— Ну раз ты меня не слушаешь, то и квартиры тебе не видать!
Резкий голос Маргариты Павловны прорезал тишину гостиной, заставив всех присутствующих замереть. На кухне запахло подгоревшими котлетами — внучка Лена, растерянная и обиженная, стояла у плиты, не в силах поверить, что из-за выбора обоев она только что потеряла обещанную квартиру.
В комнате повисла тяжёлая тишина, нарушаемая лишь мерным тиканьем настенных часов. Эта фраза будто обрушила целую стену между ними, стену, которую строили годами из любви, заботы и взаимного уважения. Теперь от неё остались только обломки.
***
Маргарита Павловна Кузнецова была женщиной старой закалки. Тридцать лет она проработала начальником отдела снабжения на крупном заводе, где её побаивались даже директора. Строгая, энергичная, привыкшая, чтобы всё было «по регламенту» и «согласно инструкции», она умела добиваться своего любыми способами.
Но после выхода на пенсию в семьдесят восемь лет жизнь её словно обесценилась: не стало ни коллег, ни совещаний, ни подчинённых, которым можно было указывать, что и как делать.
Первое время Маргарита Павловна ещё держалась — пекла пироги по воскресеньям, перебирала старые фотографии, даже затеяла ремонт на кухне и сама переклеила обои. Но вскоре тоска и скука стали медленно, но верно превращаться в раздражение.
— Ну что это за суп, Ира? Опять пересолила! — сердито бросала она, едва дочка ставила тарелку на стол.
— Мам, я по рецепту делала…
— По рецепту, по рецепту… У тебя всё по рецепту, только вкус куда-то делся!
Её раздражали мелочи — пыль на шкафу, чашка не там стоит, Лена поздно возвращается домой.
— Опять пришла за полночь! — встречала внучку с прищуром. — Серьёзная девушка, а всё как школьница.
— У меня проект сдавать, бабушка, я на работе была!
— Ага, «на работе»! Я в твои годы уже замужем была и с ребёнком на руках, а ты всё чертишь свои картинки.
Дочь, Ирина Михайловна, работавшая учительницей начальных классов, терпела материнские наезды молча. За годы она научилась пропускать мимо ушей бесконечные замечания и советы. Только иногда позволяла себе тихо вздохнуть:
— Мам, ну пожалуйста, не начинай с утра…
Зять, Виктор Сергеевич, тихий инженер-электрик, при первых признаках грозы предпочитал сбегать в гараж, где мог часами возиться со старенькими «Жигулями».
— Куда это ты опять? — строго спрашивала Маргарита Павловна, замечая его попытку выйти.
— Да… лампочку надо поменять, а то контакты отходят, — невнятно бормотал он, уже натягивая куртку.
— Вот уж действительно — мужик в доме, а всё крутит свои лампочки!
Внучка Лена была единственной, кто ещё пытался спорить с бабушкой. После университета она устроилась в небольшую архитектурную студию, где быстро зарекомендовала себя как талантливый дизайнер. Лена жила будущим — мечтала о собственной квартире, о свадьбе с Андреем, с которым встречалась уже три года, о детях, о путешествиях.
Андрей работал программистом, был спокойным и рассудительным парнем. Маргарита Павловна поначалу одобряла выбор внучки — образованный, не пьёт, не курит, зарабатывает прилично.
— Молодец, Лена, умного нашла, не абы кого, — говорила она соседкам. — Программисты нынче в цене.
Но чем ближе они становились к свадьбе, тем больше недостатков находила в нём бабушка.
— Сидит, как тень, всё в свой телефон уткнулся, — ворчала она после каждого визита Андрея. — Ни слова не вытянешь! Мужчина должен говорить, а не молчать!
— Бабушка, он просто спокойный, не любит шум, — пыталась оправдаться Лена.
— Спокойный — это хорошо, но скучный — беда! С ним ты через год зевать начнёшь!
И чем больше Лена пыталась объяснить, тем сильнее Маргарита Павловна чувствовала: власть над внучкой ускользает.
Всё изменилось, когда у Маргариты Павловны умерла младшая сестра — баба Вера. Они не были особенно близки, виделись раз в год на семейных праздниках, но по иронии судьбы именно Маргарите Павловне досталась двухкомнатная квартира в центре города. Баба Вера была одинокой, детей не имела, и завещание составила в пользу единственной родственницы.
— Подарю Лене, — объявила Маргарита Павловна за семейным ужином. — Пусть обустраивается, всё-таки свадьба на носу.
Лена не могла поверить своему счастью. Они с Андреем уже год копили на первоначальный взнос по ипотеке, но цены росли быстрее, чем их накопления. А тут — целая квартира, пусть и требующая ремонта, но своя!
Только радость оказалась с подвохом.
***
Маргарита Павловна с головой ушла в «управление ремонтом». Она приходила в квартиру с рулеткой, чертила схемы, вызывала мастеров и часами обсуждала с ними расценки. Лена поначалу радовалась бабушкиной активности — всё-таки опыт, связи, умение торговаться.
— Плитка должна быть, как в гостинице «Метрополь», с узором! — заявляла Маргарита Павловна, показывая фотографию из старого журнала.
— Бабушка, сейчас делают по-другому, минимализм в моде, светлые тона, простые линии…
— Минимализм — это когда денег нет, Лена! А у нас есть возможность сделать красиво!
Вот только «возможность» означала вовсе не бабушкины средства.
Оплачивали всё Лена с Андреем — и плитку, и сантехнику, и двери. Бабушка же брала на себя исключительно командование процессом. Она считала, что её участие само по себе — вклад не меньший, чем деньги.
— Лена, ты не смотри на цены, главное — качество, — рассуждала Маргарита Павловна, выбирая люстру стоимостью в половину их месячной зарплаты.
— Бабушка, мы же сами платим, нам бы в бюджет уложиться…
— Вот поэтому у вас и нет вкуса, что всё в копейку считаете! Красота требует вложений!
Поначалу внучка смеялась, потом начала уставать от бесконечных споров, потом — откровенно раздражаться. Каждый выбор превращался в битву: обои, ламинат, сантехника, даже дверные ручки становились поводом для конфликта.
Андрей старался держаться в стороне, быть вежливым и дипломатичным. Но однажды не выдержал, когда Маргарита Павловна в очередной раз раскритиковала их выбор кухонного гарнитура:
— Маргарита Павловна, мы же будем жить там, а не вы. Нам должно быть удобно.
— Молодой человек, — холодно ответила она, — пока что это моя квартира. И я решаю, каким будет ремонт.
С тех пор между ними начался холод. Маргарита Павловна демонстративно игнорировала Андрея, а он старался реже появляться на семейных ужинах.
Лена оказалась между двух огней. В ней боролись любовь к бабушке и усталость от её деспотизма, благодарность за щедрый подарок и раздражение от постоянного контроля. Она пыталась найти компромиссы, но с каждым днём это становилось всё труднее.
— Может, бабушка права? — спрашивала она у матери. — Может, мы действительно не понимаем, как лучше?
— Леночка, — вздыхала Ирина Михайловна, — твоя бабушка всю жизнь командовала. Она не умеет по-другому. Потерпи, скоро квартира будет твоей.
Но терпение таяло с каждым днём. В какой-то момент Лена впервые подумала, что лучше бы этой квартиры вовсе не было. Лучше бы они продолжали снимать однокомнатную на окраине, но жить своей жизнью, принимать собственные решения, делать собственные ошибки.
***
Решающий разговор случился на очередном семейном ужине. Маргарита Павловна пришла с папкой документов и торжественно положила её на стол.
— Я тут подумала и решила, — начала она, — что квартиру оформлю на Лену… но после моей смерти. Пока я жива, распоряжаться ею буду я. Так будет правильнее.
Все замерли. Лена побледнела, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
— То есть… — её голос дрожал, — мы будем делать ремонт в квартире, а жить там только с твоего разрешения?
— Разумеется. Я не хочу, чтобы вы всё испортили. И потом, мало ли что — вдруг вы с Андреем разойдётесь? А квартира уже будет на тебе. Нет, так надёжнее.
— Мама, но ты же обещала подарить! — вмешалась Ирина Михайловна.
— Обещала и дарю! Но по-своему, с умом!
Андрей молча встал из-за стола и вышел. За ним потянулся Виктор Сергеевич, бормоча что-то про гараж. Маргарита Павловна осталась сидеть за столом с дочерью и внучкой.
— Бабушка, но это же… это несправедливо! Мы планировали, мечтали…
— Мечтать не вредно! А квартиру ещё заслужить надо!
Лена смотрела на бабушку, не веря в происходящее.
— Мама, ты перегибаешь палку, — тихо сказала Ирина Михайловна.
— Я знаю, что делаю! Нечего их баловать!
Маргарита Павловна обиделась, хлопнула дверью и ушла домой. А Лена сидела на кухне, чувствуя себя одновременно виноватой и глубоко униженной. Словно её превратили в маленькую девочку, которая должна заслуживать конфетку хорошим поведением.
На следующий день Маргарита Павловна позвонила рано утром. Лена надеялась, что бабушка одумалась, извинится, скажет, что погорячилась. Но вместо этого услышала:
— Раз ты меня не слушаешь и не ценишь то, что я для тебя делаю, то квартиры тебе не будет! Завтра же переоформлю завещание!
***
Несколько дней Лена ходила как в тумане. На работе не могла сосредоточиться, дома избегала разговоров о случившемся. Андрей пытался её поддержать, но она чувствовала — он тоже обижен и разочарован.
— Может, попробуешь поговорить с ней ещё раз? — предлагала мама.
— О чём говорить? Она всё решила.
Родители предлагали свою помощь с ипотекой, но Лена понимала — им самим едва хватает до зарплаты. Весь мир словно рухнул. Мечты о свадьбе, о детях, о счастливой жизни в собственной квартире — всё разлетелось в прах из-за бабушкиного упрямства.
Но однажды вечером, возвращаясь с работы, она специально свернула на ту улицу, где находилась квартира бабы Веры — та самая, где они мечтали жить. В окнах второго этажа было темно.
Лена остановилась и долго смотрела на эти окна. И вдруг почувствовала странную лёгкость. Словно тяжёлый камень свалился с души.
«Это больше не про квартиру, — подумала она. — Это про свободу. Про право жить своей жизнью, делать свой выбор, совершать свои ошибки».
Она вспомнила, как они с Андреем листали каталоги мебели, спорили о цвете штор, мечтали о том, как обустроят детскую. И поняла — счастье было не в квартире, а в этих мечтах, в их общих планах, в возможности строить жизнь вместе.
Дома она сказала Андрею:
— Знаешь что? Давай сами накопим и купим своё. Без чужих условий, без унижений, без необходимости заслуживать. Пусть это будет однушка на окраине, пусть в ипотеку на двадцать лет, но это будет наше.
Он обнял её, впервые за долгое время искренне улыбнувшись:
— Я тоже так думаю. Мы справимся.
***
Маргарита Павловна не разговаривала с внучкой почти месяц. Ирина Михайловна пыталась их помирить, но безуспешно. Обе были упрямы, обе считали себя правыми.
Потом Маргарита Павловна позвонила, будто ничего не случилось, и пригласила «на чай». Голос её звучал устало, словно эта ссора вытянула из неё все силы.
Лена пришла. Они сидели на кухне, пили чай с бабушкиными пирожками, разговаривали о погоде, о работе, о чём угодно, только не о квартире. Разговор был осторожный, с долгими паузами, словно обе боялись снова поссориться.
— Я, наверное, чересчур вмешивалась, — вдруг сказала Маргарита Павловна, глядя в чашку. — Просто… скучно стало. Никому не нужна старуха.
— Бабушка, ты нам очень нужна, — Лена взяла её морщинистую руку. — Просто нам тоже нужно жить своей жизнью.
— Квартиру я продала, — буднично сообщила бабушка. — Деньги на книжке, твоё приданое. Когда замуж пойдёшь — отдам на первый взнос.
Лена поняла, что это бабушкин способ признать свою неправоту и одновременно сохранить лицо. Она не стала спорить, просто обняла бабушку.
***
Через год Лена и Андрей сыграли скромную свадьбу. Маргарита Павловна сидела в первом ряду, гордая и счастливая. После церемонии подошла к молодым и вручила конверт:
— Это вам на квартиру. И не спорьте — бабушка плохого не посоветует.
Они купили двухкомнатную квартиру в новостройке. Не в центре, как мечтали, но своя. Ремонт делали сами, спорили об обоях, ругались из-за расположения розеток, мирились на кухне.
Маргарита Павловна приходила в гости, приносила пироги, давала советы. Но теперь это были именно советы, а не приказы. Она научилась отпускать, а Лена — принимать бабушкину любовь такой, какая она есть, — властной, требовательной, но искренней.
Иногда, сидя на своей кухне с видом на двор, Лена думала о той квартире в центре. Могла ли всё сложиться иначе? Возможно. Но тогда она не узнала бы, что такое настоящая свобода — свобода выбирать свою жизнь, даже если этот выбор труднее и дольше.
А Маргарита Павловна нашла себе новое занятие — стала председателем товарищества собственников своего дома. Теперь у неё снова были подчинённые, планы, отчёты. И внучка, которая приходила на чай каждое воскресенье — не по обязанности, а по любви.