— Ты здесь в роли посудомойки, — прошипел свекор, сверля Арину взглядом. — Захочу — заставлю подметать полы моими ботинками! На что ты вообще надеешься? Стоит мне шепнуть сыну — он вышвырнет тебя вместе с сопляком на улицу. Думаешь, я шучу? Могу устроить так, что твоя жизнь станет адом. Хочешь, расскажу, как ты в его отсутствие чужих мужчин в квартиру таскаешь? Утром Слава поделился «радостной» новостью: руководство компании, где он работал, пообещало сотрудникам бонусы. — Неизвестно, сколько дадут, но хоть что-то, — пробормотал он, избегая взгляда жены. — Сейчас каждая копейка на счету. Арина молча кивнула. Последние полгода они с мужем вкалывали без отдыха, пытаясь выбраться из долговой ямы. Всё началось год назад, когда Вячеслава сбила машина на перекрестке. Водитель скрылся, его нашли лишь через месяцы, а компенсацию семья так и не увидела. Деньги уходили на лечение, реабилитацию и выплаты по кредиту, который они взяли в отчаянии. Зарплаты едва хватало на еду и коммуналку. — Хоть какая-то надежда, — слабо улыбнулась Арина. — Мишке на день рождения купим тот конструктор, о котором он твердит уже полгода. Ладно, беги, а то опоздаешь. Весь день она ждала звонка, но телефон молчал. — Опять пустые обещания, — прошептала она, глядя на экран. — Сколько можно обманывать? Вечером, вернувшись с работы, Арина затеяла уборку: выскребла пригоревшую кастрюлю, оставленную сыном, приготовила картошку с котлетами. Взгляд то и дело цеплялся за часы — Слава задерживался уже на три часа. Она набрала его номер в пятый раз, но в ответ — лишь гудки. Муж появился ближе к полуночи, бледный и потухший. — Где ты пропадал? — вырвалось у Арины, едва он переступил порог. — Дела… К отцу ездил, — пробормотал Вячеслав, снимая куртку. У неё ёкнуло внутри. Каждый раз, когда речь заходила о свекре, Семёне Николаевиче, ей хотелось кричать. Безработный альфонс, десятилетиями живший за счет пенсии бабки и подачек сына, он словно пиявка высасывал из них последние силы. — Опять «тыщонку» просил? — спросила она, стиснув зубы. — И кстати, премию ты получил? — Да… но… — Слава замялся, переминаясь с ноги на ногу. Арина поняла:
сейчас прозвучит то, что перевернёт её день. И не в лучшую сторону. — Слава, хватит юлить! — Арина резко поставила чашку на стол. — Твой отец снова выдоил тебя, да? На этот раз ему рыбу ловить или новую дуру в сауне ублажать? Вячеслав потупил взгляд, вертя в руках ключи: — Машина заглохла… Мелкий ремонт, но ездить нельзя. Отец вернёт, я тебя умоляю! — Вернёт? — она горько рассмеялась. — Когда он хоть раз отдал хоть рубль? Когда ты после аварии в гипсе лежал, он даже цветка не принёс! Зато бабка на трёх автобусах приезжала. А этот… — её голос дрогнул, — здоровый лось, два метра с копейками, мог бы хоть картошку нам мешок привезти! Мы на макаронах сидим, а ты ему последнее отдаёшь! Муж начал заезженную пластинку: отец-де «жертва обстоятельств», женщины его «обдирают», таксовать мешают пробки. Арина зажмурилась — за пять лет брака она выучила этот текст наизусть. Из обещанной премии Слава отдал отцу 10 тысяч. Три дня она спала на диване, притворяясь спящей, когда он осторожно подкладывал подушку под её голову. Накануне Мишиного дня рождения Арина взяла с мужа клятву: «Никаких визитов твоего отца!». Свекровь Ольга Вячеславовна, приехавшая из Вологды, бледнела при упоминании экс-супруга. Их развод двадцать лет назад напоминал театр абсурда — Семён Николаевич явился на заседание суда с любовницей, заявив, что «жена сама виновата — перестала 36-й размер носить». Но в разгар праздника дверь захлопала — на пороге стоял свекор в растянутом свитере, пахнущий дешёвым одеколоном. — Гостинцев не брал — кризис, сами понимаете, — бросил он, целуя Ольгу в щёку. — Олечка, а ты совсем дряхлой стала! Я-то думал, в монастырь ушла — а ты, оказывается, просто стареть начала! Арина впилась ногтями в скатерть. Слава увлечённо разглядывал торт. — Мишка спит, — холодно произнесла она. — Вы, кажется, опоздали на шесть часов. — Да я мимоходом! — Семён Николаевич плюхнулся на диван. — Арина, дай поесть! И рюмашку налей — за внучка выпью. Или вы тут по-европейски — гостей голодными гоняете? Он ушёл через час, прихватив контейнер с остатками салата и выпросив у сына «всего тысячу на бензин». Когда Слава достал кошелёк, Арина не выдержала: — Три пятихатки? Ты же обещал! — её голос взлетел до визга. — Мы Мишке новый рюкзак три месяца откладывали! Свекор усмехнулся, засовывая купюры в карман джинсов: — Невестка, не кипятись. Мальчику спорт важнее сумок. Да и тебе полезно — живот подтянешь. — Доколе это будет продолжаться? — Арина встала между мужем и свекром, сжимая кулаки. — Вы словно пиявка присосались к его доброте! Мы едва сводим концы с концами, а вы десять тысяч вытянули — нам пришлось занять на кредит у соседей! Семён Николаевич медленно поднял глаза от телефона, словно заметил её только сейчас: — Ты вообще кто, чтобы указывать? — прошипел он, разглядывая её с ног до головы. — Не тебе решать, как сыну помогать отцу. Не нравится? Иди на три работы — мой Слава не твой спонсор.
Он швырнул на стол ключи от машины и вышел, хлопнув дверью так, что задрожали стаканы на полке. Вечером гостиную накрыла буря. Свекровь Ольга, до этого молчавшая у окна, не выдержала: — Сынок, он же тебя до могилы доведёт! — её голос дрожал. — Помнишь, как в шестом классе он твои кроссовки продал, чтобы в бар с друзьями сходить? Слава закрыл лицо руками: — Он же… он просто не умеет по-другому, — пробормотал он в ладони. — Если я откажу, он ночевать будет в подъезде. — Пусть попробует! — Арина хлопнула ладонью по столу. — Может, тогда научится зарабатывать! Семён Николаевич действительно пытался — ровно три дня. После ухода Гали он развозил продукты на своей видавшей виды «Ладе», но 80% заработка уходило на бензин. Когда сожительница потребовала «или работа, или чемодан», он гордо заявил: — В мои годы менять жизнь? — фыркнул он, затягиваясь сигаретой. — Ты бы лучше борщ сварила, а не умничала. Его выгнали с сумкой, где лежали две пары носков и фото сына из детсада. У бабушкиной двери он простоял два часа, умоляя впустить его. Георгина Тимофеевна, открыв цепочку, бросила в лицо: — В сорок лет на шее у матери сидеть — позор! Иди к тем дурам, которых ты обирал! Ночь в машине превратилась в кошмар: сиденье вдавливалось в рёбра, а через приоткрытое окно завывал ветер. К утру он набрал сыну, разыгрывая спектакль: — Сынок, я… я даже зубную щётку потерял, — всхлипывал он в трубку. — Пусть Ариша хоть ванну мне разрешит принять… Слава, не слушая жены, уже набирал номер такси: — Пап, езжай сразу. Место найдём. Арина, схватив его за рукав, закричала: — Ты в своём уме? — её ноготь впился в ткань его рубашки. — Мишка спит за тонкой перегородкой, мы сами как селёдки в банке! Он сожрёт наши последние запасы, будет хамить, а ты… — она резко оборвала фразу, увидев его покрасневшие глаза. — Три дня, говоришь? — Арина сжала виски, будто пытаясь остановить надвигающуюся мигрень. — Через неделю он будет спать в нашей кровати, а мы с Мишкой — ютиться на балконе! Ты хоть раз видел, чтобы он слово сдержал? Слава нервно теребил край свитера, избегая её взгляда: — Папа… он ведь совсем один. Представь, если бы это был мой брат… — Брат?! — она фыркнула. — У твоего отца даже кактус не выживет — сразу сбежит! Семён Николаевич ввалился в квартиру с чемоданом, пахнущим табачным перегаром.
Его «временное пребывание» растянулось на 22 дня. Он обосновался в гостиной, превратив диван в подобие медвежьей берлоги — с крошками на подушках и пятнами пива на обивке. Каждое утро Арина находила новые «сюрпризы»: носки под телевизором, окурки в цветочных горшках, лужицы кофе на книжных полках. — Может, сходишь в магазин? — осторожно предложила она как-то утром. — Ты с ума сошла? — свёкор швырнул пульт в стену. — Я в твоём возрасте двух работ не боялся! Его единственный вклад в быт — требование «Баварского» к ужину и привычка включать ток-шоу на полную громкость во время детского сна. Взрыв случился в дождливый четверг. Школьная медсестра позвонила в обед: Мишка бредил с температурой 39. Арина, срывая голос, уговорила начальницу отпустить её раньше. Дверь квартиры оказалась заблокирована изнутри. — Откройте! — она била кулаком в древесину, чувствуя, как дрожит прислонившийся к ней сын. — У ребёнка жар! Щель приоткрылась, высветив заплывшее лицо свёкра: — Прогуляйтесь до парка! У меня тут… переговоры. Арина плечом вдавила дверь, ворвавшись в прихожую. Воздух пропитал сладковатый запах дешёвых духов, смешанный с перегаром. Из ванной донесся женский смех. — Люся, не пугайся! — Семён Николаевич попытался перегородить путь, но Арина уже рванула к двери с рисунком уток. В перекошенной пене лежала женщина с сизыми волосами, курящая через окно. — Сёма, это что за цирк? — она лениво прикрыла грудь мочалкой. — Вон! — Арина выдернула пробку из слива, наблюдая, как вода уносит пену клочьями. — И свою акулу забери! — кивнула на свёкра. — Ты… ты сумасшедшая! — захлебнулся Семён Николаевич, пока «Люся» натягивала мокрое платье. — Славка тебе шею намылит! Но когда вернулся Слава, всё решилось иначе. Увидев синий треугольник подмышкой у сына и разбитую фоторамку с их свадебным фото, он молча достал из шкафа рюкзак отца. — Пап… — он бросил сумку на пол у лифта. — Если появишься в радиусе километра — вызову полицию.