Осень в этом году пришла рано — холодная, противная, с дождём, который будто нарочно лез под воротник. Людмила шла по двору с букетом роз, завернутым в целлофан, и мысленно считала шаги до подъезда. Сколько раз она уже сюда заходила с улыбкой и надеждой, а выходила с чувством, будто по ней проехали катком. День рождения Тамары Ивановны — её свекрови — был обязательным семейным ритуалом. Пропусти — и тебе припомнят это до пенсии.
Дверь открыл Валерий, её муж, уже с натянутой улыбкой.
— Люд, быстрее, мама ждёт. Только не дуйся, ладно? — Он потёр нос, как всегда, когда нервничал.
— Я не дуюсь, — тихо ответила она. — Просто знаю, чем закончится вечер.
Он промолчал, сделал вид, что не услышал.
В квартире пахло духами свекрови — густыми, старомодными, будто из советских запасов. На столе уже стояли нарезки, салаты и огромный торт, весь усыпанный розовыми розочками из крема. За столом сидели Оксана — сестра Валерия, дядя Гриша с тётей Ниной, и ещё пара каких-то дальних родственников, которых Людмила видела только по праздникам.
— Людочка! — пропела Тамара Ивановна, встречая невестку на пороге гостиной. — Проходи, не стесняйся. Мы тут уже чуть без тебя не начали.
Её улыбка была холоднее, чем ветер с улицы.
— Спасибо, — коротко кивнула Людмила и поставила букет на стол.
— Ой, розы! — всплеснула руками тётя Нина. — Как красиво. Наверное, дорогие?
— Обычные, из «Пятёрочки», — ответила Люда спокойно.
— Ну да, — усмехнулась Оксана. — Я бы тоже не стала на цветы тратиться, когда зарплата копейки.
Людмила сделала вид, что не услышала. Она села рядом с Валерием, взяла вилку и молча уткнулась в салат.
— А вот и наша хозяйственная невесточка, — с фальшивым одобрением произнесла свекровь. — Всё сама, без помощи, да? Валера, гляди, какая у тебя жена — скромная. Даже слишком.
— Мам, — тихо начал Валерий, но мать уже не слушала.
— Людмила, а серьги у тебя красивые, — заметила Оксана, с прищуром глядя на золотые колечки. — Это Валера подарил или откуда?
— От мамы достались.
— А-а-а, — протянула Оксана с ухмылкой. — Ну хоть что-то досталось.
Людмила не подняла глаз. Эти разговоры повторялись каждый праздник, как заезженная пластинка. «Скромная, бедная, не из нашего круга» — они будто наслаждались тем, что могли ткнуть её в нищету.
— А вы всё ещё снимаете квартиру? — вмешался дядя Гриша. — Молодёжь нынче пошла какая-то… непрактичная. Вон у нас в соседнем доме парень с девушкой ипотеку взяли, и ничего, живут, как люди.
— Мы копим, — отрезал Валерий.
— Копим, копим… — протянула свекровь. — Три года уже копим, а толку ноль.
Людмила почувствовала, как в груди поднимается знакомая тяжесть. Хотелось просто встать и уйти.
— А знаешь, Люда, — сказала вдруг Тамара Ивановна, наливая себе вина, — я ведь Валерке не раз говорила: выбирай не по любви, а по уму. Умная женщина — это не та, что на работу бегает, а та, что дом удержит, порядок наведёт, мужа к успеху подтолкнёт.
— Мам, хватит, — нахмурился Валерий.
— Что хватит? Я только правду говорю.
— А правду, — спокойно ответила Людмила, — можно говорить разными словами.
— Ой, какая у нас чувствительная! — громко рассмеялась тётя Нина. — Молодая ещё, не понимает, что родня — это навсегда.
— Навсегда — это когда уважение есть, — тихо сказала Людмила, но никто не услышал.
Разговор перешёл на соседей, потом на чужие семьи, где всё «лучше, богаче и умнее». Люда сидела, глядя в тарелку, и думала, что даже если бы она принесла им чемодан денег, всё равно осталась бы чужой.
Когда Тамара Ивановна начала хвастаться, что «у Светки Морозовой муж директор, дом купили и внедорожник новый взяли», Людмила просто не выдержала.
— Извините, я выйду на минуту, — сказала она, поднимаясь.
На лестничной площадке пахло мокрым бетоном. Она встала у окна, прислонилась к холодному подоконнику и глубоко вздохнула.
— Люд, — позвал Валерий, выходя следом. — Ну чего ты опять? Мама просто…
— Просто что? — перебила она. — Просто унижает меня при всех?
— Не унижает, — он потёр виски. — Просто волнуется, переживает.
— Переживает, что сын не женился на дочке бизнесмена? — усмехнулась она. — Валера, три года — три года я терплю это. А ты хоть раз встал на мою сторону?
Он отвёл взгляд.
— Вернёмся, ладно? Мама обидится.
— Конечно, обидится, — прошептала Людмила. — Это же главное — не расстраивать маму.
Когда они вернулись, разговор уже шёл о детях. Тамара Ивановна многозначительно вздохнула:
— Ну хоть бы внуков дождаться, а то всё карьера, карьера.
Людмила молча доела кусок торта и решила, что в следующий раз приду только на похороны.
Через неделю всё перевернулось.
Телефон зазвонил в обед, когда Людмила сидела на работе и забивала накладные в базу. На экране — «Мама».
— Людочка, — голос был дрожащий. — Бабушка… сегодня утром. Во сне. Сердце.
Мир будто провалился под ноги.
— Как… как это?
— Соседка зашла, нашла. Врач сказал — без мучений.
Людмила долго молчала, глядя на мигающий курсор на мониторе. Потом услышала тихий вздох матери:
— Доченька, она оставила тебе квартиру. Завещание. На тебя.
— Что?..
— Трёхкомнатная. Всё твоё, Людочка. Мы с отцом решили — ремонт оплатим сами. Это подарок.
Когда разговор закончился, Людмила ещё долго сидела неподвижно. На душе было странно — боль и облегчение одновременно. Потеря и спасение в одном флаконе.
Вечером она рассказала всё Валерию.
— Представляешь, у нас теперь будет своя квартира. Настоящая.
Он улыбнулся, обнял её.
— Жаль бабушку, конечно… Но теперь хоть перестанем снимать.
На следующее утро позвонила Тамара Ивановна.
— Соболезную, Людочка, — произнесла скорбно. — А квартира-то где находится?
— На Черёмушках.
— Хорошее место. И трёшка, да? Значит, места хватит всем.
— Всем — это кому, простите?
— Да так, думаю, Оксане временно пожить негде. Могла бы к вам перебраться, пока что.
— Мы с Валерой хотим пожить вдвоём, — спокойно ответила Людмила.
— Вот уж не думала, что ты жадная. Семья должна помогать друг другу.
— Квартира оформлена на меня, Тамара Ивановна. Решать буду я.
— Ах, ну да, конечно. Но не забывай, что Валера твой муж, значит, всё общее.
Людмила сжала трубку. В голосе свекрови звучало то самое притворное участие, под которым всегда прятался расчет.
И она впервые за долгое время подумала:
«А ведь, может, мне и правда пора защищать своё?»
Через пару дней звонки начались один за другим.
Сначала Оксана:
— Люд, ты же знаешь, я с Валерой не поссорюсь из-за пустяков. Просто мне тяжело одной комнату снимать, может, я пока к вам переберусь?
— Нет, Оксан. Квартира — не общежитие.
— Да ладно, ты что, серьёзно? Три комнаты! Семья должна помогать!
Потом дядя Гриша, потом какая-то тётя Елена с «бедным сыном-студентом». У всех одно и то же — «временно, только на пару недель».
К концу недели Людмила перестала брать трубку.
Прошло две недели. Людмила как раз возвращалась с работы — усталая, с сумками, в осеннем пальто, насквозь промокшая под моросящим дождём. В лифте зеркало отражало усталое лицо и мокрые волосы, прилипшие к щекам.
Она впервые за много лет чувствовала себя чуть-чуть счастливой: новая квартира, свои стены, тишина, порядок, чистый пол, где никто не роняет крошки и не комментирует её «простенькую посуду».
Но, как оказалось, счастье у неё длилось ровно две недели.
Когда она открыла дверь, её встретил запах чужого жареного лука и звуки телевизора. На вешалке висели две незнакомые куртки, под полкой стояли мужские ботинки 46-го размера.
— Эй, кто здесь? — крикнула Люда, чувствуя, как сердце ушло в пятки.
Из кухни вышла женщина в халате — Елена Петровна, та самая тётя Валерия, которая недавно «вежливо» просила уголок для сына. За ней — муж, Сергей Николаевич, пузатый и лоснящийся, с кружкой чая.
— О, Людочка! — радостно произнесла Елена Петровна, будто встречала дорогую родственницу, а не хозяйку квартиры. — Не пугайся, мы тут временно.
— Временно? — Людмила уставилась на неё. — Что вы вообще здесь делаете?
— Валера дал ключи, — спокойно ответил Сергей Николаевич, — сказал, ты не против.
— Что?
Она выронила сумку, и с пола разлетелись яблоки.
Из спальни вынырнул их сын — долговязый студент в трениках, с наушниками на шее.
— Привет, Людмила. Я там твоё одеяло взял, не против? У меня своё в общежитии осталось.
— Да ты издеваешься, — тихо прошептала Люда. — Где Валерий?
Словно по заказу, дверь за её спиной открылась — вошёл он, с пакетами из супермаркета, будто ничего не произошло.
— Люд, ну не начинай, — сразу сказал он, даже не глядя ей в глаза. — Они ненадолго.
— Ты дал ключи от моей квартиры без моего ведома? — Людмила подошла ближе, чувствуя, как от гнева дрожат руки.
— Нашей квартиры, — тихо поправил он.
— Нет, Валерий, моей. Завещание на меня, если ты вдруг забыл.
Елена Петровна сложила руки на груди:
— Вот так теперь общаются с роднёй, да? Только в квартиру заехала — сразу хозяйкой заделалась.
— А я кто, по-твоему, уборщица? — вскипела Люда. — Вы не имели права сюда заходить!
— Девочка, не повышай голос, — сказал Сергей Николаевич. — Мы люди взрослые, без твоих истерик обойдёмся.
— Без моих истерик? Вы залезли в мой дом, растащили вещи, постелили свои тряпки на моей кровати — и мне ещё нельзя повышать голос?!
Валерий поставил пакеты на пол, устало провёл рукой по лицу.
— Люд, ну зачем ты опять всё усложняешь? Они просто пока жильё ищут. Неделя — и съедут.
— А ты со мной посоветовался, прежде чем их сюда пустить?
— Это мои родственники.
— А я кто тебе? — тихо, но с таким металлом в голосе, что даже Елена Петровна отпрянула. — Ты три года смотришь, как они меня унижают, а теперь ещё и дом мой им сдаёшь под себя!
— Не драматизируй.
— Не драматизируй?! — Люда громко рассмеялась, почти истерично. — Да ты хоть представляешь, как это выглядит?
Сергей Николаевич вмешался, усаживаясь на диван, словно у себя дома:
— Мы же взрослые люди, Людмила. Никто у тебя ничего не отбирает. Ты слишком остро реагируешь.
— Осторожно, — процедила она, — вы сейчас узнаете, как я реагирую, когда меня обманывают.
Она подошла к спальне. Постель смята, на комоде — чужие туалетные принадлежности. На кухне — их кастрюли, их полотенца. Даже холодильник забит продуктами, которых она не покупала.
Люда вернулась в гостиную, посмотрела прямо на Валерия.
— Они собираются сейчас. Немедленно.
— Люд, ну пожалуйста…
— Валера. Сейчас.
Тот стоял, как школьник на линейке. Сзади Елена Петровна тихо бубнила:
— Вот и показывается истинное лицо. Мы-то думали, скромная, воспитанная, а она хамка.
— Я хамка? — Людмила резко повернулась. — Вы три года гнобили меня при каждом застолье, а теперь в мою квартиру залезли, как к себе! Вам не стыдно вообще?
— Стыдно должно быть тебе, — вмешался Сергей Николаевич. — К родным вот так относиться… Позор.
— Позор — это когда муж предаёт жену, — ответила она спокойно. — А сейчас я просто ставлю точку.
Она открыла дверь настежь.
— Вон. Все. И ты тоже, Валерий.
— Люда, не делай глупостей, — он шагнул к ней. — Это всё можно решить спокойно.
— Нет, Валера. Спокойно уже не получится.
Муж замер, потом потупился. Елена Петровна театрально вздохнула:
— Ну вот, довела человека. Весь в мать — слабак.
— Собирайте свои вещи, — сказала Людмила уже хриплым голосом. — И выметайтесь, пока я полицию не вызвала.
Сергей Николаевич буркнул что-то про «неблагодарных выскочек» и пошёл в спальню собирать сумки. Елена громко вздыхала, комментируя каждое движение:
— Вот молодёжь пошла… никакого уважения… ни стыда, ни совести…
Валерий стоял на месте, будто прирос к полу. Людмила смотрела на него — и понимала, что в этом молчании, в его опущенных глазах, вся их жизнь.
— Забирай свои вещи, — сказала она тихо. — Иди к маме.
— Ты что, серьёзно?
— Абсолютно. Завтра подам на развод.
Он шагнул к ней, но она отступила.
— Не трогай. Просто иди.
Когда дверь захлопнулась за последним чемоданом, наступила тишина. Настоящая — плотная, звенящая. Людмила стояла в центре комнаты, в окружении хаоса — смятых простыней, опрокинутых подушек, запаха чужих духов.
Телефон зазвонил почти сразу.
Сначала — свекровь. Потом Оксана. Потом снова свекровь.
Людмила выключила звук и села на диван.
Глаза горели, но не от слёз. От злости. От облегчения.
Она наконец осознала: все эти годы жила не с мужем, а с его семьёй, с их вечным контролем, осуждением, подколками. И всё время пыталась доказать им, что она «достаточно хорошая».
А сейчас — впервые — не нужно было ничего доказывать.
На кухне тикали часы. Людмила встала, открыла окно — прохладный октябрьский воздух ударил в лицо.
Город жил своей жизнью. Машины сигналили, где-то за стеной сосед включил чайник.
А у неё началась новая жизнь. Без унижений, без фальшивых улыбок и бесконечных «родственных советов».
Она наложила себе чай, достала блокнот и начала писать список:
«Снять копии документов. Позвонить юристу. Подать на развод. Купить новую дверь».
За окном моросил дождь, но в квартире было тихо и спокойно.
Людмила впервые за три года чувствовала себя невесткой, не женой, не чужой.
А просто собой.
Финал.