, Гриша, с ума сходит от Надюши, но она не замечает ни его взглядов, ни его любви. А в открытую сказать ей о своих чувствах он робеет. Да и к чему эти признания, если все равно она в Юру влюблена?
Вечером он занес тарелку Наде. Она ходила по двору и раскидывала просо курам.
– Надька, возвращаю! – протянул он посуду. – Тёте Любе передай огромное спасибо, всё было очень вкусно.
– Я слышу!- мать Надежды вышла из дома. – На здоровье. Зайдешь?
– Нет, тётя Люба, мать ждет, я обещал в сарае прибрать.
– Ну добро, ступай, Гришенька.
Едва парень вышел со двора, как Люба накинулась на дочь.
– Вот чего ты от парня морду воротишь? Как смотрит на тебя, как смотрит! А ты, курица слепая, дальше носу своего не видишь! Юрка, Юрка! Да сдался тебе тот Юрка, который даже не смотрит на тебя!
– Ты чего, мам? – удивленно спросила Надя. – Да мы ведь с Гришкой друзья, чего ты выдумываешь? Ничего он не смотрит на меня.
– Ах, это только ты не видишь. Приглядись к парню…
– А я Юру люблю и точка! – упрямо ответила дочь. – Рано или поздно я своего добьюсь!
****
Прошла осень, следом зима, вот уж середина весны, а Юре и дела не было до её любви. И, если ранее они хотя бы дружили, то теперь парень и вовсе избегал девушку. Зато Гришка все время рядом крутился, по щенячьи преданно глядя ей в глаза.
А в мае, когда зацвели сады, случилось то, что Надя больше всего боялась – её Юра, её безответная любовь, начал гулять с Аксиньей. Увидев их, весело смеющихся в саду, Надя убежала к реке и разрыдалась. Вернувшись вечером домой, она ходила как в воду опущенная.
– Надька, через неделю в город едем, у брата твоего, Василия, именины. Поздравим, вечером погуляем по городу, а наутро домой. Развеяться тебе надобно, – заметила настроение дочери Люба.
Старший брат Надежды, Василий, жил и работал в городе, он единственный в их семье получил высшее образование, став врачом. Теперь он работал в районной больнице.
– Не поеду я никуда! – мрачно ответила Надя. – Да и как на сутки уехать? А корову доить кто будет? А курей кормить?
– Так Зойку, соседку, попрошу. Пущай надой себе и заберет, у них вечно молока не хватает.
– Нет, мама, я в другой день поеду. – Надя ушла к себе, закрыв плотно дверь, а Люба покачала головой и посмотрела на мужа.
– Ну чего ты, мать, так глядишь? – Петр усмехнулся. – Любовь несчастная у девки.
– Делать-то что, отец?
– Ничего, само пройдет. Вот коли Юрка на Аксинье женится, так мож на Гришу поглядит. Парнишка хороший, такого бы нам в зятья.
Прошла неделя, родители Надежды уехали, но все эти семь дней Надя сгорала от ревности, потому что Юра и Аксинья будто не расставались друг с другом. Она с трудом дождалась выходного дня и, едва родители переступили порог дома, тут же и Надя стала собираться. Она пойдет в соседнюю деревню, где на самой окраине в старой хибаре живет бабка Агриппина. Только глухой и слепой не знал о ней, Агриппину за глаза ведьмой называли, оттого что бабка травы и заговоры знала.
Собрав творог и молоко, Надя забила курицу. Мать вернется, она придумает что-то. Скажет, собаки загрызли, вон, соседский дружок постоянно срывается с цепи…
С тушкой курицы и с молочкой Надя пришла к Агриппине и выпросила у неё заговор на приворот и сбор трав, который следует заварить и подлить тому, о ком сердце страдает.
– Только смотри, девка – привороженные долго не живут. Подумай прежде…
– Пусть недолго, но со мной, чем долго, но с Аксиньей, – упрямо ответила девушка.
– Мое дело предупредить тебя. Не давала бы заговор, но вот уж три дня на сухарях сижу, живот от голода сводит.
Надя поблагодарила Агриппину и вышла, а старушка покачала головой. Ничего не будет парню, травки те полезные, вреда никому не принесут. А заговор.. Набор слов, никому худа от них не станет. В глазах девки такой огонь горел, такая боль, что оправдала она свое прозвище, угодила ей. А на деле.. Ну какая она, Агриппина, ведьма? Ну знает, как хвори вылечить, так что теперь, ведьмой сразу кликать? Что за народ… Вот был бы жив её сынок Алешка, так и старость другой бы была, а не в разваленной избушке. Ладно хоть люд верует, вот и таскают ей дары. А то весна на дворе, а погреба и полки пустые… Три курицы по двору бегают, да петух, но коли зарубишь, даже яиц не будет.
А Надя возвращалась домой, ломая голову над тем, как подлить отвар Юре. Он не берет еду из её рук, не обращает на нее никакого внимания, и даже дружбе пришел конец. Может, Гришку попросить помочь? Но как все объяснить?
– Надюха, привет, откуда идешь? – Гриша показался на дороге у села. На ловца и зверь бежит.
– Да вот, мать попросила сестре двоюродной в Ивановку творог отнести, – соврала Надя.
– А что, у тети Глаши своего нет?
– Корова заболела. Отстань, чего привязался?
– Надька, а давай до дому провожу? – не унимался Гриша.
– А давай! – согласилась она. Девушка еще не придумала, как попросить Гришу о помощи, поэтому ссориться с ним не стала.
Возле дома он как-то затравленно на нее смотрел, а Надя решилась.
– Гриша, я у Агриппины была, про тетку соврала, не заходила я к ней.
– Приболела ты, что ли? – удивился Гриша. – Вроде же здорова.
Он приглядывался к ней, а Надя взяла и все честно рассказала.
– Вот вы, бабы, глупый народ. Оставь Юрку, не для тебя он, поздно уже.
– Отчего поздно? – не поняла Надя. – Пока он на Аксинье не женат, я бороться за него буду.
Гриша посмотрел на нее, покачал головой и отвернулся.
– Что? Что ты от меня скрываешь?
– Может, в дом позовешь, негоже вот так на улице стоять, что люди подумают…
Надя завела друга в дом и выпытывающим взглядом посмотрела на него.
– Заявление они подали сегодня в сельсовет. В июле свадьбу играть будут. А сегодня помолвку во дворе справлять будут.
– Ты врешь… – прошептала Надя. – Они не могли так скоро.
– Я не вру. Вот увидишь, сегодня гулянка будет, меня тоже звали. Отчего так скоро, я не знаю, может, любовь у них.
Надя подошла к старому комоду в углу и достала бутыль отцовской браги. Налив себе, она большим глотком выпила слегка обжигающую жидкость.
– Ну ты даешь, Надюха! – от неожиданности Гриша даже икнул. Но девушка взяла и снова налила себе браги, затем, взяв второй стакан, наполнила его и для друга.
Мешочек с травой лежал на столе, Гриша взял его ловко и вытряхнул в окно.
– Ты что натворил? – она бросилась к окну и увидела, что все рассыпано на земле.
– Хватит, Надька. Не любит он тебя, на другой женится. Раскрой глаза, посмотри на того, кто рядом! Я люблю тебя, я ради тебя на все готов! – он подошел к ней и обнял, девушка даже не вырывалась, хмель ударил в голову. Гриша налил ей еще и себе наполнил. Выпив, он поцеловал ее, а Надя даже не сопротивлялась, злость и обида наполнили её душу.
Ту ночь они провели вместе, уснув лишь под утро. Гриша был с любимой, пропустив помолвку друга.
А проснувшись, Надя почувствовала стыд и отчаяние. Господи, что она натворила? Она не любит Гришу, он был всегда только другом для неё!
– Надя, – он нежно посмотрел на девушку.
– Гриша, – она густо покраснела, – мы не должны были. Я не люблю тебя, ты просто друг мой. Вчера… Я захмелела. Мы такую чудовищную ошибку сотворили.
– Надя, а я ни о чем не жалею, готов хоть сейчас замуж тебя взять.
– Нет, Гриша, нет, – она покачала головой. – Я не пойду за тебя замуж, потому что не люблю. Ты хороший, очень хороший, но я Юру люблю, а это ночь была ошибкой!
Парень с болью посмотрел на нее, а Надя, отвернувшись, прошептала:
– Уходи, Гриша. Уходи…И больше не приходи ко мне.
Он ушел, а Надя привела себя в порядок и ушла в поле на работу. Ей было очень стыдно смотреть всем в глаза, будто все уже обо всем знали. Но еще хуже всего было смотреть на Юру, на его любящий взор, который он обращал на Аксинью, ей было и больно и стыдно перед ним.
На следующий день, когда мать вернулась домой с работы, она с насмешкой посмотрела на девушку:
– Ну что, Надька… Профукала ты свое счастье. Уехал Гришка! Вот так. Тот, по которому ты сохнешь, на другой женится, а тот, который с ума по тебе сходил, в город сбежал, устав смотреть на то, как ты за дружком его бегаешь.
– Как уехал? – удивилась Надя. – И даже не попрощался?
– Даже не попрощался. Эх, Надька, будешь и дальше по Юрке сохнуть, вовек замуж не выйдешь.
А в июне, когда по радио объявляли страшную для страны новость, Надя сгибалась за сараем, мучаясь от тошноты. Она не была маленькой и знала, в чем причина её недуга – беременность. Она ждет ребенка от Гриши, который вот уж больше месяца в городе и в деревню нос не кажет…